Благоухающий Цветок
Шрифт:
На полу сидела Азалия, держа на руках маленького китайчонка. Ребенок заснул, и его темные ресницы чуть вздрагивали, полумесяцем отбрасывая тени на спокойное личико.
Вокруг нее, скрестив ноги или полулежа, расположились еще более десяти детей.
Дети были совсем еще маленькими, некоторые очень бедно одеты, но вид у всех был счастливый, и, хотя девушка уже закончила свою историю, малыши сидели будто завороженные и никто из них не шевелился.
— Ну, чем мы займемся теперь? — спросила Азалия своим мелодичным
— Споем ту песню, где нужно хлопать в ладоши, — предложил один мальчик.
— Хорошо, — согласилась Азалия. — Давайте споем. Только у меня на руках спит Цзянь Цинь, и я сама не могу хлопать. Но я буду поднимать одну руку, и тогда вы все хлопайте в ладоши. Хорошо?
Дети закивали головами.
— Ну, тогда начнем, — сказала Азалия. — Итак, я поднимаю руку — и вы хлопаете в ладоши!
Лорд Шелдон улыбнулся, увидев, с какой готовностью детишки были рады сделать все, что она скажет.
Он притворил дверь так же тихо, как и открыл.
Меньше всего ему хотелось помешать Азалии и детям, но, отойдя от салона, он вдруг резко остановился.
Азалия запела, и ее голос звучал звонко и весело. Он тотчас же понял, что это народная песня, но пела она по-русски!
Мысль заниматься с детьми пришла в голову самой Азалии.
Когда начался шторм, она ожидала, что ей придется непрестанно находиться возле тетки, однако корабельный доктор уже привык к тому, что в Бискайском заливе судно обязательно настигает непогода и большинство пассажиров нуждаются в его помощи.
Как только леди Осмунд стала жаловаться на нездоровье, он снабдил ее своим «успокоительным сиропом», после двух чайных ложек которого генеральша крепко спала, почти не просыпаясь.
Близнецы же после жестоких приступов морской болезни охотно целыми днями лежали в постели, болтая друг с другом, и не проявляли никакого желания вставать.
В услугах Азалии они не нуждались, и, кроме того что она стирала и гладила их ночные рубашки, больше ей делать было нечего.
Поэтому, услышав от горничной о том, сколько на нее обрушилось хлопот, она вызвалась помочь.
— Мы не можем позволить вам это делать, мисс, — посетовала горничная. — Вы едете первым классом, и помощника капитана хватит удар, если он решит, что это мы вас так нагрузили.
— Да что вы, ничего страшного, — заверила ее девушка. — Дома я постоянно что-то делаю.
— Вы ведь не получаете за это деньги, — возразила горничная, — а здесь, на «Ориссе», раз вы едете первым классом, вам положено отдыхать и развлекаться.
— И все же я могла бы вам чем-то помочь, — настаивала Азалия.
Горничная заколебалась.
— Вам что-то пришло в голову?
— Зря я вам это говорю, мисс. У меня наверняка будут неприятности — это уж точно!
— Обещаю вам, никто ничего не узнает, — успокоила ее Азалия. — Только позвольте
— Ну, видите ли, с нами едет вторым классом китайская госпожа. Она такая милая, мисс, я даже и не предполагала, что они бывают такими, и сейчас она серьезно больна, а с ней маленький мальчик.
— Я помогу вам за ним присматривать, — тут же заявила девушка без малейших колебаний.
— Если бы несчастная могла поспать днем хотя бы часок, ей стало бы лучше, — посетовала горничная. — Но вы ведь знаете, что такое годовалый ребенок! Ползает по каюте, просит пить, капризничает. Ни минуты покоя!
— А она едет одна? — поинтересовалась Азалия.
— Нет, с ней муж, но он такой важный! Одно слово — китаец! Китайцы не заботятся о своих женах, а требуют, чтобы те заботились о них!
— Да, я часто слышу об этом, — с улыбкой согласилась Азалия. — Давайте я навещу ее.
— Не знаю, стоит ли вам это делать, — засомневалась горничная.
Наконец Азалии удалось убедить сердобольную женщину, и она навестила госпожу Чан, обнаружив, к своему удивлению, что та еще моложе, чем она сама.
Несмотря на скверное самочувствие, госпожа Чан оказалась одной из самых милых женщин, каких девушка встречала в своей жизни.
С иссиня-черными волосами, гладко зачесанными назад от овального лба, с черными как вороново крыло бровями и ресницами, раскосыми глазами и красивым изгибом губ, напоминающих лук Купидона, она обладала экзотической красотой одалиски.
Цзянь Цинь был прелестным младенцем.
Наряженный в длинные атласные штанишки и такую же курточку с рядом перламутровых пуговиц, он напоминал Азалии куклу, и, даже когда сидел у нее на коленях, ей с трудом верилось, что он настоящий живой малыш.
Госпожа Чан неплохо говорила по-английски, и в то время как Азалия, сидя на полу, играла с Цзянь Цинем, они разговаривали, и девушка узнала, что господин Чан намного старше жены и что он — крупный торговец из Гонконга.
По обстановке в каюте госпожи Чан и по ее многочисленным украшениям Азалия догадалась, что китаец очень богат. Просто по заведенному на британских судах порядку китайцы не имели права путешествовать первым классом.
Впрочем, господин Чан занимал на судне три каюты. Одна служила ему вместо кабинета — здесь он и находился по большей части в одиночестве, пока болела жена, другая, двухместная, — спальней.
Когда Азалия предложила посидеть с Цзянь Цинем в кабинете, чтобы молодая женщина могла немного поспать, госпожа Чан ужаснулась.
— Цзянь Цинь может потревожить досточтимого супруга, — сказала она. — Нельзя шуметь, когда он работает.
Азалия подумала, что господин Чан неплохо устроился, но она слышала, что китаянки покорны и раболепны и что все, касающееся покоя и комфорта мужа, для них важней, чем они сами и их дети.