Битва за Гималаи. НКВД: магия и шпионаж
Шрифт:
Летом 1925 года Я. Г Блюмкин по решению ЦК РКП(б) был перемещен с должности помощника полномочного представителя ОГПУ на Кавказе по командованию внутренними войсками. Там он прослужил несколько месяцев и теперь возвращался в Москву для получения нового назначения. Особую роль в этом сыграли начальник Спецотдела Бокий и руководитель лаборатории Спецотдела Гопиус, курировавший всю научную работу подразделения [71] . Они уже спланировали экспедицию в район, лежащий на границе Афганистана, Китая и Северо-Западной Индии, который называли Шамбалой и где, по мнению Барченко, находился очаг древней цивилизации, уцелевшей в дни последнего потопа. Ученый ссылался и на данные, полученные от обладателей тайны мистической страны Шамбалы, сообщивших ему в Костроме потаенный маршрут. Именно по этому пути должна была отправиться в Шамбалу секретная экспедиция переодетых и загримированных путников.
71
«А
Выйдя из района Рушан на советском Памире, через горные кряжи афганского Гиндукуша паломники Спецотдела предполагали найти заповедное место в одном из каньонов Гималаев. Руководителем секретного каравана был назначен Барченко, а комиссаром «Лысый». Полиглот, мастер рукопашного боя, имеющий опыт нелегальной работы на Востоке, Блюмкин как нельзя более подходил для роли комиссара экспедиции. Положение на Каракорумском перевале, состояние дорог, ведущих к границам СССР, наконец, концентрация британских войск в Читрале, исследование предполагаемого театра военных действий — вот лишь часть заданий, которые должен был осуществить суперагент. Он должен был выполнить задание Спецотдела ОГПУ (подчиненного непосредственно ЦК) и лично начальника этого подразделения товарища Бокия. Это были задачи, которые ставил перед агентом Центральный Комитет, желавший воочию убедиться в намерении англичан начать с СССР войну на территории Западного Китая. Но не менее интригующей представлялась им возможность связаться с тайными братствами Азии.
Секретность новой операции в Западном Китае и Северо-Западной Индии считалась исключительной, и требовалась величайшая конспирация для ее проведения. Было известно, что спецслужбы Англии, Франции и разведка китайских гоминьдановцев вели наблюдение за Блюмкиным, его квартирой в Денежном переулке и его служебными перемещениями. Французское 2-е бюро пыталось перевербовать советского суперагента с помощью своего сотрудника Грегуара Фонтенуа, который с некоторого времени стал появляться в компании с Блюмкиным в доме у наркома Луначарского. Настойчивость в «исследовании» Блюмкина проявляли и китайцы в лице полномочного дипломатического представителя Ли Тья Ао, в прошлом известного террориста, и поверенного в делах Китайской республики Ся Вейсуна.
Для того чтобы скрыть новую миссию Блюмкина, Спецотдел придумал оригинальный ход, и здесь Бокию помог начальник Орграспредотдела ЦК ВКП(б), член ЕТБ Иван Москвин, в прошлом, как и Бокий, выпускник Горного института. Через свою епархию он провел назначение Якова Блюмкина в Народный комиссариат торговли ко Льву Каменеву на должность начальника Экономического управления. В Нарком-торге Блюмкин должен был подряд получить две командировки по линии своей официальной работы — в Лендревтрест и «на заводы Украины». Вместо Блюмкина на Украину поехал сотрудник Тимирязевской сельскохозяйственной академии — Артоболевский, специалист по тракторам, приглашенный в Нарком-торг по рекомендации Якова. Артоболевский, прикрывая Блюмкина, должен был выполнить действительную работу в командировках [72] . Удалось принять дополнительные меры от соглядатаев, и некоторое время в промежутках между командировками от квартиры Блюмкина в Денежном переулке до Наркомата торговли курсировал двойник Якова.
72
Если сравнить личные дела двух командированных, хранящиеся в фонде 5240 Наркомторга (ГАРФ. Оп. 17), то выясняется удивительная особенность этих документов. Мы не найдем ни одного официального командировочного удостоверения у Блюмкина. А то, что там есть, выполнено на обычной бумаге. Между тем у Сергея Ивановича Артоболевского командировочное удостоверение настоящее — на бланке с гербом СССР и со всеми остальными атрибутами. Позднее, вернувшись из «командировки», Блюмкин заполнил свое личное дело липовыми документами, разумно полагая, что начальник 1 отдела, традиционно связанный с органами, его покроет.
Подготовка экспедиции в Шамбалу весной 1925 года шла полным ходом. Барченко вспоминал: «Мне при содействии Бокия удалось добиться организации экспедиции в Афганистан. Экспедиция должна была побывать также в Индии, Синцзяне, Тибете, и на расходы экспедиции Бокию удалось получить около 100 тысяч рублей (то есть 600 000 долларов. — О. Ш.). Во главе экспедиции должен был ехать и Владимиров (агентурная кличка Блюмкина. — О. Ш.)» [73] . Деньги выделялись по линии ВСНХ по личному распоряжению Феликса Дзержинского, выступавшего самым горячим сторонником будущего предприятия. Кроме Барченко и Блюмкина, в число членов экспедиции включили выпускника Института живых восточных языков, ответственного референта НКИД, члена «Единого Трудового Братства», Владимира Королева [74] . «Я также должен был ехать в составе экспедиции, — вспоминал он, — и мне было предложено пройти курс верховой езды, что я и сделал на курсах усовершенствования в Ленинграде, куда получил доступ при помощи Бокия. Мне было также предложено Барченко усиленно заняться английским языком. Сам Барченко изучал английский язык и урду (индусский)…» [75] .
73
Протокол допроса Барченко А. В. от 10 июня 1937 г.
74
Эзотерическое имя «Малый».
75
Протокол допроса Королева В. Н. от 22 июня 1937 г.
Основной базой для подготовки экспедиции стала занятая Спецотделом бывшая усадьба начальника кремлевской «экспедиции строения» М. М. Измайлова, расположенная между подмосковными селами Быково и Верея. Это место выбрали отнюдь не случайно. Здесь находился засекреченный санаторий для семей руководящего аппарата ОГПУ Особняк, построенный в конце XVIII века по проекту Баженова, сильно напоминал ансамбль Царицына. Центральный зал усадьбы был украшен мистическим орнаментом. Здесь часть будущих путешественников осваивали английский и урду, слушали различные лекции. Каждый день все участники марша в Шамбалу занимались верховой ездой в тенистых аллеях старого парка.
В конце июля все приготовления в целом уже завершились. Наступил наиболее ответственный момент, связанный с необходимостью провести документы через ряд бюрократических советских учреждений. Чтобы нейтрализовать нежелательную реакцию народного комиссара иностранных дел Чичерина, Бокий поручил Барченко обратиться к нему с рекомендательным письмом от сотрудника отдела международных связей Коминтерна Забрежнева, являвшегося членом масонской ложи «Великий Восток Франции» и имевшего степень «метр венерабль» [76] . Забрежнев еще с 1919 года занимался связями и переправкой ценностей для Французской компартии [77] и был одинаково известен как в Наркомате иностранных дел, так и в Спецотделе. Нарком сам когда-то входил в ложу «Великий Восток Франции», и Бокий знал, что вольные каменщики были для него высоким авторитетом. «Чичерин вначале отнесся к моим планам доброжелательно…»— вспоминал Барченко [78] .
76
Протокол допроса Барченко А. В. от 23 декабря 1937 г.
77
РЦХИДНИ. Ф. 495. Оп. 82 (Бюджетная комиссия Коминтерна). Д. 1. Л. 2.
78
Протокол допроса Барченко А. В. от 10 июня 1937 г.
Для того чтобы окончательно закрепить успех, 31 июля Бокий, Барченко и начальник лаборатории Спецотдела Гопиус пришли на прием к Чичерину, и после недолгого разговора с ними последний дал положительное заключение по поводу предстоящей экспедиции. Бокий сообщил наркому, что документы членов каравана давно лежат в визовом отделе посольства Афганистана и уже решена дата отъезда. Чичерин удивился такой поспешности и поинтересовался перед самым уходом посетителей о том, в курсе ли начальник разведки Трилиссер о положении дел с экспедицией. Бокий ответил, что еще на коллегии в декабре проинформировал его о плане этой операции, и глава ИНО голосовал за ее поддержку— в принципе этого достаточно. Как начальник Спецотдела «при» ОГПУ Глеб Иванович и не обязан был докладывать Трилиссеру о частностях работы своего подразделения. Коллегия ОГПУ и ЦК ВКП(б) — этого было более чем достаточно.
И все же это несколько насторожило Чичерина. Как только трое посетителей покинули его кабинет, он позвонил начальнику разведки и в двух словах пересказал разговор с Бокием. Трилиссер был взбешен. Он закатил истерику по телефону. «Что вообще себе этот Бокий позволяет?»— шипел в трубку Трилиссер. Да, он тогда был просто начальником ИНО (разведки), но уже метил в зампреды ОГПУ И хотя коллегия поддержала план экспедиции Барченко— Бокия, а значит, поддержал и он, но это было в декабре. Трилиссер явно интриговал.
Его раздражал Бокий, этот сухопарый интеллигентик, недоучившийся студент, мелкий буржуа. Раздражал он не только Трилиссера, но и всемогущего Генриха Ягоду. Их обоих беспокоило то, что он со своим Спецотделом тоже проводит спецоперации и занимается еще черт знает чем, о чем никому не сообщает. А сам, между прочим, в курсе всего творящегося в ОГПУ. Мало того, он еще время от времени строчит доклады Дзержинскому о положении на Лубянке, о политическом трепе сотрудников и о сторонниках Троцкого и Зиновьева в аппарате спецслужб. И все ему сходит с рук. Потому что Глеб подчинен ЦК и на все плюет. А на партсобраниях он сидит тише воды ниже травы, слова из него не вытянешь. Но сам все слушает и подмечает. И ведь главное— везде сует своих старых дружков из Горного института. Половина питерского ГПУ оттуда. А теперь и в Москве устанавливает свои порядки.