Битва за Рим (Венец из трав)
Шрифт:
– Цинна! Цинна! Цинна! Цинна! – завывал Куллеол. Он тотчас получил очень внимательную аудиторию.
– Пока Цинна и шесть его народных трибунов не будут высланы, Рим будет погибать, – верещал старец, трясясь и шатаясь. Он вопил, повторяя одно и то же раз за разом, до тех пор пока не свалился на землю. Его унесли, бесчувственного.
Пораженные сенаторы наконец расслышали голос консула Октавия, который уже давно призывал их в зал заседаний, и поспешили в Гостилиеву курию.
Никто так и не узнал, какие объяснения старший консул намеревался дать относительно ужасных событий на Марсовом поле. Теперь внимание Сената было приковано к сверхнеобычной одержимости Куллеола и к его предсказанию.
– До тех пор пока младший консул и
– Полагаю, что должен воздержаться от комментариев, Гней Октавий, – покачал головой великий понтифик Сцевола.
Октавий решил настаивать, но, посмотрев на Сцеволу, изменил свое решение. Врожденный консерватизм великого понтифика заставлял того мириться со многим, но запугать или ввести в заблуждение Сцеволу мало кому удавалось. Когда в Сенате не так давно обсуждался подобный случай, именно Сцевола резко осудил приговоры, вынесенные Гаю Марию, Публию Сульпицию и остальным, просил их помиловать и призвать вернуться. Нет, лучше не враждовать с великим понтификом. Кроме того, Октавий имел намного более легковерного свидетеля в лице фламина Юпитера. Старший консул решил, что именно этот достойный человек признает ужасное предзнаменование подлинным.
– А ты что скажешь, фламин Юпитера? – строго спросил он.
Луций Корнелий Мерула поднялся:
– Принцепс Сената Луций Валерий Флакк, великий понтифик Сцевола, старший консул Гней Октавий, курульные магистраты, консуляры, отцы-основатели! Прежде чем я прокомментирую слова прорицателя Куллеола, я должен поведать вам о том, что произошло вчера в храме Великого бога. Я проводил ритуальную уборку помещения, когда увидел небольшую лужицу крови на полу, за цоколем статуи Великого бога. Кроме того, там лежала голова птицы – мерулы, черного дрозда! Моего тезки! И я, кому нашими древними и благословенными законами запрещено находиться в присутствии смерти, усматриваю в этом предвестие… сам не знаю чего! Моей собственной смерти? Смерти Великого бога? Я не знал, как растолковать эту примету, и посоветовался с великим понтификом, но он оказался бессилен.
Луций Корнелий Мерула кутался в свой двойной плащ, что выглядело довольно странно, поскольку Мерула никогда раньше так не делал. Да и вообще он плохо выглядел: был весь в поту, его круглое, гладкое лицо под острым, цвета слоновой кости, шлемом блестело каплями пота. Он продолжал:
– Но кое-что я разузнал. Найдя голову черного дрозда, я стал искать его тело и обнаружил, что это создание свило гнездо в расщелине, под золотой мантией статуи Великого бога. И в этом гнезде лежало шесть мертвых птенцов. По всей видимости, кошка поймала и съела их мать. Все, кроме головы, разумеется. Но кошка не смогла добраться до птенцов, которые погибли от голода. Я осквернен. – Фламин Юпитера содрогнулся. – После этого заседания Сената я буду вынужден совершить обряды, которые очистят от скверны меня самого и храм Юпитера. То, что я скажу вам сейчас, является результатом моих размышлений над этой приметой. Те выводы, к которым я пришел, я сделал самостоятельно. Я понял это еще до того, как услышал крики Публия Корнелия Куллеола, впавшего в сверхъестественное пророческое безумие.
В Сенате воцарилась мертвая тишина, все лица обратились к фламину Юпитера, поскольку он был хорошо известен как честный, порой даже наивный человек, так что его слова воспринимались совершенно серьезно.
– Теперь уже Цинна, – продолжал фламин Юпитера, – не ассоциируется с черным дроздом. Он ассоциируется с прахом, потому что именно в прах я превратил мертвую голову птицы и шесть ее мертвых птенцов. Я сжег их в соответствии с ритуалом очищения. Хотя я не являюсь истинным истолкователем, для меня в этот момент стало совершенно ясно, что эта примета имеет сверхъестественное сходство с олицетворением Луция Корнелия Цинны и шести его народных трибунов. Они осквернили Великого бога Рима, который ныне подвергается большой опасности – и все из-за них. Кровь же означает, что Луций Цинна и его народные трибуны станут причиной еще большего раздора и еще больших общественных беспорядков. Я не сомневаюсь в этом.
Сенат загудел, думая, что Мерула уже закончил, но шум мгновенно стих, когда он заговорил снова:
– Еще одно, отцы Сената. Пока я стоял в храме, дожидаясь великого понтифика, то ради утешения взглянул в улыбающееся лицо статуи Великого бога. Оно имело хмурый вид! – Он побледнел. – Я выбежал из храма, поскольку не мог больше находиться в нем.
Слушатели невольно содрогнулись. Гул голосов возобновился.
Гней Октавий Рузон поднялся на ноги и посмотрел на братьев Цезарей и великого понтифика Сцеволу так, как, должно быть, глядела кошка, только что сожравшая черного дрозда в храме.
– Я думаю, сенаторы, что нам следует отправиться на Форум и с трибуны рассказать, что случилось. И попросить совета. После чего мы продолжим заседание Сената.
История Мерулы и предсказание Куллеола произвели неизгладимое впечатление на собравшихся. Они выглядели испуганными, особенно после того, как Мерула дал свою интерпретацию происшедшего, а Октавий объявил о намерении добиваться изгнания Цинны и шести народных трибунов. Никто не посмел возразить.
Воспользовавшись этим, Гней Октавий Рузон после короткой паузы повторил свое требование относительно Цинны и народных трибунов.
Затем поднялся великий понтифик Сцевола:
– Принцепс Сената, Гней Октавий, отцы-основатели! Как вы все знаете, я один из главных истолкователей римских законов и к тому же сам составлял их. По моему мнению, не существует законного способа отстранения консула от должности, прежде чем истечет срок его полномочий. Однако можно добиться приблизительно той же цели с помощью религии. Мы не можем сомневаться, что Юпитер выразил нам свое мнение двумя различными путями – через своего фламина и через старика, которого мы знаем как заслуживающего доверия прорицателя. Рассматривая эти два почти одновременных события, я предполагаю, что Луций Корнелий Цинна совершил кощунство. Это не отнимает его консульской должности, но вызывает к нему религиозную ненависть, что лишает его возможности выполнять консульские обязанности. То же самое относится и к народным трибунам.
Октавий счел за лучшее не вмешиваться; казалось, Сцевола хотел сделать что-то еще. Однако это «что-то» не позволяло вынести Цинне смертный приговор – а ведь именно смертный приговор был тайной целью Октавия. Цинна должен быть окончательно устранен!
– Фламин Юпитера – и никто иной! – стал свидетелем событий в храме. Он также является личным жрецом Великого бога. Его должность настолько стара, что появилась даже раньше римских царей. Он не имеет права входить в соприкосновение со смертью, не имеет права руководить войной и касаться тех субстанций, которые связаны с оружием войны. Я предлагаю утвердить Луция Корнелия Мерулу, фламина Юпитера, консулом-суффектом – не вместо Луция Цинны, но скорее чтобы опекать, оберегать эту должность. В таком случае старший консул Гней Октавий не окажется без коллеги. Кроме того, во время войны в Италии, когда обстоятельства препятствовали подобной практике, ни одному человеку не позволялось быть консулом единолично, без коллеги.
– Я согласен с этим, Квинт Муций, – кивнул Октавий. – Позволим фламину Юпитера сидеть в курульном кресле Луция Цинны в качестве его хранителя! Теперь я предлагаю Сенату проголосовать за эти два взаимосвязанных решения. Те, кто за то, чтобы рекомендовать центуриатным комициям, во-первых, объявить Луция Цинну и шесть народных трибунов совершившими святотатство и изгнанными из Рима и всех римских земель и, во-вторых, утвердить фламина Юпитера консулом-суффектом, пожалуйста, встаньте от меня справа. Те, кто против, – слева. А теперь, будьте добры, давайте разделимся.