Битва королей. Книга II
Шрифт:
– Как и мой брат перед смертью. Ночь темна и полна ужасов, Давос.
У Давоса встали дыбом волосы на затылке.
– Я не понимаю вас, милорд.
– Мне и не нужно, чтобы ты меня понимал, – мне нужно, чтобы ты послужил мне. Не пройдет и суток, как сир Кортни умрет. Мелисандра видела это в пламени грядущего – и умрет он, само собой, не в рыцарском единоборстве. – Станнис протянул свою чашу, и Деван снова наполнил ее водой. – Пламя не лжет. Смерть Ренли она тоже видела, еще на Драконьем Камне, и сказала об этом Селисе. Лорд Веларион и твой друг Салладор Саан хотели, чтобы я дал сражение
– Н-но ведь лорд Ренли пришел сюда только потому, что вы осадили замок. Он шел на Королевскую Гавань и готов был…
– Шел, готов был – это все в прошлом времени, – хмуро проворчал Станнис. – Что сделано, то сделано. Он явился сюда со своими знаменами и своими персиками, чтобы встретить свою судьбу… к счастью для меня. Мелисандра видела в пламени и другое – день, когда Ренли в своих зеленых доспехах разбил мое войско у Королевской Гавани. Если бы я встретился с братом там, погибнуть бы мог я, а не он.
– Вы могли бы объединиться с ним и свергнуть Ланнистеров, – возразил Давос. – Почему бы и нет? Если она видела два разных будущих… оба они не могут быть правдой.
Король поднял вверх палец.
– А вот тут ты ошибаешься, Луковый Рыцарь. Не всякий огонь отбрасывает одну тень. Стань ночью перед костром – сам увидишь. Огонь танцует и движется, не зная покоя. Тени перемещаются, длинные и короткие – на каждого человека приходится целая дюжина. Одни просто слабее других, только и всего. Человек и в будущем отбрасывает тень – одну или несколько, и Мелисандре видны они все. Я знаю, Давос, ты не любишь эту женщину, я ведь не слепой. И мои лорды ее не любят. Эстермонт считает огненное сердце дурным знаком и хотел бы сражаться под королевским оленем, как в старину. Сир Гюйард говорит, что эта женщина не должна нести мое знамя. Другие шепчутся, что ей не место в военном совете, что ее надо отправить обратно в Асшай, что грешно оставлять ее в моем шатре на ночь. Они шепчутся, а она делает свое дело.
– Какое? – спросил Давос, боясь услышать ответ.
– Нужное мне. А ты готов исполнить свое?
– Приказывайте. – Давос облизнул губы. – Что я должен сделать?
– Ничего такого, чего не делал бы раньше. Провести лодку в замок под покровом ночи, только и всего. Сможешь?
– Да. Этой ночью?
Станнис коротко кивнул:
– Маленькую лодку, не «Черную Бету». Никто не должен знать об этом.
Давос хотел возразить. Он теперь рыцарь, не контрабандист, а наемным убийцей и вовсе никогда не был. Но слова застряли у него в горле. Это ведь Станнис, его господин и повелитель, которому он обязан всем, что имеет. Да и о сыновьях надо подумать. Боги праведные, что она сделала с ним?
– Ты молчишь, – заметил Станнис.
«И правильно делаю», – подумал Давос, однако сказал:
– Государь, замок должен стать вашим, теперь я это понимаю, но ведь есть же другие способы. Более чистые. Позвольте сиру Кортни оставить бастарда при себе, и он наверняка сдастся.
– Этот мальчик нужен мне, Давос. Нужен. Мелисандра и это видела в пламени.
Давос лихорадочно подыскивал другой выход.
– В Штормовом Пределе нет рыцаря, который
Тревожная мысль прошла по лицу короля, как облако.
– Скорее всего тут кроется какое-то вероломство. Поединка не будет. Сир Кортни умер еще до того, как бросил свою перчатку. Пламя не лжет, Давос.
«Однако для того, чтобы его правда подтвердилась, нужен я». Давно уже Давос Сиворт не чувствовал такой печали.
Это чувство не прошло и тогда, когда он снова пустился через залив Губительные Валы на утлой лодчонке с черным парусом. Небо осталось прежним, и море тоже. Та же соль висела в воздухе, и волны плескались у борта так же, как ему помнилось. Тысяча костров мерцала у стен замка, как костры Тирелла и Редвина шестнадцать лет назад, но все остальное переменилось.
«В прошлый раз я вез в Штормовой Предел жизнь, принявшую вид луковиц, – теперь везу смерть в виде Мелисандры из Асшая». Шестнадцать лет назад паруса скрипели и щелкали при каждом порыве ветра, пока он не опустил их и не перешел на обмотанные тряпками весла, – но и тогда сердце у него трепыхалось. Однако люди на галеях Редвина за долгий срок утратили бдительность, и Давос прошел через их кордон, как по черному шелку. Теперь все корабли на море принадлежали Станнису, и опасность исходила только от часовых на стенах замка, но Давос все равно был напряжен, как тетива лука.
Мелисандра съежилась на скамейке в темно-красном плаще, окутывающем ее с головы до пят, лицо бледным пятном маячило под капюшоном. Давос любил море. Ему лучше спалось, когда палуба покачивалась под ним, и пение ветра в снастях было для него слаще звуков самого искусного арфиста. Но в эту ночь даже море не приносило ему утешения.
– От вас пахнет страхом, сир рыцарь, – тихо молвила красная женщина.
– Кто-то сказал мне, что ночь темна и полна ужасов. Нынче ночью я не рыцарь – я снова Давос-контрабандист. Жаль только, что вы не луковица.
– Так это меня вы боитесь? – засмеялась она. – Или того, что нам предстоит?
– Вам, а не нам. Я в этом деле не участник.
– Но парус поставила ваша рука, и она держит руль.
Давос молча держался своего курса. Берег здесь щерился скалами, поэтому он взял мористее, ожидая прилива, чтобы повернуть. Штормовой Предел остался далеко позади, но красную женщину это, видимо, не беспокоило.
– Скажите, Давос Сиворт, – вы хороший человек?
«Разве стал бы хороший человек заниматься таким делом?»
– Человек, как все прочие, – ответил он. – Я добр к своей жене, но знавал и других женщин. Стараюсь быть хорошим отцом своим сыновьям, помочь им обрести место в этом мире. Да, я нарушал законы, но до этой ночи ни разу не чувствовал, что делаю зло. Пожалуй, во мне всего намешано поровну, миледи, – и хорошего, и плохого.
– Серый человек. Не белый и не черный, того и другого понемногу. Так, сир Давос?
«А если и так, то что? Мне сдается, большинство людей и есть серые».
– Если половина лука почернела от гнили, мы говорим, что лук гнилой. Человек либо хорош, либо плох.