Благословенное дитя
Шрифт:
— Он никогда не умрет, — сказала Эрика, — но уверяет, что это конец.
Лаура услышала шорох. Может, это бумажный стаканчик с кофе? Хорошо бы, сестрица не облилась горячим кофе прямо в машине.
— Какие у тебя еще дела остались? — спросила Эрика.
— Дела?
— Ты сказала, что у тебя куча домашних дел. Что-то случилось?
— Все в порядке, но я хочу продать этот дом и переехать отсюда.
Лаура услышала вздох, а потом Эрика спросила:
— Почему вдруг?
— Не знаю, — сказала Лаура, — нам не нравится тут. Местные жители очень зажатые. А сейчас они собираются насильно выселить отсюда одного старика потому, что он дарит маленьким соседским девочкам браслеты.
— А зачем он дарит им браслеты?
— Понятия не имею. Юлии тоже подарил несколько штук. Он их сам делает.
— Но почему он дарит девочкам браслеты?
— Не знаю, — ответила Лаура. Ей хотелось побыстрее закончить этот разговор.
— Ясное дело, люди нервничают.
Вздохнув,
— Да, но они хотят выселить его отсюда просто потому, что он им не нравится!
— Знаешь, он странно себя ведет, — сказала Эрика, — я бы не позволила Юлии брать у него браслеты.
— Да-да. — Лаура сменила тему разговора: — Слушай, если случайно будешь говорить с Ларсом-Эйвиндом — например, позвонишь сюда, а трубку возьмет он, — то не говори ему, что мы продаем дом. Он еще не привык к этой мысли.
— Мне пора, — сказала Эрика.
— Пока, — ответила Лаура. Подняв голову, она посмотрела в окно, на снег, падающий на траву, цветочные вазы, березу, зеленые ворота. Надо будет вечером поиграть с Юлией и Еспером в саду. Да, так она и сделает. Она не будет никуда спешить и злиться. Только бы Еспер выздоровел. Когда у него температура, он просыпается по ночам, плачет, жалуется на боль и его ничем не успокоишь.
В детском саду ему не нравится, он отходит в сторонку и по-стариковски морщит лоб. Может, ему надо было сегодня остаться дома? Нет-нет, все хорошо. Насморк несильный. Наверное, немного вспотел, но это потому, что он долго не выходил на улицу и искал варежки Юлии. Все замечательно. Вечером они слепят снеговика, воткнут ему вместо носа морковку, а вокруг шеи повяжут большой клетчатый шарф. На ужин она приготовит шоколад со взбитыми сливками и напечет вафель. Детям разрешат спать вместе с родителями, на их большой кровати. И ничего страшного, если Юлия с Еспером будут возиться и толкаться. Обычно, когда дети залезали к ним в постель, Лаура с Ларсом-Эйвиндом не могли выспаться, поэтому они решили: никаких детей в кровати по ночам. Ладно, сегодня можно сделать исключение, и пусть дети толкаются и возятся. Все будет замечательно. Все уладится.
— Веди осторожно, — сказала Лаура в трубку, но Эрика уже отключилась.
Пол в маленьком тесном коридоре был покрыт темным паркетом, а на стенах, обшитых нестругаными сосновыми досками, множество крючочков и вешалок для разной зимней одежды, хотя обычно одежду сваливали на пол в кучу, где потом, когда таял снег, от нее оставались мокрые влажные пятна. Лаура вновь стояла в этом маленьком тесном помещении, которое она мечтала отремонтировать по образцу, предлагаемому дизайнерскими журналами с фотографиями просторных прихожих с белыми стенами. (Если кухня — сердце дома, то прихожая — его руки! Именно прихожая ежедневно приветствует тебя, твою семью и твоих гостей!) Она натянула на себя шерстяной свитер, куртку, теплые сапоги, длинный шарф и шапку. Ее варежки, которые валялись на полу в лужице воды, насквозь промокли, и ей пришлось искать в шкафу другие. Она нашла одну желтую шерстяную варежку и одну забытую кем-то коричневую кожаную перчатку с меховой оторочкой. Ладно, сойдёт. До центра она и так дойдет. А там снимет перчатку с варежкой и спрячет их в сумку. Лауре нужно купить еды на ужин. Сначала она отправится в турецкую лавочку за свежими овощами, потом в рыбный магазин, оттуда — в винный магазин, а затем — в супермаркет. Она решила не ехать на машине, а взять большую синюю сумку на колесиках. Сегодня вечером, уложив детей, почитав им на ночь и спев песню (и все это без спешки), она наконец-то накормит Ларса-Эйвинда отличным ужином. Давненько она ничего не готовила. Сначала суп — может, прозрачный мясной суп с приправой из хрена. Сунув руку в карман, Лаура проверила, не забыла ли мобильник, открыла дверь и вышла на улицу, волоча за собой сумку на колесиках. Чуть погодя, по пути в турецкую лавочку, она позвонит Молли. «Привет, это Лаура. Эрика сейчас едет на Хаммарсё — она хочет навестить отца. Поехали тоже?» Лаура и Эрика уже много месяцев не разговаривали с Молли, и поэтому придется спрашивать ее напрямик. Лаура еще может добавить, что Исак, наверно, скоро умрет, хотя звучать это будет наигранно. Молли, скорее всего, откажется. Своим мелодичным голоском она скажет: «Нет» — и рассмеется. Молли скажет, что ей все равно, жив Исак или мертв. Однажды она приготовила для него ужин — ей было тогда семнадцать лет, — а он так и не пришел. Когда Молли была маленькой, Исак поднимал ее и кружил, а Молли раскидывала руки в стороны и изображала большую птицу.
Лауре семь лет. Сегодня она много ходила. Роза попросила ее купить кое-что, Лаура моталась в магазин и обратно, и за это ей дали мороженое. Был обычный летний день на Хаммарсё. У Лауры уже тогда была сумка на колесиках. Она возвращается из магазина, волоча за собой сумку, набитую продуктами.
— Сумка на колесиках —
Сейчас Лаура разложит продукты по полочкам и ящикам и пойдет на улицу. Она уляжется на траву и будет листать норвежские журналы Эрики.
Норвежцев Лаура не понимает. Что норвежский, что датский — без разницы, все равно непонятно.
Эрика рассказывала, что в Норвегии все знают шведский. Это потому, что у них есть шведское телевидение. У них есть и норвежское телевидение, и шведское. В Швеции норвежского никто не понимает, и норвежского телевидения ни у кого нет. Однако Лауре казалось, что это никого не волнует. Шведы не больно-то переживают из-за того, что не знают норвежского, или из-за телевидения, поэтому зря Эрика так важничает.
Эрика говорит по-норвежски и по-шведски. Эрика — она наполовину кто угодно. Наполовину шведка. Наполовину норвежка. Наполовину сестра.
Когда Лаура была еще меньше, она и не знала, что у нее есть сестры — наполовину или нет, старшие или младшие, но потом на Хаммарсё приехала Эрика. Она назвала Исака папой, и Роза объяснила Лауре, что раньше Исак был женат на другой женщине по имени Элизабет и у них есть ребенок. Тогда Лаура играла с девочкой, которую звали Фрида, и Фрида сказала: совсем неудивительно, что у такого бабника, как Исак Лёвенстад, по всему острову дети. Так сказали мама и папа Фриды, а та подслушала их разговор. И Фрида решила, что у Лауры целая куча братьев и сестер.
— Здорово! Вот бы среди них был и старший брат! — ответила на это Лаура.
У Фриды был старший брат, который иногда покупал ей лакричные пастилки, а Лаура любила их больше всего на свете.
Сначала появилась Эрика, а потом — Молли. Лауре достаточно было просто зажмуриться или отлучиться на часок в магазин — и готово, у нее уже новая сестра! Она открыла калитку и вошла на лужайку. На поляне возле дома стояла красная детская коляска, а в ней сидел орущий ребенок в красном чепчике. Явно не новорожденный. Лаура подошла к коляске — нет, не новорожденный, потому что уже мог самостоятельно сидеть и был довольно крупным, но все же его пристегнули ремнями. Лаура сначала не разобрала, однако ей показалось, что это девочка. В любом случае она еще маловата, чтобы рассказать толком, откуда взялась. Лаура огляделась. «ЭЙ!» — закричала она. Ребенок вопил. «ЭЙ!! ЧЕЙ ЭТО РЕБЕНОК?!» Сумка на колесиках перевернулась, из нее вывалились два кочана салата и баночка джема. Затолкав продукты обратно, Лаура втащила сумку в дом. Она крикнула: «ЭЙ!» Никого — ни на кухне, ни в гостиной. Она посмотрела на часы. Время гулять, поэтому зря она так раскричалась. Эрика сейчас с Рагнаром, Роза отправилась по делам на материк, а Исак сидит в кабинете, и его ни при каких обстоятельствах нельзя беспокоить. Лаура подумала, что забытый кем-то ребенок — не исключение. Она посмотрела на ребенка. Да, это точно девочка: на мальчика не стали бы надевать такой ужасный чепчик. От криков малышка совсем обессилела и теперь только открывала рот и тихо всхлипывала. Если принести ребенка Исаку, то он жутко рассердится. Нет, придется им заняться Лауре. Когда вернется Роза, тогда другое дело, но сейчас это проблема Лауры. Она посмотрела на ребенка. «Сначала, — подумала Лаура, — я потихоньку прокрадусь на кухню, разложу продукты в холодильник и по шкафам, а потом погуляю с ребенком». Хорошо бы, Роза поскорее приехала.
Лаура взялась за ручку коляски и покатила ее. Коляска была больше и тяжелее сумки на колесиках, поэтому толкать пришлось изо всех сил. Тяжело. Колесо наткнулось на камень, и коляска чуть не перевернулась. Лаура успела подхватить ее, но ребенок, конечно, опять разорался.
— Ну, чего ты, — сказала Лаура, толкая коляску вперед, колеса поскрипывали, — меня зовут Лаура.
Посмотрев на нее, ребенок заплакал, глаза у него покраснели и опухли, иногда он тянул ручки и бормотал что-то вроде: «Мама, нана, мама, смотри! Сонышко!» Лаура сказала:
— Мы сейчас пойдем гулять, а ты сиди тихо, как мышка.
Ребенок посмотрел на нее и всхлипнул. Лаура покатила коляску быстрее. Она шагала по дорожке, а впереди катилась большая красная коляска. Больше никаких камешков под колесами. Крепче вцепившись в ручку, Лаура выехала за калитку и свернула на лесную дорожку. Увидев светлую лесную зелень, малышка вроде бы успокоилась. Оглядываясь вокруг, девочка повторяла: «Смотри! Вон! Смотри!» Она показывала на корявые изогнутые ветром деревья, ветки, цеплявшиеся за коляску, полусгнившие пеньки и торчавшие из земли корневища, пару дохлых птиц и тушку какого-то крупного зверя (может, лисы?), на тропинки, ведущие к морю, лужайкам и тайным земляничным полянам, которые показал Лауре с Эрикой Рагнар, когда они с ним познакомились. Эрика и Рагнар больше не хотят играть с Лаурой. Считают ее слишком маленькой. Думают, что она не знает, где расположен секретный домик Рагнара, но она-то знает. Она много раз там бывала и однажды даже сшила занавеску, которую Рагнар повесил на щель между бревнами, служившую окном.