Благословенные рассказы

Кандинская Мария

Он любил натирать полы и ручки дверей до блеска , но особенно он любил натирать – до блеска и прозрачности штиля речной воды – небольшие окна из толстого, непробиваемого стекла, заглянув в которые можно было бы только смутно представить себе всё количество хранимого здесь богатства.

Иногда, сторож пытался себе это представить – воображал себя – то ветхозаветным левитом (*хранителем сокровищ), то древним волшебником.

Ночные смены у него были сутки, через двое, и всё его устраивало в жизни, если бы он не был так одинок.

Вот сейчас он шёл на

своё ночное дежурство, и прямо перед банком тут же стояла девочка. Он заметил её давно, примерно два месяца назад, когда заканчивалось лето, и начиналась осень. Ей было лет 11 или 12. Она приходила в парк, расположенный рядом с банком, напротив банка. Ночной сторож предположил, что её привлекали большие зеркальные витрины банка и ближайших магазинов, в которые можно было любоваться своим отражением в полный рост. Только платье у девочки было одно и то же – все эти два месяца – оно было красивое и единственное – за всё это время, когда сторож наблюдал, как девочка приходила в парк и к витринам….платье на ней пылилось, мялось, и лоснилось жиром…. Она не меняла платья. Она худела, и казалось, она ночует где-то здесь, неподалёку всё это время.

Она выглядела бездомной и беспризорной – хотя, он понял, Она была сейчас такой же внутренне свободной, как и он. Они были люди одного настроения.

Впервые сторожу из хранилища драгоценностей пришла мысль о том, что об этой девочке совершенно некому позаботиться, что она страдает, голодна, или может быть, болеет.

Сейчас она играла с листьями, опадающими с деревьев в парке – позолоченными, рубиновыми, лиловыми….—она складывала из них гербарии, а затем, обрамляла свои тяжёлые волосы, вплетала осенние листья.

Он вспомнил, что видел похожее украшение из белого и жёлтого золота с феонитами – там, у него в хранилище – ему захотелось , чтобы она примерила эти драгоценности из сокровищницы .

И он подозвал её, оно подошла, он предложил ей перекусить, чем Бог благословил – разделить с ним обед у него в подсобке. Потому что он совершенно одинокий старик, с которым практически никто не разговаривает. А у него большая ответственность – каждый раз отвечать, что сокровищница закрыта на все замки, и в ней никто не находился во время его дежурства…. Он сказал, признался в своём одиночестве – и сам удивился этому . Девочка смотрела на него светлым, лёгким взглядом – казалось, она всё понимала – говорила она мало, и казалось, она мало умела разговаривать….

Они весело пообедали у него в подсобке (это была индейка, очень много индейки в сливочном соусе и лимонад).

Потом, все служащие ушли, отдали проходные ключи-карты сторожу. Пришла ночь и обволокла здание – теперь принадлежащее ему на всю ночь. Он поставил сигнализацию.

Он предложил своей маленькой гостье немного прогуляться по сокровищнице после сытного обеда.

Гостья повеселела и радостно согласилась с её заботливым, предупредительным, прекрасным другом. Впервые для себя, он тоже почувствовал похожую радость.

Сторож открыл самую драгоценную сокровищницу для своей маленькой гостьи – и разрешил ей немного

примерять – колье и бусы, клипсы и другие восхитительные сияющие предметы, которые ей понравились….

Даже платье на ней казалось новым, не поношенным, не затёртым…. Она радостно крутилась перед зеркалами, которые были здесь повсюду….

У сторожа задвоилось в глазах, девочка зашла за колонну, и через минуту появилась – и вдруг – она запела ! Тогда как до этого разговаривала простуженным голосом…. Он запела. Это был какой-то чарующий, влекущий в неведомые дали, возвращающий в молодые счастливые годы.

Сторож не разбирался в нотах, не обладал музыкальным слухом – хотя сразу понял: так умеют петь только редкие певчие птицы…. (ещё девочка бросила странную фразу: её родители были спавшие с голоса певчие из хора, и сейчас спивающиеся пьяницы…).

А сейчас она пела. И время остановилось в ночной сияющей сокровищнице…Это была ночь, наполненная волшебством, напоенная энергиями, эмоциями…. Девочка пела и примеряла комплекты сокровищ, хранимые и почти позабытые в своей красоте здесь. И они светились на ней новым, обновлённым блеском.

Сторож стоял поодаль и любовался. Для него это действо было как маленький спектакль, дарующий жизненные силы и энергию.

– И в самом деле, общение – это обмен энергиями. Вот что значит жить в моменте, – неожиданно для себя самого проговорил он вслух.

Ещё он внезапно почувствовал, что нашёл смысл жизни для себя. Эта чужая для него девочка – он бы хотел о ней заботиться, вырастить её как собственную дочку….

Она сияла на него своими большими глазами с ресницами альпаки – и кажется, она забыла все свои огорчения в это время, когда оказалась у него в гостях. Она с радостью стала называть его дядька Тёма, а он называл её Феонита, потому что ей понравились эти камешки и огранка, и сияние.

– Вот увидишь: станешь у меня прекрасным ювелиром – начал говорить он ей каждый вечер теперь с того дня , почти как мантру – или вернее – молитву для него и во имя неё. А она окрепла (он хорошо её кормил, и от пугающей прозрачной худобы почти не осталось следа).

Она наряжалась каждый вечер в драгоценности вместе с ним в сокровищнице – и по ночам танцевала и пела, прекрасная певчая птица – и радовала зарубцевавшееся сердце сторожа. Девочка начала учиться ювелирному делу ( с его подачи), как вдруг….

Он купил ей новое ситцевое платьишко с весёлым орнаментом – оно сменило старое засаленное, хоть и дорогое платье.

Старое платье она освежила, почистила, вывесила на двери в комнатке сторожа и часто на него смотрела. И только.

Время шло. Их весёлые вечера были неизменны почти десятилетие. Сутки через двое.

Сторож официально удочерил Феониту, он накопил и купил караоке для их вечеров. Дочка была так счастлива, она так и пела по ночам в банковском хранилище драгоценностей. И словно бы вбирала внутреннюю энергию и красоту драгоценных каменьев. Её голос совершенствовался, она пела всё лучше, кажется, её меняла сама среда, в которой она отныне росла….