Битва за пустыню. От Бухары до Хивы и Коканда
Шрифт:
Слушая русского посла, сановники с чиновниками лишь печально кивали чалмами и закатывали к небу глаза, давая понять, что тоже не любят вероломных англичан.
Настойчиво Игнатьев обрабатывал и самого Насруллу. Особую тревогу у эмира вызвало сообщение Игнатьева о кознях англичан по созданию военного союза Коканда и Хивы. Такой союз представлял бы огромную угрозу для Бухары.
– Проклятое племя! – потряс кулаками Насрулла. – Я выкорчую инглизов, как сорняк с виноградного поля!
– Ваше величество, в этом я готов оказать вам свое содействие! – быстро сориентировался Игнатьев, доставая из кармана список всей английской агентуры, которую раздобыл еще в Лондоне.
Буквально на следующий
– Я уверен, что англичане снова попытаются вас обмануть, прислав своих послов! – продолжил закреплять успех Игнатьев во время очередной аудиенции.
– Отныне я не намерен даже слышать об их послах! – заявил Насрулла. – А буду иметь дело только с Россией!
Как говорится, дело было сделано… Но у эмира Бухары были и свои планы.
– Не будем останавливаться на полумерах! – заявил он Игнатьеву во время следующей встречи. – Нам следует сообща устранить препятствия со стороны дикой Хивы и заблаговременно договориться о ее разделе. Часть земель заберете вы, а часть – мы!
Решение столь серьезного вопроса не входило в полномочия Игнатьева, и он вежливо отклонил предложение эмира, пообещав, что напишет об интересном предложении в Петербург.
В завершение переговоров эмир дал согласие направить в Петербург с ответным визитом своего посла.
– Я хотел, чтобы мой посол возвратился в эмират через Арал и Амударью на русском пароходе. Пусть это продемонстрирует Хиве и Коканду прочность нашей дружбы!
Разумеется, Игнатьев прекрасно понимал, что обещания эмира – это всего лишь обещания и едва исчезнет кокандская угроза, Насрулла вряд ли будет выполнять большинство подписанных пунктов. Тем не менее большего выжать из ситуации было уже просто невозможно.
31 октября посольство Игнатьева двинулось в обратный путь по направлению к форту № 1 на Сырдарье, куда прибыло 26 ноября. В декабре члены миссии достигли Оренбурга, где многие считали их уже погибшими. Там Игнатьев узнал о присвоении ему чина генерал-майора и награждении орденом Анны 2-й степени с короной. Таким образом, он стал самым молодым генералом в России.
Если экспедиция в Хиве закончилась неудачей, то миссия в Бухару, наоборот, завершилась весьма выгодным договором. Помимо этого, пребывание миссии в ханствах дало возможность глубже изучить ситуацию в Средней Азии, получить информацию о развитии экономики, расстановке политических сил, режимах правления. Посольство Игнатьева сумело нанести серьезный удар по английской агентуре, вычистив от нее на время Бухару. Миссия имела еще и определенное научное значение.
«Сведения, добытые нашей экспедицией, – писал Игнатьев, – способствовали установлению более правильного взгляда на значение и основу власти… и в особенности на то положение, которое мы должны и можем занимать в Средней Азии». В то же время Игнатьев не верил в прочность подписанного русско-бухарского соглашения. Нестабильность обстановки в Средней Азии убедила его в необходимости перехода от дипломатических методов к военным. Игнатьев считал, что экспедиции в Среднюю Азию – «напрасная трата денег, которые могут быть употреблены для достижения той же цели, но иным образом». В своем отчете о миссии Игнатьев предложил немедленно аннексировать азиатские ханства, пока этого не сделали англичане.
На отчете Игнатьева император Александр II оставил такую резолюцию: «Он действовал умно и ловко и достиг большего, чем мы могли ожидать».
В целом миссия Игнатьева убедила императора Александра II в невозможности мирного установления российского влияния в регионе и стала важным аргументом в поддержку силовых методов. Скоро, очень скоро начнется стремительное наступление российских войск в глубь Средней Азии.
Домой молодой посол возвращался, сидя верхом на слоне, которого бухарский эмир подарил русскому царю. Впоследствии слона передадут в Московский зоопарк. На северном берегу Арала Игнатьев встретил фельдъегеря с приказом императора: оставить посольский караван и срочно спешить в Петербург. В этой спешной скачке по степи Игнатьев едва не погиб, обморозив лицо и руки в снежном буране.
На тексте доклада, поданного Игнатьевым, император Александр II собственноручно начертал: «Надобно отдать должное генерал-майору: он действовал умно и ловко и большего достиг, чем мы могли ожидать».
Глава четвертая
Как мы уже говорили выше, помимо экспедиции Игнатьева в Хиву и Бухару, глава Азиатского департамента Ковалевский отправил еще одну научно-политическую экспедицию в Герат. Возглавил ее сотрудник Азиатского департамента, сорокалетний востоковед Ханыков.
Николай Владимирович Ханыков происходил из семьи флотских офицеров. Но в моряки его не отдали. После окончания Благородного пансиона при Петербургском университете он был принят в Царскосельский лицей. Там навсегда увлекся Востоком, самостоятельно изучив несколько восточных языков. Поэтому после окончания лицея был направлен в распоряжение оренбургского генерал-губернатора Перовского. В 1839 году принимал участие в неудачном Хивинском походе, а затем участвовал в экспедиции подполковника Бутенева в Бухару. В конце 40-х годов Ханыков служил при графе Воронцове на Кавказе, исполняя различные дипломатические поручения. При этом не прекращал заниматься и разведкой. Поэтому в 1851 году был определен помощником председателя кавказского отдела Географического общества.
Следует сказать, что, когда в апреле 1849 года по доносу провокатора были арестованы петрашевцы, выяснилось, что основным очагом противоправительственной «заразы и крамолы» является Министерство иностранных дел, и прежде всего его Азиатский департамент. Члены кружка обсуждали политические проблемы и попытались пропагандировать социал-утопистские идеи Фурье. Руководитель «возмутительного кружка» титулярный советник Буташевич-Петрашевский служил переводчиком в департаменте внутренних сношений Министерства иностранных дел. Его соучастниками являлись младшие помощники столоначальника в Азиатском департаменте Кашкин и братья Дебу, а также сотрудник этого же департамента Ахшарумов.
13 мая 1849 года управляющий III отделением Собственной Его Императорского Величества канцелярии (тогдашний высший орган политической полиции России) Леонтий Дубельт сообщил председателю следственной комиссии Набокову, что по распоряжению тогдашнего директора Азиатского департамента Сенявина был произведен обыск у одного из братьев Дебу, где среди официальных документов обнаружена «частная бумага противозаконного содержания и несколько книг». Вместе с петрашевцами был арестован, как мы знаем, и будущий великий писатель Федор Достоевский. Что касается Ханыкова, то он спасся только потому, что в это время находился на Кавказе. В ссылку, однако, был отправлен его младший брат Яков, также имевший отношение к петрашевцам. В 1853 году Николай Ханыков получил должность управляющего генеральным консульством в Тавризе. Там, помимо дипломатической и разведывательной работы, продолжал научные изыскания, устроил метеорологическую станцию. В 1857 году Ханыков был назначен драгоманом при Азиатском департаменте с откомандированием к наместнику кавказскому. Именно тогда, будучи в командировке в Петербурге, подал великому князю Константину Николаевичу записку о снаряжении ученой экспедиции в Хорасан, одобренную Российским географическим обществом. И вскоре был назначен ее начальником.