Битники: история болезни

В 1817 году "великий утопист" (по определению Энгельса) Анри Сен-Симон в "Письме Американцу" послал за океан свой выстраданный «вопль»: "Народу мало любить свободу, чтобы быть свободным, — ему, прежде всего, необходимо познание свободы. Старые идеи одряхлели и не могут помолодеть, нам нужны новые!"

На протяжении полутора веков для каждого обывателя Старого Света существовала своя Великая Американская Утопия, в самых радужных снах являвшаяся сказочной страной неограниченных возможностей. Великая Американская Мечта будоражила фантазию американцев. Прошло полтора столетия, прежде чем старые идеи одряхлели до такой степени, что новые не могли не появиться. Великая Утопия

"Пусть мир заполнят странники с рюкзаками, отказывающиеся подчиняться законам всеобщего потребительства, согласно которым люди должны работать ради привилегии потреблять все это барахло, которое на самом деле им вовсе ни к чему… Передо мной встает грандиозное видение рюкзачной революции, тысячи и даже миллионы молодых американцев путешествуют с рюкзаками за спиной, взбираются на горы, пишут стихи, которые приходят им в голову, потому что они добры и, совершая странные поступки, они поддерживают ощущение вечной свободы у каждого, у всех живых существ…" — Джек Керуак был первым писателем, сформулировавшим и провозгласившим те идеи, которые сразу же были взяты на вооружение самым революционным поколением Америки XX столетия, "разбитым поколением" или, как их сразу окрестила пресса, битниками.

"Битничество началось где-то в 1944-45 годах, когда встретились Джек Керуак, Уильям Берроуз, я и еще некоторые из наших друзей, которых мы знаем до сих пор, — вспоминает Аллен Гинзберг. — Берроуз уже тогда писал, Керуак уже был поэтом и писателем, автором нескольких книг, мы были молоды. В течение нескольких последующих лет мы экспериментировали с такими понятиями, как «дружба», "чувство общности", "новое видение", "новое сознание". Начало пятидесятых — поворотный пункт, когда все личные мысли становились общественными, а с 1945-го — духовное освобождение, потом освобождение слова от цензуры в 1950-55 годах. В 1955-62 слово идет к читателю". Таковы основные даты славной и героической истории битников.

Основной 'площадкой для игрищ' "поколения разбитых" стал Сан-Франциско, превратившийся в 50-е годы в культурную столицу Калифорнии и всего Тихоокеанского побережья Соединенных Штатов. Перебравшись туда из Нью-Йорка, Керуак, Гинзберг и Берроуз сплотили вокруг себя группу единомышленников, прославившуюся вскоре (вернее было бы сказать — оскандалившуюся) на всю Америку в качестве Beat Generation и/или Сан-францисского Ренессанса. И, хотя ореол обитания и сфера влияния и стратегических интересов битников простиралась от западного до восточного побережья Америки, Мехико, Европы, Танджира, Индии, Японии и других географических центров, где они жили и путешествовали, "золотым веком" битничества стал именно сан-францисский период.

В 1953 году начинающий поэт Лоуренс Ферлингетти начал издавать небольшой журнальчик под названием "Сити Лайтс" ("Огни большого города", аллюзия на знаменитый фильм Чаплина), а через два года на Коламбус, одной из центральных улиц Сан-Франциско, при издательстве был открыт одноименный книжный магазин, где и стали продаваться первые книги битников, самые знаменитые из которых — сборник прозаических фрагментов, эссе, новелл и медитаций Керуака "В дороге" (1957) и поэма Гинзберга «Вопль» (1955), своеобразный манифест движения, запрещенный вскоре к продаже.

В отличие от многих либеральных и левацки настроенных американских интеллектуалов, битники отвергали не только оголтелую антикоммунистическую и антисоветскую пропаганду, но и «модные» и по сей день в среде западного культурного истеблишмента симпатии к марксизму, коммунизму, троцкизму или ленинизму. Их проблемы с властями и спецслужбами были следствием того, что с самого начала битничество оформилось не только как литературное течение, но и как идеологическая группировка, открыто выражавшая активное неприятие американского конформизма, "промывки мозгов" масс-медиа, лицемерия и ханжества американского "общественного мнения" и "общественной морали", а также против святая святых — американского образа жизни.

Не случайно Джон Чиарди в своей знаменитой статье "Эпитафия разбитым", объясняя столь массовый успех битников, писал, что "у молодежи есть все основания для того, чтобы бунтовать против нашего американского самодовольства. Каждый день вставать в половине седьмого, в восемь отмечаться у табельщика, в пять часов возвращаться домой и смотреть купленный в рассрочку телевизор, — такой образ жизни вряд ли может прельстить молодого человека".

Молодого человека 50-х прельстил бунт. Конформизм послевоенной Америки, обострившиеся классовые противоречия (пророческая улыбка старины Маркса!) и экономический прессинг, по мнению критика Герберта Голда, привели к тому, что битники "сами взяли себя за шиворот и выкинули из общества". Их "пафос отрицания" достиг поистине «маяковских» масштабов: "Долой вашу власть, долой вашу религию, долой вашу любовь!"

Что касается любви, то тут битники тоже имели, что предложить взамен. Сексуальный бунт стал самой радикальной формой протеста против общественной морали, «нетрадиционная» сексуальная ориентация становилась модной в кругах интеллектуалов. Не случаен был и выбор культовых фигур битников: Уолт Уитмен, Томас Вулф, Генри Миллер. Развивая гомосексуальную эстетику Уитмена, продолжая традиции откровенности и исповедальности, присущие Вулфу, и гипертрофируя «грязный» натурализм Миллера, многие из них сделали сексуальные перверсии темой своих произведений. Эстетизация мужского, мужественного, брутального характера и облика наиболее ярко выделяется в ранней поэзии Гинзберга:

Говоря о творчестве Берроуза, у которого гомосексуализм становится главной "ударной силой" "метода отвращения", Гинзберг подчеркивает, что "гомосексуализм превращается в навязчивую идею, в способ контроля над другими людьми… Существуют и иные методы, помимо прямой сексуальной обработки, один из них — промывка мозгов, при котором промывщик мозгов, пытающийся этим садистским способом подчинить своей воле другого человека, отождествляется с гомосексуалистом, пытающимся обрести физическую власть над другим человеком…"

Джон Тайтелл в книге "Нагие ангелы", самой, пожалуй, серьезной монографии о битниках, писал, что они начинали с того, что "рассматривали себя как отверженных общества, поклоняющегося враждебной культуре, как провозвестников нового отношения к тому, что считать благоразумным и этичным, как художников, которые творят лишь для самих себя и не ищут признания и славы".

Наверно, они и впрямь не могли даже мечтать о той славе, которая пришла к ним так легко, так быстро. Вошедшие в обычай литературные чтения в подвалах пустовавших домов, где селились собравшиеся со всех концов Америки «разбитые», собирали толпы молодежи. Новизна проявлялась во всем: в языке, в одежде, в поведении. Отцы-основатели битничества превратились в объект культа.