Благородный дом. Роман о Гонконге.

Клавелл Джеймс

— В Макао одни любители, а в прошлом году эти гады сжульничали.

— Это не доказано — у тебя взорвался двигатель. Мало ли двигателей взрывается, Иэн. Это как повезет!

— С моей машиной кто-то поработал.

— Это тоже нужно доказать! Господи, и ты ещё говоришь о плохой наследственности? В некоторых вещах ты такой же бестолковый, как сам Дирк Струан!

— Вот как?

— Да, и...

Филлип Чэнь быстро вмешался, желая покончить с царившей в комнате напряженностью:

— Если это так важно, позвольте я попробую выяснить истину. У меня

есть свои источники. Мои китайские друзья узнают, должны узнать, замешаны ли в этом Том или молодой Дональд Никклин. Ну, а если тайбань пожелает принять участие в гонках, это его право, — деликатно добавил он. — Не так ли, Аластэр?

Тот сдержал ярость, хотя шея у него оставалась багровой.

— Да-да, ты прав. И все же, Иэн, мой совет — бросить это дело. Они приложат ещё больше стараний, чтобы добраться до тебя, потому что ваша неприязнь взаимна.

— Есть ли кто-нибудь ещё, о ком я должен знать, — в списке? Струан ответил не сразу:

— Нет, сейчас нет. — Он открыл вторую бутылку и стал разливать шампанское. — Что ж, теперь это все твое — и повеселишься, и попотеешь. Я рад, что передаю тебе дела. Как разберешься со всем, что есть в сейфе, сразу поймешь, что лучше и что хуже всего. — Он подал каждому бокал и отпил из своего. — Клянусь Господом Иисусом, это самое лучшее из всех французских вин.

— Да, — согласился Филлип Чэнь.

Данросс считал, что «Дом Периньон» не стоит тех денег, что за него просят, и такой высокой оценки не заслуживает, да и урожай пятьдесят четвертого года был не из самых удачных. Но он промолчал.

Струан подошел к барометру. Девятьсот семьдесят девять и две десятых.

— Похоже, тайфун идет серьезный. Ладно, дело не в этом. Иэн, у Клаудии Чэнь есть папка для тебя по важным вопросам и полный список наших акций — с именами номинальных владельцев. Если будут вопросы, поторопись с ними до послезавтра: у меня билет в Лондон. Клаудию ты, конечно, оставишь.

— Конечно. — Клаудиа Чэнь, исполнительный секретарь тайбаня и дальняя родственница Филлипа Чэня, была ещё одним звеном, связывавшим, помимо компрадора, старого и нового тайбаня.

— А как насчет нашего банка — Гонконгско-Китайского банка «Виктория»? — Данросс задал этот вопрос с наслаждением. — Я не знаю точно, сколько у нас там акций.

— Это всегда знал лишь тайбань. Данросс повернулся к Филлипу Чэню:

— А сколько у тебя на счетах, официально или через подставных лиц? Ошеломленный компрадор медлил с ответом.

— В будущем я намерен использовать твои акции при голосовании вместе с нашими. — Данросс не сводил глаз с компрадора. — Я хочу знать, сколько их, сейчас, а завтра к полудню жду от тебя письменного подтверждения официальной передачи мне и последующим тайбаням бессрочной доверенности на голосование, а также права первого выбора акций, если ты когда-нибудь решишь их продать. Молчание затягивалось.

— Иэн, — заговорил было Филлип Чэнь, — эти акции... — Но воля Данросса пошатнула его решимость. — Шесть процентов... немногим более шести процентов. Я... все будет так, как пожелаешь.

— Ты

не пожалеешь об этом. — Данросс перенес внимание на Аластэра Струана, и сердце у того замерло. — Так сколько акций у нас? Сколько у подставных лиц?

Аластэр колебался.

— Это всегда знал лишь тайбань.

— Конечно. Но нашему компрадору нужно доверять, причем абсолютно. — Данросс пытался вернуть старику попранное достоинство, понимая, как тот переживает свое унижение в присутствии Аластэра Струана. — Сколько?

— Пятнадцать процентов, — выдавил из себя Струан.

Данросс, как и Филлип Чэнь, даже охнул. Ему хотелось закричать: «Господи Иисусе, у нас пятнадцать процентов, а у Филлипа ещё шесть, и у тебя, черт побери, не хватило ума, чтобы использовать такой пакет, какого, вероятно, больше нет ни у кого, чтобы добиться для нас кредитов, когда мы почти разорены?»

Вместо этого он наклонился, разлил остатки вина по бокалам и за это время сумел успокоить бешено колотящееся сердце.

— Прекрасно, — невозмутимо, ровным тоном произнес он. — Надеюсь, теперь дела у нас пойдут лучше, чем когда-либо. — Он сделал глоток вина. — Я переношу особое собрание. На следующую неделю.

Оба собеседника внимательно смотрели на него. Несмотря на вражду, тайбани «Струанз», «Ротвелл-Горнт» и банка «Виктория» ежегодно начиная с 1880 года тайно встречались для обсуждения вопросов, которые влияли на будущее Гонконга и Азии.

— Они могут не согласиться на перенос собрания, — сказал Аластэр.

— Я позвонил всем сегодня утром. Оно состоится в следующий понедельник, в девять утра, здесь.

— Кто будет от банка?

— Заместитель главного управляющего Хэвегилл: старик в отпуске — сначала собирался в Японию, потом в Англию. — Лицо Данросса помрачнело. — Придется обойтись тем, что есть.

— Пол — парень ничего, — заявил Аластэр. — Он будет следующим главным управляющим.

— Не будет, если у меня получится, — парировал Данросс.

— Тебе никогда не нравился Пол Хэвегилл, да, Иэн? — спросил Филлип Чэнь.

— Да. Он слишком ограничен, слишком замкнут в пределах Гонконга, слишком отстал от времени и слишком напыщен.

— И он настраивал против тебя твоего отца.

— Да. Но это не главное, почему он должен уйти, Филлип. Он должен уйти, потому что стоит на пути Благородного Дома. Он слишком консервативен, недопустимо щедр по отношению к «Эйшн пропертиз» и, как я считаю, является тайным союзником «Ротвелл-Горнт».

— Не согласен, — сказал Аластэр.

— Знаю. Но нам нужны деньги, чтобы расширяться, и я намерен эти деньги достать. Так что я собираюсь использовать мой двадцать один процент очень серьезно.

Буря за окном усилилась, но они, похоже, этого не замечали.

— Не советую рассчитывать на банк «Виктория», — серьезно заявил Филлип.

— И я тоже, — поддержал Аластэр Струан.

— А я и не собираюсь. При условии, что со мной будет сотрудничать мой банк. — Какое-то время Данросс смотрел на дождевые струи. — Кстати, я пригласил на собрание и Джейсона Пламма.