Битва за смерть

Синицын Олег Геннадьевич

— Нет, — оборвал его политрук. Калинин с разведчиком повернулись к нему. Зайнулов стоял возле ствола огромной ели и гладил шершавую, слегка шелушащуюся кору дерева. — Пули были выпущены сюда. Посмотрите!

И он поднял фонарь, освещая ствол, на котором были ясно видны сбитая кора и маленькие отверстия.

У Алексея перехватило дыхание.

Что же случилось с отрядом фашистов? И почему они расстреливали деревья? Неужели это может произойти и с ними? Ведь рота красноармейцев, перед которой поставлена задача захватить высоту Черноскальная,

тоже двигается по этой дороге!

Алексей посмотрел на разведчика и увидел, что он тоже напуган.

— Они стреляли прямо здесь, в лесу? — спросил разведчик, сглотнув. — И в кого?

— Они били очередями по деревьям вокруг себя, — сказал Зайнулов. — А точнее, вокруг дороги, по которой шли… По которой мы идем. Немцы отстреливались, словно сумасшедшие.

— Я и говорю, что немцы свихнулись! — произнес разведчик, скорее успокаивая себя, чем настаивая на своем мнении.

— Может, это партизаны? — предположил Калинин. — Немцы могли наткнуться на партизан. Те напали из леса, немцы ответили огнем. Вполне логично.

— Логично? Хорошо, а где трупы? — спросил Зайнулов. — Стволы нашпигованы пулями. При таком плотном огне должны были остаться тела. Куда они подевались?

— Возможно, их закопали в снегу. — Зайнулов отрицательно покачал головой:

— Это точно не партизаны. Партизаны не оставили бы оружие. К тому же в округе из селений одна только деревня Потерянная. Откуда партизанам взяться?

Калинин понимал, что политрук прав. Он повторно стал обходить загадочное место, изредка бросая пугливые взгляды в темноту между деревьями. Его настырность дала результат. На одном участке дороги обнаружилось нечто новое.

— Здесь не только оружие, — громко произнес Калинин.

Они стали внимательнее осматривать сугробы. Свет фонарей выхватывал немецкие ранцы, жестяные фляги, упакованные сухие пайки. Алексей даже нашел маленький альбом с фотографиями немецкой семьи и туго перетянутую резинкой пачку писем.

— Не понимаю, — сказал он наконец. — Немцы обстреляли окружающие деревья, потом бросили оружие, личные вещи и… Что же случилось с ними дальше?

— Я же говорю, что они сбросили весь лишний ГРУЗ, — настаивал разведчик. — Мало ли зачем им понадобилось налегке идти!

— Да? — усмехнулся политрук. — А как насчет этого?

Он вытащил из снега какую-то ткань. В бледном мерцающем свете керосиновой лампы Калинин понял, что в руке у политрука серая задубевшая шинель.

— Немцы могли оставить оружие, — сказал Зайнулов, — могли бросить личные вещи и даже продукты. Но бросить шинель — это просто самоубийство. В наши февральские трескучие морозы никакая одежда не будет лишней. Непонятно, что здесь произошло. Нужно быть настороже.

Рядовому Александру Парамонову понадобилось отойти в лес. По причине природной стеснительности он не мог справить большую нужду прилюдно. Вот поэтому, прислонив к дереву винтовку и взяв керосиновую лампу, он по сугробам стал пробираться в глубь леса.

Признаться

откровенно, в чаще было страшновато. Густая темнота почти не рассеивалась фонарем. Проступающие из мрака контуры огромных деревьев выглядели угрожающе. Парамонов двигался до тех пор, пока не перестал слышать шум из лагеря, хотя пламя костров еще проглядывалось между деревьями. Здесь, вдалеке от однополчан, он мог успокоиться и расслабиться.

Рассеянный свет керосиновой лампы скользнул по ближнему стволу, открыв взору нечто странное. Заинтригованный Парамонов приблизился и поднял фонарь на уровень глаз.

На стволе исполинской ели была снята кора — ровно, искусно, в форме овала. На обнажившейся древесине вырезан текст. Парамонов подивился качеству текста, провел по нему пальцами. Несколько строчек. Буквы настолько мелкие, что читались с трудом. Всю надпись обрамлял сложный узор из переплетающихся волнистых линий.

Парамонов сам занимался резьбой по дереву. Нельзя сказать, что он был мастером, но оценить и отметить качество, несомненно, мог. Очень кропотливая работа, изящная и миниатюрная.

— Бес… беспреде… — попытался прочесть Парамонов, но ничего не вышло. Хотя почти все буквы знакомые, слова, в которые они слагались, получались совершенно бессмысленными.

Еще некоторое время Александр любовался затейливым текстом, оставленным кем-то в дремучем лесу, но позыв в кишечнике напомнил, зачем он здесь оказался.

Успешно справившись со своей задачей и подтершись комком снега, Парамонов поднялся. Странный это был лес. Ни следов зверей, ни звуков. Да и сами деревья диковинные. Он никогда не видел таких могучих сосен, а уж за свою деревенскую жизнь Александр много разного леса повидал. И за грибами хаживал, и за черникой с ежевикой, и за зайцем длинноухим…

Парамонов двинулся назад. Он видел далекий свет костров и пошел прямо на него.

— Хи-хи! — раздалось вдруг из-за деревьев. Красноармейца от испуга едва не хватил удар.

Виски сжало стальным обручем, сердце забилось, как маленькое дрожащее от страха животное. Дыхание сделалось глубоким и неровным.

— Царица небесная матушка! — пробормотал пришибленный страхом Парамонов. — Господи, спаси и сохрани!

Из темноты он услышал смех маленькой девочки. Или показалось? Нет, определенно показалось. Откуда в дремучем лесу маленькая девочка? Возможно, он устал после перехода, вот и чудится всякое.

Ободренный этой мыслью, Парамонов сделал пару шагов. Керосиновая лампа осветила пространство впереди, и на какое-то мгновение, когда свет только-только разогнал темноту, Александр увидел край легкого голубого платья, мелькнувший за стволом.

Он несколько раз моргнул и потер глаза.

Померещилось! Край платья! Парамонов невольно усмехнулся. Под вечер мороз подбирался градусам к пятнадцати. Бегать по глухому лесу в легком платье… Нет, пожалуй, надо прилечь и отдохнуть. До тех пор, пока не поднимет старшина или пока не перестанут видеться маленькие девочки…