Битва за Смоленск
Шрифт:
— Пропадёт… — с сожалением сказал Макарыч.
— Если оперативно осаду снимем — не пропадёт, — отрезал Мамай. — Давайте-ка дальше двигаться.
— Как пойдём? — спросила Агнешка. — Напрямую? Или в обход?
— Пойдём напрямую, — ответил Мамай. — с полкилометра. А дальше — ползком.
— Серьёзно? — удивился я.
— Серьёзней не бывает, — хмуро подтвердил Мамай. — Думаешь, мне хочется по-пластунски передвигаться? Но скоро уже Смоленск виден будет, а перед ним пустое пространство, где гандарийцы вполне быть могут. Ты же не хочешь снова в гостях у деда Тимофея оказаться?
— Нет, не хочу, —
— То-то я смотрю, ты доспехи на поляне оставил, — ухмыльнулся Макарыч. — Заранее ведь знал, что ползти придётся.
— Естественно, знал, — сказал Мамай. — Ты тоже мог бы догадаться, когда я про пшеницу сказал. Мы не на прогулке. Ладно, кончай базар, как говорит наш сотник. Вперёд.
Звуки шуршания и поскрипывания, когда ты ползёшь, не из самых приятных. Время от времени на земле попадались камушки, извлекавшие из кольчуги не самые мелодичные ноты. Хорошо хоть, не я сам ползу, а всего лишь мой перс. Ощущения, конечно, очень похожие — но, что ни говори, это намного легче и приятнее. Впереди перед глазами мелькали грязные подошвы сапог Мамая, сзади раздавался приглушённый матерок Макарыча. К счастью, ползти пришлось не очень долго. В какой-то момент Мамай остановился, замер на земле и рукой поманил меня к себе. Я подполз к нему поближе и увидел, как он осторожно раздвинул заканчивающуюся здесь стену пшеницы.
Перед нашими взорами раскинулись обширные луга, за ними речка, а за речкой, на её высоком берегу — красивая зубчатая крепостная стена, перемежающаяся смотровыми башнями. Дальше виднелись крыши домов, колокольни и купола церквей. Совсем уж далеко видна была ещё одна стена, меньшего диаметра — и за ней остроконечная крыша ратуши. Вот он, Смоленск, как на ладони.
— Вот это да! — протянул я.
— Сюда посмотри, — потребовал Мамай, показывая рукой налево.
Я проследил за его взглядом и увидел, как вдалеке вдоль берега реки движется цепочка бойцов в длинных кольчугах. Гандарийцы.
— Заканчивают охват, — шепнул мне Мамай. — Сейчас замкнут кольцо.
Я глянул вправо и увидел, как им навстречу движется такая же цепочка бойцов.
— Какие будут наши действия? — спросил я.
— Пока понаблюдаем. Заодно посчитаем.
Мы насчитали в общей сложности пятьдесят восемь человек. Негусто. Неужели они такими силами осаду собираются держать? Пусть даже мы видим сейчас лишь один из участков.
— Что-то маловато их для охватывающего кольца, — подтвердил мои сомнения Мамай. — Не понимаю…
Макарыч с Агнешкой подползли поближе, осмотрелись и сделали те же выводы.
— Видишь, фигурки на стене появились? — толкнул меня Мамай.
Я присмотрелся — действительно, на крепостной стене, почти неразличимые с такого расстояния, перемещались стражники.
— Ну, по крайней мере, в городе не сидят сложа руки, — заметил я.
— Ладно, посмотрели, и хватит, — решил Мамай и начал разворачиваться. — Дальше идти смысла нет, да и рискованно слишком. Будем возвращаться.
Но не успели мы проползти и пятидесяти метров, как столкнулись нос к носу с Бруно, ползшим нам навстречу.
— Ты что тут делаешь! — возмутился я.
— Ты приказ помнишь? — холодно осведомился Мамай.
— Петя приказал ползти к вам! — сказал Бруно. — Пшеничное поле отрезали от леса!
— В смысле, отрезали? — не понял я.
— Гандарийцы.
— Так вот почему у них вдоль реки цепочка такая реденькая была! — задумчиво сказал Мамай. — Они два кольца делают.
— Как бы они сейчас не начали кольца сжимать, — сказал практичный Макарыч.
— Что будем делать, командир? — спросил появившийся вслед за Бруно Петя.
Я вопросительно посмотрел на Мамая.
— Ждать, пока они начнут сжимать, мы не будем, — твёрдо сказал он. — Подождём, пока перед нами никого не будет, и рванём в лес.
— А если всё время кто-то будет? — поинтересовался Бруно.
— Тогда возьмём языка, и рванём в лес, — сказал Мамай. — Языка, кстати, в любом случае желательно взять.
Ветерок донёс до нас слабый вкусный запах свежей выпечки.
— Откуда это булками пахнет? — Агнешка несколько раз с наслаждением втянула в себя воздух.
Мамай вдруг напрягся, и быстро сказал:
— Всё-таки подожгли, гады. Хотят обезопасить себя, чтоб им в спину внезапно никто не ударил. Все за мной!
Он быстро пополз вперёд, по направлению к лесу. Мы поспешили за ним — никому не улыбалась перспектива поджариться на этом поле, как пирожкам в духовке.
Никогда не думал, что пшеница может так быстро гореть. Возможно, причиной был лёгкий ветерок, который помогал распространяться огню. А может, перед этим просто слишком долго стояли жаркие дни без единой капли дождя. А только очень скоро вокруг стало в прямом смысле слова жарко. Кроме того, от едкого дыма становилось всё труднее дышать. Треск огня становился всё громче, пока не заглушил все остальные звуки. Стало ясно, что ползком мы пересечь поле не успеем. Посылать кого-то вперёд, чтобы высмотрел место побезлюднее для броска в лес тоже уже не оставалось времени. А значит, оставалось лишь бежать напролом, наплевав на маскировку.
Мамай приказал передать по цепочке, что по его сигналу все должны с оружием наизготовку нестись вперёд — если надо, через пламя.
— Но мы же приведём их за собой в лагерь! — сказал я ему.
— Не приведём, — ответил он, сжимая рукоять меча. — Сделаем крюк в другую сторону. Не бойся. А что в лесу партизаны будут — они и так знают, потому территорию и выжигают.
Вы когда-нибудь пробовали бежать сквозь огонь? Это по-настоящему страшно. Мы неслись словно на крыльях, спеша выскочить из западни, в которую так некстати угодили. При этом старались не поднимать лишнего шума, и потому неслись молча, ощетинившись оружием. Я бежал сразу за Мамаем, и мне было отлично видно, как между горящим полем и лесом остановился и рассыпается в боевой порядок небольшой отряд гандарийцев. Наверное, они были немало удивлены увидеть несущихся прямо на них сквозь огонь смоленских дружинников.
Вот тогда Мамай закричал. Высоко подняв меч, он нацелился прямо в центр построения противника. Мы подхватили клич, и не сбавляя темпа врезались в группу гандарийцев. Без устали работая кинжалом, я краем глаза успевал отмечать, как метко стреляли Агнешка с Макарычем — они обнуляли гандарийцев почти без осечек. Те никак не ожидали подобного напора, да и отряд, судя по всему, попался не из сильнейших — очень скоро мы стали брать над ними верх.
— Одного оставьте! — крикнул Мамай, отбиваясь мечом сразу от двоих гандарийцев.