Благословение Небожителей. Том 1
Шрифт:
В самой глубине грота горели яркие огни, располагалась кушетка для сидения и длинный стол, на столе расставлены золотые чарки и яшмовые блюда. Обстановка выглядела столь роскошно и великолепно, что больше походила не на глубокую горную пещеру, а на настоящий пир в императорском дворце. У дальнего края стола виднелся огромный котёл, в котором могли свободно плавать и плескаться несколько десятков человек. В котле бурлила и выплёскивалась через край ярко-красная кипящая жижа. Если кто-то по неосторожности свалится в него, то наверняка мгновенно сварится до готовности!
Четыре демонёнка повели пленников к котлу. Кто-то, увидев
Принц повернулся и увидел, что на Хуа Чэне всё ещё надет облик молодого симпатичного парня, но во взгляде его заплясало пламя гнева, вздымающееся до самых небес.
Несмотря на не исчезающую с его губ улыбку, Се Ляню было доподлинно известно, что истинные чувства Хуа Чэна спрятаны глубоко внутри. И принц никогда раньше не видел такого всепоглощающего гнева в его взгляде. Проследив в том же направлении, куда смотрел Хуа Чэн, в следующий миг Се Лянь ощутил, как даже выдох застыл в горле. Перед роскошной кушеткой на коленях стоял человек.
Так могло показаться на первый взгляд. На второй же становилось понятно, что на самом деле это лишь каменная статуя, выполненная точь в точь по размерам реального человека. Статуя выглядела весьма необычно — вырезанная в коленопреклонённой позе, она стояла спиной к принцу, понурив голову. При одном взгляде на неё в голову приходило лишь одно описание — «неприкаянная душа»[4]. Поразмыслив, можно было догадаться, что такую статую создали лишь с одной целью — оскорбить изображаемого ею человека.
[4] Досл. — бездомный пёс.
Се Ляню не требовалось даже обходить статую с другой стороны, ему и без того было известно — облик каменного изваяния полностью повторял его собственные черты.
Глава 50. Резных костей душа лишь одному несёт покой и благость. Часть третья
В общем говоря, обычно люди не имеют понятия, как именно выглядят со спины. Но в случае с Се Лянем всё было иначе. Он как никто другой отлично это знал.
После падения государства Сяньлэ люди, в попытке выплеснуть накопившийся гнев, сожгли восемь тысяч храмов наследного принца, опрокинули все его статуи, унесли мечи и драгоценные камни, сорвали золотые детали с одежд. Но людская ненависть так и не угасла. Поэтому кто-то придумал новое развлечение для этих целей. А именно — создавать такие вот коленопреклонённые каменные статуи.
Люди изображали Его Высочество наследного принца, которого они когда-то обожали и превозносили, в позе покаяния, а затем устанавливали в местах скопления народа, чтобы каждый желающий мог подойти и плюнуть в неподвижную каменную статую или же отвесить ей пинка, тем самым избавляясь от злости в душе. Некоторые заходили ещё дальше — они изготавливали статуи, которые прижимались лбом к земле, будто отбивая поклон, и использовали их вместо порога в своём доме, позволяя всем входящим наступить на изваяние принца. Такие статуи попадались во многих городах и деревнях на протяжении десяти-двадцати лет после уничтожения государства Сяньлэ, разве Се Лянь мог не знать, как со спины выглядит его коленопреклонённый образ?
Внезапно раздался молодой голос мужчины:
— Паршивый щенок Пэй Су смог вскарабкаться на Небеса лишь держась за штанину[1] этого жеребца-осеменителя Пэя! Неужто правда считал, что сам чего-то стоит? Теперь он всего лишь бездомная псина, которую выгнали прочь из дома. Как он посмел мне помешать! Да я оставлю его труп сушиться на ветру и никому не позволю хоронить!
[1] Досл. — обнимая за ногу, в знач. пользоваться чьим-то покровительством, искать поддержки.
Ругань послышалась раньше, чем явился обладатель голоса. Се Лянь чуть скосил взгляд и увидел, как в пещеру вошёл человек в бирюзово-зелёных одеяниях, вида напыщенного и горделивого. По кое-каким причинам, не стоящим упоминания, Се Лянь не удержался от того, чтобы посмотреть вначале на его голову. Однако зажжённой лампы не увидел, зато увидел маску на лице, отчего ощутил лёгкое разочарование. Толпа младших демонов обступила его со всех сторон, будто кольцо горящих свечей. Наверняка это и был легендарный Лазурный Демон Ци Жун, один из Четырёх величайших бедствий.
С тех пор, как Нань Фэн впервые упомянул имя Ци Жун, в душу Се Ляня закрались сомнения, не тот ли это «Ци Жун», которого он знал. Но из-за общепринятого мнения, что любая нечисть в посмертии скрывает своё настоящее имя, а также любые сведения о своей «жизни», принц решил, что, возможно, это разные люди, а имя всего лишь выдуманное. Но теперь он мог почти с полной уверенностью сказать, что подозрения оправдались. Ведь если это не тот Ци Жун, которого он знал, разве какой-то другой Ци Жун стал бы так относиться к статуе наследного принца? И разве мог этот голос показаться принцу настолько знакомым?
Младшие демоны окружили Ци Жуна, тоненько поприветствовали «Князь!» и затрещали наперебой. Се Ляню удалось различить смысл в общих чертах: Ци Жун послал своих ближайших подчинённых, чтобы учинить беспорядки в Призрачном городе. Ничего не вышло — Хуа Чэн разбил их в пух и прах, поэтому Ци Жун приготовился к новому походу. Однако второе нападение так и не свершилось — по дороге в Призрачный город его слуги столкнулись с только что отправленным в ссылку Пэй Су. И хотя того сослали в мир людей, всё же совсем недавно он был небожителем, и раз других дел у него не нашлось, то он решил покамест разобраться с нечистью, которая попалась ему на пути. Так и вышло, что слуг Ци Жуна снова разбили в пух и прах.
За столь короткий срок оказались уничтожены сразу два отряда его ближайших подчинённых. Узнав об этом, Ци Жун рвал и метал, проклятия так и сыпались из него:
— Каков предок, таков и потомок! Пэй Мин, сукин сын, жеребец-осеменитель, чтоб твой половой орган язвами покрылся! Надо отрезать ему, вместе с Пэй Су, его гнилой хрен и подвесить над воротами их храма, а те, кто станет поклоняться ему, пусть тоже покроются язвами!
Се Лянь насилу сдержал порыв заткнуть уши. Вроде бы та же ругань, ведь Фэн Синь, к примеру, стоило ему испытать потрясение, тоже начинал браниться последними словами. Вот только, какие бы страшные проклятия ни извергал небожитель, было совершенно ясно, что он лишь временно охвачен яростью, но на самом деле не помышляет никого проклинать по-настоящему. Ци Жун ругался совсем иначе, при первых же звуках не оставалось сомнений, что он действительно желает объекту брани именно такой омерзительной и гадкой смерти, как в его словах. Он совершенно не скупился на выражения «ниже пояса». Вот уж поистине гнусное поведение.