Битвы Третьего рейха. Воспоминания высших чинов генералитета нацистской Германии

Лиддел Гарт Бэзил Генри

Больше ничего не происходило до тех самых пор, когда на Западный фронт прибыл фельдмаршал фон Клюге, чтобы сменить фельдмаршала фон Рундштедта на посту командующего. Это произошло вскоре после неприятного последнего телефонного разговора с Гитлером, в котором фельдмаршал пытался доказать, что войне необходимо положить конец. Об этой замене я могу сказать кое-что еще. Гитлер отлично знал, что фельдмаршал фон Рундштедт пользуется глубоким уважением как в армии, так и у противника. В пропагандистских радиопередачах союзников часто звучало утверждение, что взгляды фельдмаршала и офицеров его штаба отличны от взглядов Гитлера. Между прочим, достоин упоминания еще один факт: наш штаб

не подвергся ни одной воздушной атаке. Фельдмаршалу никогда не угрожали деятели французского движения Сопротивления – было хорошо известно, что он сторонник хорошего обращения с местным населением. Агенты фюрера, несомненно, доносили ему обо всех этих «опасных» признаках. Гитлер относился к фельдмаршалу с большим уважением, чем к другим военным, однако держал его под пристальным наблюдением. Поэтому эмоциональное высказывание фельдмаршала о необходимости заключения мира было сочтено фюрером достаточным основанием для его смещения с должности.

Фельдмаршал фон Клюге прибыл в Сен-Жермен 6 июля. 17 июля был ранен фельдмаршал фон Роммель, и Клюге перебрался в его штаб в Ла-Рош-Гийон, оставив меня в Сен-Жермене.

20 июля

Первые новости о покушении на жизнь фюрера я услышал около 3 часов пополудни от полковника Финка, переведенного к нам с Восточного фронта шестью неделями раньше. Он вошел в мою комнату и провозгласил: «Генерал, фюрер мертв! Гестапо ведет следствие в Берлине». Я был очень удивлен и спросил, откуда ему это известно. Финк ответил, что информацию сообщил по телефону генерал фон Штюльпнагель, военный губернатор Парижа.

Я немедленно попытался созвониться с фельдмаршалом фон Клюге, но в штабе мне ответили, что генерал на передовой. Тогда я в чрезвычайно осторожных терминах – все-таки мы беседовали по телефону – объяснил, что произошли важные события и я сам приеду, чтобы все рассказать. Около 4 часов я уехал из Сен-Жермена и уже в 5.30 был в Ла-Рош-Гийоне.

Оказалось, что фельдмаршал фон Клюге только что вернулся в штаб. Когда я вошел к нему, он как раз читал запись сообщения немецкого радио, в котором говорилось о покушении на жизнь фюрера, окончившемся неудачей. Фон Кдюге сказал, что имеет две идентичные телефонограммы из Германии, в которых ему сообщают о смерти фюрера и требуют принять решение. Имена отправителей он не назвал. После этого он рассказал, что год назад к нему приходили Вицлебен, Бек и другие генералы, чтобы обсудить возможность обращения к фюреру, причем беседа записывалась.

Мы еще разговаривали, когда принесли телефонограмму из Сен-Жермена. В ней сообщалось о получении анонимной телеграммы о смерти фюрера. Клюге был озадачен и не знал, какому из сообщений верить, но, тем не менее, сомневался, что немецкое радио могло воспользоваться непроверенной информацией. Я решил позвонить заместителю Йодля генералу Варлимонту. После долгих и безуспешных попыток дозвониться нам удалось узнать только одно: Варлимонт не может подойти к телефону – вместе с Кейтелем он занят делами чрезвычайной важности.

Мы долго думали, куда еще можно обратиться, и в конце концов позвонили главе СС в Париже.

Он ответил, что не располагает никакой информацией, кроме переданной по радио. Тогда мы позвонили генералу Штифу – начальнику организационного отдела штаба сухопутных войск. Я хорошо знал Штифа, но понятия не имел, что он, как позже выяснилось, является самым непосредственным участником заговора. Штиф спросил: «Откуда вы взяли, что фюрер мертв? Он жив и прекрасно себя чувствует». И связь прервалась. После этого телефонного разговора мы не могли не испытывать тревоги. Все-таки

при сложившихся обстоятельствах он выглядел довольно подозрительным.

Ответы Штифа, да и вся его манера ведения разговора показалась мне очень странной, и я мог предложить фон Клюге единственное тому объяснение: попытка была, но провалилась. Затем Клюге сказал, что, если бы она оказалась успешной, он бы первым делом приказал прекратить все действия против Англии, а затем предпринял шаги для установления контактов с командованием союзников.

Затем фон Клюге попросил меня позвонить генералу фон Штюльпнагелю и вызвать его в Ла-Рош-Гийон. Также я сумел связаться с фельдмаршалом фон Шперле, командовавшим силами люфтваффе на западе.

Первым прибыл генерал фон Штюльпнагель в сопровождении подполковника Хофакера. Мы уселись за столом вместе с фельдмаршалом фон Клюге – теперь никого из участников той встречи нет в живых, остались только Шпейдель и я. Фон Штюльпнагель заговорил первым: «Позвольте подполковнику Хофакеру объяснить суть дела». Оказалось, что подполковник знал все о готовящемся покушении и являлся связующим звеном между фон Штюльпнагелем и Вицлебеном. Он рассказал, как заговор трансформировался от подготовки петиции к подготовке покушения – это произошло, когда стало совершенно очевидно, что Гитлер не станет прислушиваться к гласу рассудка, а союзники не примут мирные предложения, исходящие от Гитлера. Он подробно рассказал, как фон Штауфенберг произвел свою историческую попытку, окончившуюся полным провалом.

Когда он закончил свою речь, фон Клюге с явным разочарованием произнес: «Что ж, господа, будем считать, что все кончено». Фон Штюльпнагель отреагировал на это замечание довольно бурно: «Как же так, фельдмаршал, я думал, что вы знакомы с планами! Что-то надо делать!» На что фон Клюге ответил: «Больше ничего сделать нельзя. Фюрер жив!» Я заметил, что Штюльпнагель явно забеспокоился. Он начал ерзать на стуле, затем встал и вышел на веранду. Вернувшись, он почти не открывал рта.

Потом приехал фельдмаршал Шперле, но провел с нами всего несколько минут и отклонил приглашение фон Клюге на ужин. Было очевидно, что он не хочет участвовать в разговорах или стать свидетелем чего-нибудь крамольного.

А мы отправились ужинать. Фон Клюге был весьма оживлен и совсем не выглядел обеспокоенным. Фон Штюльпнагель, напротив, был непривычно молчалив. Во время ужина он попросил фон Клюге уделить ему несколько минут для конфиденциальной беседы. Фельдмаршал согласился, но пригласил меня тоже. Мы прошли в маленькую комнату. Здесь Штюльпнагель сообщил, что перед отъездом из Парижа принял некоторые меры предосторожности. Фон Клюге эмоционально воскликнул: «Боже мой! Что вы сделали?» На что Штюльпнагель ответил: «Я приказал арестовать всех эсэсовцев в Париже». Но имелись в виду не части «ваффен СС», а служба безопасности, то есть СД.

«Но вы не имели права делать это без моего приказа!» – удивился фон Клюге. На что Штюльпнагель сказал, что пытался дозвониться до фельдмаршала, но не сумел, поэтому и решил действовать по своему усмотрению. «Что ж, – пожал плечами фон Клюге, – тогда вам за это и отвечать». На этом разговор окончился, и мы вернулись к прерванному ужину.

Потом фон Клюге поручил мне связаться с начальником штаба фон Штюльпнагеля, который оставался в Париже, и выяснить, действительно ли были произведены аресты. Я позвонил полковнику фон Линстову – теперь его уже тоже нет в живых. Он сказал, что аресты начались и их уже ничто не остановит. Тогда фельдмаршал посоветовал фон Штюльпнагелю побыстрее переодеться в гражданскую одежду и попытаться скрыться, отпустив предварительно всех арестованных.