Биос
Шрифт:
Встревоженный, Вебер приподнялся и сел.
А это что за звук, приглушённое постукивание? Вебер узнал его по запускам шаттла с ОСИ, хотя никогда раньше не слышал непосредственно: шум механизма, раскрывающего огромный воздушный шлюз ангара.
Давление скачком упало, уши взорвались дикой болью. Вебер открыл рот, и воздух вырвался из него невольным выдохом, который, казалось, не закончится никогда. Хотелось закричать, но лёгкие обрушились, словно пробитые воздушные шарики.
Вокруг замерцали огни. Вебер видел тела, пытающиеся сопротивляться потоку, уносящему их в открытый
20
Капли от вчерашнего дождя стекали с навеса деревьев, делая тропу илистой и скользкой. В грузном скафандре биозащиты Тэм Хайс двигался как можно осторожнее. Он приспособился к чавкающему звуку своих шагов по гниющей биомассе, ровному гудению сервоприводов. На удивление, эти звуки навевали спокойствие.
За весь долгий день он ни разу не поговорил с Ямбуку, хотя шлем периодически высвечивал текстовые оповещения. Молчание странным образом утешало. Так что вместо разговоров он рутинно выполнял неторопливую и методичную работу по выбору направления, собственно ходьбе, мониторингу аппаратуры. До наступления ночи Хайс хотел добраться до реки Коппер, а ещё лучше — пересечь её. При необходимости он сможет поспать прямо в скафандре — просто остановит приводы в нужном положении и позволит гелевой набивке приспособиться к его весу. Но будет лучше, если он продолжит двигаться. Насчёт скафандра биозащиты Дитер, разумеется, был прав на все сто: Хайс не смел на него полагаться. Рано или поздно скафандр непременно откажет, будь то в какой-то мелочи, или же системно, катастрофически.
Тем не менее, сколько он ни пытался подобрать нужный темп, ходьба всё равно оставалась непростой задачей. С него ручьями лил пот; некоторую его часть поглощали системы рециркуляции скафандра, но большая часть раздражала кожу, запертая между телом Хайса и прохладной гелевой прослойкой. Хайс внимательно смотрел под ноги, избегая тех мест, где грязь казалась угрожающе глубокой. В лужицах стёкшей с листьев воды отражалось небо, в пенистой воде поблёскивали лучики солнца.
И время от времени он снова и снова задавал себе вопрос: что он здесь делает?
Разумеется, он пытается разыскать Зою, ведь она ему небезразлична. Девушка была хрупкой, но крайне напористой — в какой-то миг ему в голову даже пришло сравнение её с побегом папоротника, пробивающимся через слой ядовитого вулканического пепла. Зою подвергли жестокому обращению, от которого умерли четверо её сестёр-клонов, и она выжила; она выбралась на Исис из своего плена. Точно так же, как Хайс проследовал на Исис, бесконечно далёкую от его семьи и клана.
Нас обоих соблазнили, подумал Хайс.
Интересно, прилетела бы сюда Зоя с такой же готовностью, зная, что она не более чем машина для полевых испытаний новых технологий Трестов? Помоги нам бог, подумал Хайс — могла и прилететь; но Тресты не предоставили ей выбора. Ложь в многослойной обёртке из лжи, тот или иной грешок найдётся у каждого; знания получают и держат при себе, потому что знания — сила. Это путь Земли.
И я здесь, подумал Хайс, в этой тихой токсичной глуши, для того, чтобы её спасти… Но признай же правду — спасти и себя тоже!
Во лжи есть маленький жуткий нюанс: она становится привычкой, а потом и рефлексом, таким же как моргание или опорожнение кишечника. Ложь — болезнь землян, говаривала мать. Спокойная и холодная представительница клана Айс-Уокер, сыгравшая пышную свадьбу с отцом Хайса. В другое столетие она бы стала квакером.
Хайс стремился к звёздам, но он подхватил и болезнь землян: страсть к сокрытию неуютных истин.
Он лгал Зое. Пожалуй, не так вопиюще, как это делал Авриона Теофилуса — но Хайс потворствовал его лжи.
Так что он здесь для того, чтобы спасти Зою — но также и затем, чтобы спасти жалкие останки своей невинности. За это очки не полагаются.
До реки Хайс добрался на закате. Небо было чистым, изменяя цветовую гамму вплоть до индиго. В зените появилась луна.
От недавних дождей река Коппер разлилась. Вода перехлёстывала через грубый мост, возведённый роботами. Хайс шагнул на хрупкие деревяшки и почувствовал, как они раскачиваются от его веса. Если мост обрушится, тяжесть скафандра не позволит ему выбраться из-под бегущей воды.
Хайс включил фонарь шлема и медленно двинулся вперёд, не отводя глаз от перехлёстывающей через ботинки воды с красным закатным оттенком, с проблесками маслянистых останков разлагающихся растений. Сервоприводы силились удержать его равновесие. По левую руку от Хайса в потоке воды подрагивало отражение луны, напоминающей закрытый глаз. Хайс представил себе глаза Зои, в которых застыл шок от потери тимостата. Глаза новорождённого — широко распахнутые, но смотрящие настороженно. Сознающие, наконец, ту цену, которую Зое пришлось заплатить за сохранение психики.
Хайс вспомнил свои ощущения, когда она была под ним и кричала от, скорее всего, первого оргазма, который она с кем-либо разделила. Её тело трепетало, как этот мостик. Потом Хайс чувствовал себя слегка пристыженным, словно воспользовался ею, силком вынув её сердце из многослойной защитной мембраны.
Хайс с трудом выбрался на противоположный берег Коппер. Ботинки покрыла липкая грязь. Небо потемнело, лес превратился в чёрный коридор. Вдоль берега лежали упавшие стволы деревьев. Справа от себя Хайс увидел какого-то небольшого зверька, который помедлил в свете нашлемного фонаря, а затем торопливо скрылся в зарослях подлеска.
Углубившись на несколько метров в лес и оказавшись в замкнутом пространстве, вырезаемом из темноты светом фонарика, Хайс услышал в рации потрескивание, которое тут же стихло. Это не было бы необычно, не запрограммируй он скафандр на то, чтобы отсекать все сообщения, кроме поступающих на стандартной или резервной частотах Зои. Вымотанный, Хайс не сразу сообразил, что этого-то он и ждал.
Судя по всему, её сигнал был слаб. Скорее всего, его что-то блокировало, иначе сигнал бы поймали ещё в Ямбуку. Хайс замер на месте — если передвинется, то может её потерять, — и его ботинки слегка утопли в грязи на тропе. Хайс щёлкнул передатчиком.