Благой порыв
Шрифт:
Это сработало. Охотников проводить до дому Анну Ванееву всегда хватало. Но она поднимала раскрытую ладошку, останавливая ретивых, и говорила: «Меня проводит Вася».
Как-то в одно из провожаний Василий рассказывал Анне, в какой темноте жил в деревне. В начальной школе, которая умещалась в обычной избе, вся библиотека состояла из пяти донельзя потрепанных книг. И стал бы Василий Зыков конюхом или пастухом, если бы родители не переехали в город, когда в начале пятидесятых годов им дали паспорта – раньше колхозникам не полагалась, – как уже подростком он пристрастился было к книгам, но читал все без разбору, и теперь чувствует, какой в голове ералаш и нет системы.
Изрядно
– Ну, зачем? Зачем? Ты же все испортил. Я думала, мы друзья. Я ведь тебя за друга приняла. Что ж ты наделал? Не провожай меня больше. Не надо! Не хочу!
И убежала.
Потом уже, встречаясь в доме Касьяныча, она всегда садилась подальше от него, а он не смел подойти. Она больше ни разу не заговорила с ним. Конечно, Василий понимал, что поспешил, сглупил малость, однако странно… Он же вывернул душу, свою тогдашнюю безгрешную распахнул настежь, как ворота храма, за которыми одни ангелы пели райскими голосами о любви. Чем же гнев-то заслужил? Если тебя боготворят, если тебя ставят превыше всех остальных женщин, веди себя прилично, не оскорбляй хотя бы, а выслушай и постарайся понять. Пожалей, в конце концов! Но не было жалости в резиновом сердце Анны Ванеевой. И зародилась в груди влюбленного Василия Зыкина неизлечимая обида.
Однако он не мог отказаться от Анны Ванеевой, потому что не разум руководил им, а шалая плоть. И это она распаляла надежду, что он будет обладать этой женщиной, во что бы то ни стало!
При первой встрече Анна показалась Арсению совсем еще девчушкой - недавно отложила куклы и стала внимательно разглядывать себя в зеркале по утрам. Корнеев был пятью годами старше ее, отслужил армию, учился в университете, подрабатывая кочегаром в котельной, и считал себя зрелым мужчиной. Но первое впечатление Корнеева оказалось ошибочным, девушка куклы забросила в десять лет, предпочтя книги, была очень начитанной и любила строить собственные мысли. Людей она делила на «интересных» и на «скучных». И в этом была максималистка полная.
Как-то за общим столом, оказавшись рядом, Арсений спросил Анну:
– Что у вас случилось с Василием? Черная кошка пробежала?
– Да ну его!
– Всегда просила проводить до дому. И вдруг…
– Чего тебе надо, Арсений? – вызывающе уставилась на него своими удивительными глазами Анна.
Глаза эти, конечно, были и большие, и красивые. Но не от того казались Арсению удивительными. Серые с голубизной глаза Анны Ванеевой можно было назвать небесными, потому что определение это хоть немножко и вычурное, но точнее всего выражало суть. В минуты радостного настроения эти глаза сияли и лучились, отливая чистейшей незамутненной голубизной, но стоило испортиться настроению, и они становились пасмурными, так небо затягивает серая пелена, а то прямо-таки темнели и становились непроницаемы. В них, как думал Корнеев, непроизвольно отражалась живая, переменчивая и непритворная душа Анны на пороге взросления.
– Ничего, – ответил тогда Корнеев. – Парня жалко.
– Не жалей. Он скучный.
– В любви объяснился? – догадался Арсений.
– Ну, почему вы все такие? Неужели нельзя с девушкой просто дружить? Ненавижу!
Она не притворялась, не кокетничала, ее в то время собственный ум занимал больше, чем тело, которое еще не проснулось. Она старательно хотела понять, кто она такая, в каком мире оказалась, кто ее окружает.
– К вам же подойти нельзя, – искренне возмущалась Анна. – Я даже улыбнуться боюсь. Тут же не так поймут.
– Мне улыбайся без опасений.
– Уж прямо! – с подозрением посмотрела она.
– Честное пионерское!
Она отвела взгляд и проворчала:
– Будто кроме любви и нет ничего в жизни. Все какие-то чокнутые. Особенно девчонки.
– Шибко ты умная, Анна.
– Ой, очень!
Она засмеялась, отмахнулась от него и стала слушать Колыханова, который в другом конце длинного стола рассуждал о значении подтекста в искусстве и рассказывал, как бы он экранизировал рассказ Хемингуэя «Белые слоны». Режиссерский замысел Платона Колыханова показался Анне чистейшим бредом, и она вернула внимание на Арсения.
– Твой друг? – спросила Анна.
– Приятель.
– У тебя нет друзей?
– Есть, конечно.
– Назови своего друга, и я скажу, кто ты.
– Пожалуйста, назову – Касьяныч. И кто же я?
О лагерном прошлом Касьяныча Анна уже слышала, но больше ничего не знала об этом человеке.
– Ну, что молчишь? – спросил Арсений.
– Я не молчу, я думаю, – сказала Анна и отвела потемневшие глаза.
Свободного времени у Арсения Корнеева было мало, поэтому появлялся он в доме Касьяныча редко и не засиживался. Он считал себя опытней и старше остальной молодежи, иные разговоры казались наивными и досаждали его, но почему-то не бывало ему скучно с юной тогда Анной. То, что не могла осилить еще неопытным умом, она безошибочно улавливала своим тонким наитием и собеседницей была исключительно приятной. А как-то спросила:
– Чего не заходишь?
Анна жила в центре города.
– А ты приглашала?
– Мимо же ездишь.
– Незваный гость…
– Да ладно тебе, хан Батый! Зашел бы, да и все.
– В субботу устроит? Вечером.
– Устроит, устроит. Комод поможешь сдвинуть.
– А-а, вон что! Тебе рабочая сила нужна.
– А ты что подумал?
– Ладно, пока!
Они разбежались, спешили очень. И встретились-то случайно, она мчалась на работу, а он на лекцию, столкнулись на углу дома, вместе перешли улицу, а дальше дороги расходились. В субботу Арсений чуть не забыл, вспомнил случайно, что ему в гости. Подумал, что нужно купить какого-то легкого вина, но в карманах было пусто. Все-таки наскреб какую-то мелочь и приобрел в гастрономе плавленый сырок за двенадцать копеек. Еще не переступив порога, протянул приношение открывшей дверь Анне.
– К чаю, – сказал важно Арсений.
Она выставила открытую ладошку, он с важностью положил кубик.
– Спасибо! – сказала она.
– Не за что, – ответил он.
– Можешь не разуваться.
– Воспитание не позволяет.
Они еще несколько минут перепирались, лишних тапок в квартире не оказалось, а пол холодный, на улице зима, дом старый, еще довоенный, пришлось Арсению покориться. Вроде бы ничего особенного не происходило, хозяйка просит не церемониться, а гость усиленно показывает хорошие манеры, но оба тянут бестолковую возню, потому что им приятно быть рядом. Не будет же он говорить: «Ой, как я рад видеть тебя!». И с какой стати ей отвечать: «А уж я-то рада… прямо не знаю». Нет, они свои чувства скрывают.