Битва за ленточку

Танилина Татьяна

Нянюшка усмехнулась и покачала головой.

– Не томи! – рассердилась подруга Тайны. – Объясни, в чем дело?

– А дело было так. В тот самый раз, летом, когда она от станции в деревню ехала на автобусе, к ней один баламут в кавалеры набивался. Да такой нахальный, такой хвастливый. Она от него еле отвязалась. И вдруг, когда у меня в доме ждала моего жениха, увидела в окошко, что я веду его, того дуралея, к ней. Не стала она его дожидаться. Еще и на меня осерчала. Вот ей как привиделось. А на деле-то как было? И вовсе не супруг ее тогда в автобусе к ней приставал. И видела-то она в окошко совсем не его. Чудно, кажется? А чуда-то никакого и нет. Оно ведь как получилось. Я возле соседского дома на улице стою, жениха моего жду. А мимо идет парень – тоже из новых, приезжих. Все дети в семье той, как дети, а он дуралей, и вправду. Никакой на него управушки. Спрашивает меня: нет ли, мол, спичек? Папиросу ему подпалить нечем. Ну, пошли мы за спичками. Я и в дом свой не заходила, в летней кухне спички нашла ему, он сразу ушел. А она-то в окошко нас увидела и подумала, что он и есть тот жених. Вот и убежала. Да только, выходит, не от того.

Нянюшка развела руками. Потом сложила их на груди и продолжила:

– Когда мы во всем разобрались, они, молодые, смеются, а я на нее серчаю – удумать такое! Нешто я из ума выжила, чтобы мою дорогую деточку сватать за такого баламута. Это же первый лодырь и выпивоха. От него, и вправду,

бежать надо. Вот какая вышла история. У нас в деревне твои родители не познакомились, а где-то за тридевять земель… Одно слово – судьба. Ты от нее уворачиваешься, а она тебя отыщет и на краю света.

Подруга Тайны улыбнулась и сказала:

– Теперь понятно, почему папа над ней подшучивал: «Беги, беги, все равно ко мне прибежишь». Странно, что они мне это не рассказали.

Чуть помолчав, она добавила:

– Моим родителям повезло. Любовь у них была на всю жизнь. Я даже не помню, чтобы они когда-нибудь ссорились.

– За всю жизнь я не ведаю, а один раз было. Крепко они тогда поругались, аж до скандала. И все из-за имени твоего. Мать хотела тебя Октябриной назвать, потому как родилась ты в октябре, а отец воспротивился – что это, говорит, за имя такое.

– Ты что-то путаешь, нянюшка, – возразила поклонница старины относительно молодой. – Ведь я родилась в ноябре. Может, мама хотела меня назвать Ноябриной?

– Ничего я не путаю. Говорю тебе, в октябре.

– Ну что ты! Я тебе и паспорт покажу, если не веришь.

– Да на что мне твой паспорт. Мало ли что там напишут. Говорю, октябрьская ты. Не упомню число только: может, двадцать шестое, а может, двадцать восьмое. Помню, что самый конец. А вышло так оттого, что раньше срока ты родилась. Матушка твоя, тебя дожидаючись, в деревню к родителям в гости приехала. А ты вдруг раньше сроку на свет появиться надумала. В город уж некогда ехать было – так и родилась ты в деревне. А когда твои родители пошли в сельсовет, чтобы тебя записать, оказалось, что все бумаги за октябрь месяц – уже отослали в краевой центр. Не возвертать же документы обратно. Вот и записали тебя на первое ноября.

Подруга Тайны пришла в ярость:

– Какое они имели право менять мою дату рождения!

Нянюшка стала ее успокаивать:

– Да чего тут огорчаться? Всего-то несколько дней разницы…

И, видимо, только сейчас обратила внимание на гороскоп, что висел на стене напротив стола.

– А что оно такое, будто часы? – удивленно спросила она, показывая рукой на гороскоп. – Диковинная картинка.

Тайна посмотрела на подругу и вдруг поняла, что может чувствовать путешественник, нежданно-негаданно для себя очутившийся в неизвестной стране.

– Боже мой, – только и могла вымолвить поклонница старины относительно молодой, обратив изумленный взгляд на «карту», как выяснилось, не своей жизни.

Мерцая, словно звезда в ночи, указующая дорогу одинокому страннику, чужой «путеводитель», казалось, посмеивался: «По чьей же дороге ты идешь?»

2000 г.

Битва за ленточку

(речь спонсора на открытии музея)

– А все-таки я скажу!.. Что?.. Вот вы какие, господа культурники! Как денежки на музей, так вам выкладывай, а как спонсору выступить, так лучше не надо!.. Нет, я не пьян, я возмущен!.. Тем, что вы не дозволяете нам свой след в искусстве оставить! Рекламку на фасаде разместить задумали – скромненькую такую, метра три на четыре, – вы не позволили. Дощечку у входа прибить хотели: музей, мол, создан на средства такой-то фирмы – вы опять против. Одна только радость осталась: речь сказать на открытии да ленточку разрезать – и тут не пущают! А человек что? Он существо вдохновенное, возвышенное. Потому и старается приобщиться к искусству. А ежели кто мешать ему надумает, так он все преграды сметет на пути своем жизненном! Ясно вам, господа культурники? Вот и не толкайтесь, ведите себя прилично. На вас народ смотрит. И отойдите от ленточки, она не на ваши деньги куплена!.. Знаю я, за что на меня серчаете – за то, что не вышло с памятником вашему поэту… Ежели кто из гостей не знает, я уточню: они хотели, чтоб мы этот памятник сделали и у входа поставили. А мы, конечно, воспротивились. Да вы что, господа музейники! Нам и так ваш музей в копеечку обошелся! Еще и на памятник тратиться! И вообще, говорю, лучший памятник художнику – это его работы! Так красиво сказал, что и сам восхитился, аж слеза накатилась. А они высокомерничают: «Вы слишком далеки от искусства, чтобы в нем разбираться!» Да как же я далек от него, ежели сам лично экспонаты в музей перетаскивал! А вместо благодарности опять недовольство. И было бы из-за чего! Умаялся я с этими экспонатами, прилег на стол отдохнуть – а он как затрещит! И кранты! Комплекция у меня – сами видите. Дело-то пустяковое, а они на меня набросились: «За этим столом шедевры сочинялись, а вы что себе позволяете? Вашей фигурой только бюрократические стены прошибать, а не к искусству прикасаться!» Я им культурненько так заявляю: «Успокойтесь, я вам завтра десяток таких столов принесу». А они еще пуще злятся: «Не нужны нам ваши столы, реставрируйте этот!» А человек что? Он существо не каменное, вспыльчивое. Прикинул я, во сколько ремонт обойдется, и осерчал! Что вы кудахчете, говорю, вокруг этой мебели? Какая разница, за каким он столом стихи свои сочинял? Может, он в это время еще и винцо попивал, так что ж теперь – и бутылку на стол ставить? Лучше бы на эти деньги, что в музей ухнули, книжки его напечатали да библиотекам разослали, а то каждый день нам звонят, жалуются – ассортимент у них совсем обветшал, на него и дышать-то боязно, не то, что перелистывать! А человек что? Он существо гуманное, добродушное. Мы, говорим, литературу уважаем и помогать вам согласные, только в порядке очередности, поскольку фирма наша хоть и преуспевающая, но мыслимое ли это дело – ей одной всю культуру поднимать! Так что подождать придется, господа книжники. Вот и ждут, надеются… И всем-то мы помогаем, обо всех беспокоимся, а нам вместо благодарности – сплошные упреки и возражения. Не желают господа культурники товар наш рекламировать. Мы, заявляют, противники этой вашей рекламы, поскольку она людей одурманивает, мнение свое им навязывает и, вообще, думать людей отучает! А кто его первым думать-то отучил? Вы, драгоценные работники искусства! Вы без этой самой рекламы и шагу ступить не можете. Вы – ее основатели. Мы, бизнесмены, к вам только пристроились, мы шагаем по дорожке протоптанной. А человек что? Он существо уважительное, доверчивое. Коль долдонят ему веками: «Шедевр! Шедевр!» – так он и сам поверит в это. А ежели засомневается, то себя же и обвинит: «Болван я необразованный! Им-то видней. Раз говорят – шедевр, значит, шедевр!»… Толпа что-то колышется? Толпа, стой смирно!.. Что?.. Да не такая у меня голова, чтобы ей кружиться!.. По хитрым усмешкам гостей я догадываюсь, о чем они думают, поэтому объясняю: нет, я не пьян, я только что с банкета. По случаю открытия выставки опять-таки на наши денежки! За что и было обещано товар наш отдельной картиной оформить в знак благодарности. Но поскольку господа художники – народ со странностями, они его в таком неприглядном виде изобразили, что пришлось надпись делать поясняющую: что

именно здесь нарисовано, и кто продукцию эту изготавливает. Иначе, что ж получается? Ежели мы, родная фирма, узнать товар свой не можем, что тогда о других говорить?.. Но это все мелочи, а в общем, банкет удался на славу! И речь мою с интересом слушали, и придружиться старались, поскольку уважают нас и даже обижаются, ежели с кем не выпьешь. А человек что? Он существо деликатное, заботливое. Вот и пьешь со всеми, чтоб никого не обидеть… Так вот, о рекламе. Народ, он ведь все понимает. Иные – те, что с характером, – даже сопротивляются, как дядя Жора – сосед мой. Не желаю я, говорит, чтобы мне указывали, что пить и чем закусывать! Я, заявляет, свое мнение должен иметь по этому вопросу! Ясно вам, господа культурники? Вот и дозвольте народу иметь свое мнение!.. По надменным взглядам некоторых я понимаю, что не желают они к народу прислушиваться, не хотят они жизнь его скромную, трудовую в искусстве отображать. Потому и сюжеты у вас тарабарские – не знаешь, с какого боку на картину смотреть. А ведь сколько тем замечательных в искусство рвется! «Совет акционеров», например, или «Завтрак бизнесмена». Можно и такую: «Думы о высоком в стриптиз-клубе». Дядю Жору забывать тоже нельзя. Предлагаю тему для картины: «Дядя Жора и пол-литры». Вот где страсть, кипение жизни! Закуску натюрмортом оформить можно. Да не этим, вашим, а настоящим! Чтобы овощ на нем был, как на рынке! Чтоб его вместе с картиной купить хотелось! А вы что малюете? На другой натюрморт и смотреть-то страшно. Да ежели такой овощ сдуру жрать надумаешь, то первым же куском подавишься. А им еще восхищаются и глядят с нежностью. Шедевр, говорят. А человек что? Он существо наивное, внушаемое. Хоть и пугается, а смотрит, нахваливает. Раз говорят – шедевр, значит шедевр!.. Да отцепитесь вы, господа культурники! Нечего на меня шипеть!.. Нет, я не пьян, я огорчен! Одни претензии к нам, ну, никакой благодарности!.. Господа киношники тоже на нас сердятся. Как денежки им, так выкладывай! А как продукцию нашу рекламировать, так рыло воротят – у нас, мол, высокое искусство! Я им тогда без церемоний заявил: «До свиданья! Кин много, а я один. На всех денег не напасешься». Реклама наша их раздражает! А сами-то, сами! Не успеют фильму доделать, а уже на каждом углу кричат: «Шедевр! Шедевр!» О премиях каких-то хлопочут, цену себе набивают. А ты сними кино тихонько да покажи его без шумихи – коль побежит народ смотреть, тогда и гордись. Значит, и правда, шедевр!.. А может, оно и к лучшему, что расплевались мы с ними, с киношниками? Дюже много бабла кино это жрет. Да за такие бабки я сам десяток шедевров наделаю. А дядя Жора поможет. Он же культурнейший человек! Он даже в опере как-то был… сцену ремонтировал… Ну-ка, не нахальничайте, господа культурники! Много вас тут желающих ленточку хватать! Совсем залапали!.. А шипеть на меня нечего. Не испугаете! Я уже привык, что мною все недовольные. Даже законная супруга. Упрекает, что мало внимания ей уделяю. Много денег и много внимания – так не бывает. Тут уже выбирай: внимание или гроши. Что у одного отнимется, то к другому прибавится. Закон известный, а она, бестолковая, не понимает, хоть и с высшим образованием… И что удивительно, сама же мое внимание у себя отнимает, поскольку деньги ей на шмотки нужны немалые, значит, работать мне приходится больше. А все оттого, что она, как и все, рекламой одурманенная! Эту моду вообще запретить пора, а кутюрье всех разогнать! Что они себе позволяют! Обычное платьишко столько стоит, что на эти деньги можно одеться на все времена года, еще и культуре кое-что останется. Сколько раз я ей говорил: «Ну, кто знает, какое это платьишко? Ты ж на нем плакат не повесишь с именем. Сшей у другого мастера подешевле, а подружкам ври: мол, от мэтра такого-то. И приличия соблюдены, и кошельку экономия». А она и слушать не хочет. Упрямничает!.. А чем, объясните мне, дядя Жора хуже этих кутюрье?.. Позвольте, так он еще и шьет?.. Ну да, конечно, сам видел однажды, как он пуговицу к рубашке пришивал… И не надо обо мне шепотком сплетничать! Я речь свою все равно скажу, поскольку всю неделю к ней готовился… Нет, я не пьян, я вдохновлен! И не мешайте мне культуру возвеличивать! Она того заслуживает, поскольку очень высокого качества, ввиду того, что фирма наша солидная… О чем говорю? О продукции нашей, конечно. Слушать надо внимательно, господа культурники! А то шпильками в меня бросаетесь, а сами ленточку не погладили. Вон какая мятая, будто ее корова жевала… И не надо мне указывать, о чем речь говорить. Я и сам знаю!.. Как это не о том! Да я только о нем, об искусстве, и говорю! А что на рекламу отвлекаюсь, так это по причине жизненной необходимости… Искусство без рекламы – это алмаз в его природном состоянии. Хоть и драгоценный камень, а виду не имеет, до брильянта не дотягивает… Интересно, а кто-нибудь речь мою записывает? Пора мне уже сборник своих выступлений печатать. Нельзя, чтоб такие шедевры ухнули в Лету. Да и фирме слава моя пригодится. Глядишь, интерес к товару нашему увеличится… Напрасно вы, господа культурники, стараетесь заглушить меня своими выразительными жестами! Хотите вы того или нет, но все мы братья! Ведь человек что? Он существо похожее, одинаковое. Устройство у него такое, что он всегда что-нибудь рекламирует: или себя самого, или окружающие предметы… Вот дядя Жора – на что скромнейшая личность, и тот иногда себя расхваливает. А ваш творческий брат всегда норовит имидж свой приукрасить: где бы о чем ни выступал, хоть маленькую рекламку себе, но сделает. Я, говорит, человек исключительный, только с достоинствами, это другие меня предают, обижают. Слушаешь так вот каждого и удивляешься: где ж эти толпы обидчиков и предателей, ежели кругом одни только благородные люди?.. Да что ж вы меня с мысли сбиваете, господа культурники! И ворчали, и за рукава дергали, теперь вот на ноги наступать начали. Уже и правду вам не скажи за такие-то деньги! Я, конечно, гордость вашу понимаю, я и сам не люблю побираться. И между нами говоря доверительно, дело тут ясное, почему все мы товар свой и себя с хорошей стороны показать стараемся. Ведь человек что? Он существо глупое, послушное. Что ему внушат, то он и думает… Толпа что-то в размерах увеличилась. Вон сколько желающих побродить по музею. Эх, как бы рекламка наша тут пригодилась! Эгоисты вы все-таки, господа культурники! Нисколько о народе не волнуетесь, кругозор его не расширяете. Позволили бы нам рекламу по музею раскидать, люди мигом бы повысили свой культурный уровень: и поэта вашего узнали бы, и с товаром нашим заодно познакомились. Сразу обоим – реклама. Представляете экономию?.. Вы эту пантомиму свою бескультурную бросьте! Уважение надо иметь к благодетелю. Понимать его и сочувствовать. Фирма наша и рада бы культуре вашей деньжонок больше подкидывать, да расходы на рекламу не позволяют. А все из-за него, человека этого самого! Ведь он что? Он существо избалованное, капризное. Ему яблочко да еще на блюдечке и непременно с золотой каемочкой. А какая разница, на какой тарелке это яблоко? Никакой! Ты само яблоко оцени! Так нет же! Человеку этого мало! Ему еще золотую каемочку подавай! Вот и мы свой товар на этом рекламном блюдечке преподносим. Сколько денег уже на золотые каемочки ухлопали!.. Момент этот, конечно, огорчительный, но деваться некуда – народ не переделаешь! Поэтому предлагаю уважать друг друга. Договорились?.. Вот вы какие, господа культурники! Думали, я не замечу, как вы с ножницами к ленточке крадетесь? У меня в кейсе ножницы тоже имеются. Черта с два я вам уступлю!.. Ах, вы так! Бегом, значит, к ленточке? Ничего, я парень шустрый! Мы еще посмотрим, кто будет первым!

Конец ознакомительного фрагмента.