Битва за Ладогу. Арка в скале. Том 3
Шрифт:
Вот только Живому Камню требовалось накапливать энергию. Он все-таки сохранял свою каменную природу. Хоть он и был разумным древним кремниевым организмом, но процессы в нем, даже усиленные резонансом с психической энергией людей, протекали недостаточно быстро. Живой Камень мог создать армию каменных великанов, способную сражаться вместо людей, но строилась эта армия очень медленно. А враг в мире сорок первого года не ждал. Если в Карелии Гиперборейский полк достиг победы достаточно малыми силами, благодаря тому, что немногочисленные каменные великаны наступали вдоль немногочисленных дорог, прогоняя противника с позиций, то в других местах, где местность не была столь болотистой, пришлось бы увеличивать силы кратно. А пока для этого возможности не имелось. Недавно пробудившийся Живой Камень, постепенно наращивающий собственную энергетику,
Но, Сомов нашел временный выход. Он пересчитал те запасы вооружения, которое в тайне от своего начальства скопил на полигоне РХБЗ генерал-майор Борис Петренко. Накопленного вполне могло хватить для существенного усиления седьмой армии Мерецкова. Много старой артиллерии собрал Петренко. Он разработал и проворачивал вместе со своими подельниками преступную схему, списывая орудия после испытаний на артиллеристских полигонах и отвозя пушки, якобы неисправные и подлежащие утилизации, на полигон РХБЗ, составляя акты уничтожения пушек, а на самом деле припрятывая их. По такой же схеме списывал генерал-майор и боеприпасы к орудиям. Будучи начальником полигона РХБЗ, Сомов прекрасно знал обо всей этой противозаконной деятельности. Он закрывал на это глаза многие годы в обмен на денежное поощрение. А теперь, после подключения к Живому Камню, совесть не только начала мучить Сомова из-за этого молчаливого соучастия в махинациях генерал-майора, но и требовала от него немедленно положить этому конец. Потому он и организовал арест собственного начальника, как только тот появился на новой территории.
Конечно, формально в своем 2020-м году он не имел на это никакого права. Вот только на новой территории Сомов все больше входил в роль властителя. Ведь после Подключения он действовал от имени и в интересах Живого Камня и Новой Гипербореи. В сущности, Сомов сделался верховным военным правителем, совместив обязанности министра обороны и начальника государственной безопасности независимой страны, обладающей собственной территорией, собственным населением и собственными ресурсами в размере целого мира. Да и полный свод законов Гипербореи уже существовал в базах данных, сохраненных внутри кремниевого организма. Для утверждения полноценной государственности оставалось лишь создать герб, флаг и гимн новой страны.
Помимо желания восстановить справедливость, Сомовым двигала и корысть. Но, не личная, а корысть ради достижения скорейшей победы в войне Советским Союзом, который находился по другую сторону арки в скале. Ведь Сомов собирался передать все эти орудия, припрятанные Петренко, армии Мерецкова. И пусть в 2020-м году все эти пушки, скопленные в отстойнике полигона РХБЗ, считались устаревшими и служили для генерала Петренко товаром второго сорта, хорошо продаваемым только куда-нибудь в Ливию, то для Мерецкова это были отличные пушки, новейшее оружие, которое в том времени, где он вел войну, еще даже не начали разрабатывать.
После подключения к Живому Камню Мерецков был посвящен во все эти планы Сомова. Ближайшие задачи перед Мерецковым стояли непростые: прогнать противника из Карелии и от Ладожского озера, освободить Карельский Перешеек и снять блокаду Ленинграда. Но, все это представлялось вполне посильным, потому что Новая Гиперборея стояла за спиной командарма-7, постепенно увеличивая помощь седьмой армии великанами из гранита. Кириллу Афанасьевичу предстояло лишь продержаться небольшое время, грамотно распределяя имеющиеся силы, до того момента, как Живой Камень достаточно напитается энергией, а уже тогда каменные великаны, оснащенные анбиляторами, и шестиногие гранитные тягачи-бронетранспортеры начнут поступать в его войска регулярно и в больших количествах. Но даже те немногие подразделения каменных бойцов, которые уже имелись, наводили на врагов самый настоящий ужас, заставляя не только планомерно отступать, но и просто бежать в панике. И, самое главное, немецкий военный гений пока не мог противопоставить атакам каменных великанов, числящихся в документах шагающими танками с гранитной броней, ничего существенного.
К концу сентября 1941-го года положение 163-й пехотной дивизии вермахта, поддержавшей шестой финский корпус в стремительной атаке в сторону реки Свирь, сделалось просто безвыходным. И генерал артиллерии Эрвин Энгельбрехт, командовавший немецкой дивизией, ежедневно получал все более неприятные донесения. Его дивизия вместе с остатками финских войск, отброшенных большевиками от Петрозаводска на юг, попала в окружение. Войска, растянутые вдоль русла реки, оказались словно между молотом и наковальней.
Наковальней являлись те дивизии Красной Армии, которые теснили немцев и финнов с юга и от Лодейного Поля. А в роли молота выступали части русских, прорвавшие фронт на юге и юго-западе от Петрозаводска и наступающие в сторону Свири с севера. И противодействовать их напору становилось невозможно, хотя бы потому, что все снабжение немецко-финской группы войск русские уже перерезали. Соединившись к северу от Лодейного Поля на берегу Ладожского озера, южная и северная группировки красных уверенно наступали вдоль Свири. Финны и немцы все еще огрызались, но их все сильнее прижимали к Онежскому озеру.
Энгельбрехт просил помощи у немецкого командования, он все еще надеялся на удар красным в спину на юге от Свири со стороны войск группы «Север». Внезапный удар, наверное, мог разблокировать окруженные войска, хотя и на это шансы имелись призрачные, ведь от немецких войск, наступающих на Тихвин, группу Энгельбрехта отделяло почти две сотни километров. Дни проходили, красные продвигались, а помощь все никак не шла. Группа армий «Север» накрепко завязла, скованная большевиками в боях под Ленинградом. А финский седьмой корпус под напором красных откатывался все дальше на запад. Похоже, сдерживать натиск Красной Армии финнам становилось все труднее. В сложившейся ситуации о каком-либо финском контрнаступлении оставалось лишь мечтать. И Эрвин начинал осознавать, что ничего, кроме окончательного разгрома, его дивизию и остатки шестого финского корпуса не ожидает.
В его голове крепли мысли о поражении: «Наверное, мы все здесь погибнем. И будет это событие очень скоро. Красные вышли на оперативный простор и продвигаются невиданными темпами. Их немного сдерживают только многочисленные болота. Мы оказались в настоящей ловушке между больших озер. Мы сами зашли в нее, а теперь, едва красные смогли успешно контратаковать, остались без снабжения. Что ж, результат закономерный из-за нашей собственной самонадеянности. Теперь мы отрезаны, боеприпасы у нас на исходе. А штурмовые части у большевиков, наступающих со стороны Петрозаводска, оснащены новым невиданным оружием, шагающими танками с гранитной броней, которую не берет полевая артиллерия. Орудия этих новых танков создают невероятную силу разрывов, сопоставимую с действием главных калибров линкоров. И как только у большевиков получается впихивать в этих гранитных уродцев столь мощные пушки? Да и как гранитные машины большой массы могут так быстро перемещаться? Что у них за двигатели такие мощные? И какие же это танки? Раз они умеют ходить, то техника совсем иная, не шагающие танки, а, действительно, самые настоящие боевые великаны, против которых ничего нельзя сделать. Мы уже пробовали отсекать их минными полями и стрелять из пушек в упор из засад, но все тщетно. Даже если великаны и падают, отброшенные разрывами, то сразу снова встают и продолжают атаку. И как с такими бороться? Может быть, пикировщики-асы майора фон Гегенбаха и помогли бы, но мы оказались теперь слишком далеко даже от них, загнав самих себя в западню».
Происходящее плохо укладывалось не только в голове у Эрвина Энгельбрехта, но и вообще плохо вписывалось в немецкие представления о возможностях военной промышленности Советского Союза. Между тем, все это теперь являлось страшным фактом новой реальности, где СССР начинал брать верх в войне против Германии и ее союзников. Но Эрвин не боялся, просто отчетливо осознавал, если не принять меры против этих русских каменных великанов, то вскоре обозначится стратегический перелом не в пользу Германии. От осознания этого, немецкий генерал чувствовал гнев и сжимал кулаки. Но, ярость его оставалась бессильной. С одной стороны, он прекрасно понимал, что сопротивление бесполезно, но с другой — ему совсем не хотелось умирать никчемной и глупой смертью на этой чужой, холодной и неприветливой земле Карелии. Но и сдаваться в плен, становясь первым немецким генералом на этой войне, сдавшим существенные силы красным, Энгельбрехт тоже пока не собирался. Внешне он старался оставаться спокойным и невозмутимым, понимая, что нельзя демонстрировать перед подчиненными собственные сомнения и слабость. Хотя и знал, что многие старшие офицеры из его окружения испытывают подобные предчувствия скорого разгрома.