Бирюзовая маска
Шрифт:
— Я не верю в это! Я никогда в это не поверю!
В его голосе была боль.
— Вначале я тоже так сказал — что я не поверю. Но, конечно, полиция провела расследование, и результат не оставил сомнений. Кларита видела, что случилось. Она стояла у окна той комнаты, которую ты теперь занимаешь, и видела все. Даже я в конце концов должен был признать правду.
— Кэти не поверила, — сказала я.
Его взгляд стал острым.
— Что ты имеешь в виду?
— Бабушка написала письмо моему отцу перед смертью. Она писала, что он предвзято отнесся к матери, и хотела, чтобы он привез меня ее навестить. Он не сказал мне о письме. Я нашла его среди его бумаг, но не знала, что означают эти слова.
— Кэти написала ему? — Он казался одновременно удовлетворенным и рассерженным. — Она не должна была это делать, не спросив меня.
— Вы бы сказали ей, чтобы она не писала?
— Конечно же. Я знал, что в этом нет смысла. Твой отец никогда бы не изменился. Кэти хотела обманывать себя до самого конца. Она хотела верить в то, чего не было.
— Может, у нее была причина верить в это?
Его жесткие темные глаза пристально смотрели на меня, изучая, как будто его затуманенному зрению не хватало ясности.
— Мне хотелось бы так думать. Но это был голос сердца матери. Она очень сильно любила свою дочь.
— Может, в любви есть мудрость.
Он ответил мне тоном, более мягким, чем говорил до того.
— Я тоже любил Доротею. И она любила меня. Мы были очень близки, твоя мать и я. Вот почему я попросил тебя сюда приехать.
Я верила ему, и все же не до конца. Эта мягкость была для него нехарактерна. Если бы он приласкал меня потому, что он любил Доротею и с теплотой думал о ее дочери, он, конечно, встретил бы меня иначе. Моя неуверенность придала мне силы, и я сказала, твердо глядя ему в глаза:
— Я не верю, что вы пригласили меня из-за любви к моей матери.
Неожиданно он опять разгневался.
— Ты обо мне ничего не знаешь!
Теперь мне было безразлично, оставит ли он меня здесь или отошлет назад. Это совсем неважно, сказала я себе. Я была страшно потрясена, и внутри меня все дрожало. Глаза жгли слезы, и я ненавидела свою собственную слабость.
— Я уже знаю, что вы — надменный и, может быть, немного жестокий человек, — сказала я ему, яростно подавив свою слабость.
Казалось, его гнев утих.
— Ты больше похожа на Кэти, чем на Доротею. У них обеих была сила духа, но Кэти приходилось бороться. Возможно, у тебя есть какие-то шансы. Я не могу предложить тебе ничего, кроме боли, говоря о прошлом, хотя, возможно, были смягчающие обстоятельства. Я постарался в это поверить.
Шансы? Мне не понравилось это слово. Как он хотел меня использовать, я не знала, но я буду стоять на страже против всего, что может нанести вред моим чувствам. Теперь, однако, настал момент выяснить как можно больше.
— Кто тот человек, в убийстве которого обвинили мою мать?
— Его имя Керк Ландерс. Он был сводным братом твоей троюродной сестры — той женщины, которая сегодня привезла тебя в Санта-Фе, Сильвии Стюарт. Они оба выросли в этом доме, потому что их взяла Кэти, когда умерли их родители.
Я попыталась это переварить, вспомнив неловкость, которую Сильвия испытывала со мной. Ей, наверное, не хотелось встречать дочь женщины, которая обвинялась в убийстве ее сводного брата.
— Какие были смягчающие обстоятельства? — спросила я.
Хуан Кордова глубоко вздохнул.
— Это долгая история. Может, оставим ее на следующий раз?
Внезапно он показался мне усталым и старым, и я вспомнила о предупреждении Клариты, чтобы я не оставалась с ним долго. Потрясающий эффект, который произвели на меня его слова о моей матери, еще был очень силен, и я не могла успокоиться, но я не должна была давить на больного человека.
— Я лучше пойду, — сказала я. — Я вас утомила.
Он протянул свою аристократическую руку с длинными пальцами и положил ее мне на плечо. Я почувствовала, какие сильные у него пальцы. Если этот человек был ослаблен болезнью, он не собирался сдаваться.
— Ты останешься со мной, пока я тебя не отпущу.
Я почувствовала в себе сопротивление против такого мужского деспотизма, но он был старым и больным, и все-таки он повелевал, и я позволила ему это, сказав только:
— Тетя Кларита предупредила меня, чтобы…
— Кларита иногда просто дура! Она сделает так, как я скажу!
Даже учитывая, что он знал ее намного лучше, чем я, я вдруг поняла, что он недооценивает свою старшую дочь. У Клариты за душой было намного больше, чем то, чем она казалась, повинуясь своему отцу.
— Скажи мне, — сказал он более ласково, — ты помнишь что-нибудь о том дне, когда умерла твоя мать?
— Я ничего об этом не помню. С тех пор, как я сюда приехала, у меня было несколько вспышек памяти. Но это скорее относилось к месту, а не к людям. Думаю, это потому, что люди очень изменились за двадцать лет.
— Может быть, — сказал дедушка. — Пол Стюарт хочет написать книгу о знаменитых убийствах Юго-Запада.
Так вот в чем дело — книгу об убийствах! Вот на что они намекали и вот почему никто не хотел сказать мне прямо, о чем эта книга.
— Вы хотите сказать, что он собирается… включить туда… — я запнулась.
— Да. Он хочет написать о Доротее и Керке.
— Но это ужасно. Его нужно остановить. Не можете вы…
— Я пытался. Безуспешно. Естественно, я не хочу, чтобы он воскрешал все случившееся после стольких лет. Это только причинит боль живым. Это дело, в общем, уже забыли все, кроме нас. Теперь он возобновит интерес к нему, и нам опять придется пережить все это заново.
Казалось, он сломлен горем, и впервые я испытала сочувствие к нему. Несмотря на его высокомерие, он тоже страдал, и мой приезд, должно быть, разбередил старую боль.