Блаженная Ксения Петербургская: Жизнь, чудеса, святыни
Шрифт:
Блаженная Ксения на похоронах мужа
В той же газете за тот же год («Ведомости С.-Петербургской Городской полиции», 1847 г.,? 272) мы нашли еще воспоминание о Ксении Григорьевне.
«После смерти мужа, – рассказывается в газете, – Ксения Григорьевна надела его белье, камзол, кафтан и вообще все платье покойника и, бросив дом, расхаживала по грязным улицам тогда совершенно убогой Петербургской стороны, уверяя всех и каждого, что она Андрей Феодорович. Долго носила она это платье, пока не истлело и не развалилось на ее теле. Будучи известна всему околотку как юродивая, но честная женщина, она сначала возбуждала к себе жалость, а потом особое уважение. «Кто не принадлежит Mиpy, тот принадлежит Богу», – говорили ее современники и кормили и одевали своего бедного Андрея Феодоровича. Она не брала теплой одежды и прикрывала грудь остатком камзола своего мужа, носила только самое необходимое женское платье. Зимою в жестокие морозы она расхаживала по улицам и Рыночной площади в какомто оборванном балахоне и изношенных башмаках, надетых на босые ноги, распухшие и покрасневшие от мороза.
Она не имела своего угла и, будучи доброю, кроткою и чрезвычайно набожною, в тех домах, где ее знали, всегда находила себе приют и кусок хлеба; ее принимали ласково и даже с глубоким уважением бедные жители крошечных домиков, какими в то время была усеяна Петербургская сторона. Матери семейств радовались, если Андрей Феодорович покачает в люльке или поцелует ребенка, в том убеждении, что поцелуй несчастной принесет им счастье.
«Когда Андрей Феодорович являлась на площади Сытного рынка, все торгаши пряниками, булками, пирогами и проч. мгновенно открывали свои лотки и корзинки, умоляя Андрея Феодоровича взять у них что-нибудь без денег,
Я сказал, что Ксения была кротка и ласкова и только однажды, в 45 лет своего странствия, жители Петербургской стороны увидели ее в полном разгаре гнева: с палкою в руке, с развевающимися седыми волосами, с восклицанием: «Окаянные! Жиденяты!..» быстрее вихря неслась она по улице вслед за толпою раздразнивших ее мальчишек. Вся Петербургская сторона содрогнулась от такого преступления ребят своих!.. Начались розыски, дюжина преступников, обвиненных в преследовании Андрея Феодоровича словами и грязью, подвергалась пред лицом ее очистительным розгам. И с той поры, гласит предание, дети боялись Андрея Феодоровича.
Где она ночи проводила – никто не знал. Раз только ночью удалось заметить Ксению Григорьевну. Когда на Смоленском кладбище строили вместо пришедшей в ветхость деревянной церкви каменную (в 1890 году, октября 1-го дня, праздновали столетний юбилей этой церкви, со времени построения ее), то рабочие, приходя утром на работу, замечали, что кто-то на стены церкви приносит ночью кирпичи. Стали наблюдать и увидели юродивую Ксению, или Андрея Феодоровича, которая всю ночь, пока не занялась утренняя заря, носила кирпичи на верх строившейся церкви.
Впоследствии она одевалась обыкновенно и летом и зимою в неизменные зеленую кофточку и красную юбку, или зеленую юбку и красную кофточку. Все, что давали ей, она раздавала бедным. Замечали, что если она сама что-либо у кого попросит, то плохо с тем бывало, как говорится, из рук шло с тех пор; если же кому сама что давала – медную ли монету или кусочек хлеба, тому шла прибыль во всем. Извозчики, завидя ее, наперебой старались провезти ее, в том убеждении, что если кому удастся услужить ей, тому повезет счастье. Ходила она иногда и в баню. Все мытье однако состояло в том, что, бывало, не снимая с себя рубашки, взлезет на полок, намочит себе голову и в мокрой же рубашке одевалась и выходила, несмотря на время – в холодную ли то было осень, или зимою.
Как раньше мы сказали, Ксения весьма любила двух сестер – Евдокию Дионисьевну Гайдукову и Пелагию Дионисьевну Черепанову. Однажды, зайдя к первой из них, юродивая попросила пообедать. Охотно покормила ее Евдокия Дионисьевна. Ксения, благодаря за хлеб-соль и улыбаясь, сказала: «А уточки-то пожалела дать; да ты, ведь, мужа своего боишься». Сильно сконфузилась Евдокия Дионисьевна, так как действительно в печи у нее находилась жареная утка.
Многих поражала Ксения своим предсказанием. Вот, что рассказала мне про нее одна старица, ныне имеющая от роду 84 года, М. И. Беляева, женщина, отличающаяся высоким благочестием, которая слышала от своей тетки, умершей, как мы уже сказали, в 1827 году 91 года от роду. «У тетушки моей, – передавала мне М. И. Беляева, – иногда ночевала Ксеньюшка». Однажды, встретив на улице Евдокию Дионисьевну, Ксения остановила ее и, подавая медный пятак, сказала: «Возьми, возьми пятак, тут царь на коне, пожар потухнет». И что же? Только что вошла на свою улицу Евдокия Дионисьевна, как увидела, что дом ее загорелся, но не успела она еще добежать до дома, пламя было потушено.
Раз Ксения навестила одну свою знакомую, жившую на Петербургской стороне. Та пила с дочерью своею кофе. Дочь уже была невеста. Ксения, обратившись к девушке, сказала:
– Ты вот кофе распиваешь, а твой муж на Охте жену хоронит.
Мать с дочерью, конечно, не могли понять этих слов. Ксения ушла. «Чтобы это такое значило, дитя мое? Пойдем на Охту, посмотрим, не случилось ли там чего особенного», – говорит мать дочери. Приходят на Охту и, к величайшему своему изумленно, видят, что действительно провожают на кладбище какую-то покойницу. Они присоединились к толпе, сопровождавшей гроб. Спустя короткое время, этот вдовец действительно сделался мужем этой девушки, женившись на ней.
Однажды Ксения пришла в дом купца Разживина и, подойдя к зеркалу, сказала: «Вот зеркало-то хорошо, а поглядеться не во что». Только что она проговорила это, как зеркало падает со стены и разбивается вдребезги. Все домашние ужаснулись, видя, как сбылись слова юродивой.
Она предсказала кончину императрицы Елисаветы Петровны. Накануне ее смерти, именно 24 декабря 1761 года, Ксения, переходя с улицы на улицу, кричала: «Пеките блины, пеките блины, вся Россия будет печь блины». На другой день, 25 декабря, императрица скоропостижно скончалась.
За три недели до смерти Иоанна Антоновича Ульриха, сидевшего в Шлиссельбургской крепости и казненного при императрице Екатерине II, Ксения каждый день плакала. Встречавшие ее спрашивали: «Что ты плачешь, Андрей Феодорович? Не обидел ли кто тебя?» – «Там речки налились кровью, там каналы кровавые, там кровь, кровь, кровь!» – отвечала Ксения.
Весьма много ходит по Петербургу рассказов о тех чудесах, какие совершились на могиле Ксении. Мы расскажем лишь то, что слышали из уст 84-летней старицы, о которой уже имели случай упоминать. Она слышала про юродивую от своей матери, а равно от родной тетки, знавших ее лично.
Некая полковница привезла однажды в Петербург двух сыновей для определения в кадетский корпус. Как она ни старалась, детей ее не приняли. Вот она, потеряв всякую надежду, в день отъезда своего домой идет по мосту и горько плачет. Вдруг видит, что подходит к ней какая-то женщина, в простой юбке и кофточке, и спрашивает: «О чем ты так плачешь? Вернись и отслужи панихиду на могиле Ксении, и все будет хорошо тебе». – «Кто же это Ксения? Я ведь не знаю, где ее могила?» – со слезами спросила полковница. «Язык до Киева доведет», – в ответ сказала незнакомая женщина. Полковница узнала, где могила Ксении. Отслужила панихиду и, когда возвратилась на свою квартиру, то ее уже ожидал сторож с известием, чтобы она явилась в корпус. Каково же было ее изумление и радость, когда ей объявили, что дети ее приняты.
Одна вдова, из почетного звания, благоговея пред памятью Ксении, соорудила на ее могиле часовню на собственные средства и весьма часто посещала ее, время от времени совершая панихиды за упокой ее души. У этой вдовы была дочь невеста. Посватался какой-то полковник, и было дано согласие на брак. Уже был назначен день свадьбы. Многие говорили, что это по молитвам Ксении Бог дал такого выгодного жениха генеральской дочери за то, что мать поставила на могиле ее часовню. Действительно, не напрасно было усердие матери и дочери к Ксении. Она им помогла. Жених-полковник был казнен, и брак не состоялся. Он был каторжник. Дело обнаружилось таким образом. Накануне бракосочетания полковник отправился в казначейство, чтобы получить по документу деньги. А генеральша с дочерью в этот же день отправились на могилу Ксении. «Я сама видела, – рассказывала мне М. И. Беляева, – как невеста, припав к могиле Ксении, горько-горько плакала, знать чуяло ее сердце недоброе, просто жаль было смотреть». Когда полковник вошел в казначейство, то часовой быстро подошел к казначею и что-то шепнул ему. По окончании занятий здесь, часовой попросил казначея запереть казначейство и, подойдя к полковнику, спросил: «А ты как сюда попал?». Тот побледнел. «Ваше благородие, – продолжал часовой, обращаясь к казначею, – арестуйте его, это беглый каторжник; я был в конвое, когда его сослали в Сибирь».
Полковник тотчас же сознался во всем. Он рассказал, что действительно два месяца тому назад бежал из каторги, но это еще не все. «Когда я шел пешком, в одном месте в лесу нагнал меня полковник и, верно сжалившись надо мною, так как я едва передвигал ноги, позволил мне присесть. Улучив удобную минуту, я зарезал его и кучера. Снял с полковника одежду, отобрал его документы, взял деньги и, сбросив трупы с экипажа, сам ускакал. Одел я форму его, явился в Петербург и выдал себя, как видите, за полковника. А познакомившись с генеральскою дочерью, сделал ей предложение, получил согласие, и на завтра назначен брак мой с нею. Но видно Бог услышал молитву сироты невесты и не судил мне каторжнику быть ее мужем». На другой же день, когда узнали генеральша и дочь ее об аресте полковника, отправились опять на Смоленское кладбище и пламенно молились на могиле Ксении, веря, что по ее молитвам Бог избавил от несчастного брака.
В «Русской Старине» описывается, что к одной помещице Псковской губернии приехала гостить ее близкая родственница, жившая в Петербурге и слышавшая про Ксению. Вечером гостья долго про нее рассказывала, и хозяйка, ложась спать, помолилась о ней. Во сне увидела, что Ксения ходит вокруг ее дома и поливает его водою. На другой день, утром, в 20-ти саженях от дома, загорелся сарай, в котором находилось около 4000 пудов сена. Дому угрожала большая опасность, но он остался цел.
В котором году раба Божия Ксения окончила свое земное странствование, достоверно неизвестно. Более других знающая о ней М. И. Беляева утверждает, что Ксения
Во имя Отца и Сына и Святаго Духа.
На сем месте положено тело рабы Божией
Ксении Григорьевны, жены придворнаго певчаго,
в ранге полковника Андрея Феодоровича.
Осталась после мужа 26 лет, странствовала 45 л.
А всего жития 71 год, звалась именем Андрей Феодорович.
Кто меня знал, да помянет мою душу для спасения души своей.
Аминь.
Сто лет скоро минет с тех пор, как скончалась раба Божия Ксения, погребенная на Смоленском кладбище, и, казалось бы, давно она позабыта всеми, подобно тому, как все на свете с течением времени забывается. Между тем Ксения Григорьевна доселе живет в памяти многих петербургских жителей, доселе переходят из уст в уста воспоминания о ее замечательной жизни. Время от времени напоминает о ней и печатное слово.
Блаженная Ксения поливала дом водой, спасая его от грядущего пожара
Могила ее с давних лет привлекает набожных людей, особенно в последнее время народ тысячами идет сюда, чтобы помолиться об усопшей.
И не одни православные преклоняют колена на месте вечного упокоения ее, но и иноверцы приходят сюда, прося священника помолиться об упокоении рабы Божией Ксении. И не одни жители столицы благоговейно чтут память ее, но и приезжие из разных мест России нередко приходят на могилу ее.
Сотни свеч и множество лампад с раннего утра до позднего вечера теплятся на могиле Ксении, и ежедневно совершается поминовение о ней по просьбе посетителей. Были примеры, что на могиле ее, при громадном стечении народа, служили панихиды архиереи.
От разных лиц и из разных мест идут сюда приношения. Жертвуют деньгами, жертвуют деревянным маслом для неугасаемых лампад на могиле ее, возлагают покровы на ее надгробную плиту, вешают лампады, украшают часовню иконами.
Из Москвы, Ярославля, Киева, Твери и других отдаленных мест присылают разные пожертвования для благолепия часовни с просьбами отслужить панихиду на могиле Ксении.
Что же служит основанием к сохранению в народе, во всех его слоях, в течение почти ста лет, благоговейной памяти о Ксении и к поддержанию того молитвенного настроения, какое с неудержимой силой проявляется на могиле ее?
Память о рабе Божией Ксении, неизгладимая временем, и благоговейное чувство, переходящее в молитву о ней, зиждется, конечно, не на тех основаниях, в силу которых часто распространяется слава людей в Mиpe. Нет, здесь лежит более глубокое основание, освящаемое верою. Ксения снискала себе народную любовь набожною жизнью, какою она отличалась в свое время. Рассказы о ее юродстве и особенно подвижнической деятельности живут до сих пор и будут, вероятно, долго еще жить в народе. Многие глубоко верят, что могила ее имеет какие-то сверхъестественные свойства. Рассказывают, например, что горсть земли, взятая с могилы Ксении, приносит счастье, панихида, здесь отслуженная, избавляет от несчастья и т. п. Мы не повторяем всех рассказов, какие переходят из уст в уста о чудесной помощи, получаемой на могиле Ксении, так как не имели возможности проверить их. Но мы считаем долгом справедливости передать то, что стало известно нам от тех самых лиц, о которых будет рассказ, воздерживаясь при этом сообщаемые случаи возводить на степень чудесного. Было ли в этих случаях простое совпадение обстоятельств, или действительно по молитве и вере страждущих проявилась милость Божия, судить об этом предоставляем каждому по своему разумению и чувству.Вот что нам передали люди, приходившие на могилу Ксении помолиться об упокоении ее.
«Мне было двадцать лет, когда умер мой отец, – так начала свой рассказ дочь надворного советника, девица Б. А. Св-ая. – Нужды и житейские невзгоды вскоре после смерти его постучались в нашу дверь. Я жила с моею матерью. Еще печальнее стало мое положение, когда она умерла. Бывало, хоть ласковое слово услышишь от нее, а со смертью ее лишилась и этой единственной отрады. Все стало для меня чуждо, как была и я чужда для всех. Но свет не без добрых людей. Нашелся добрый, честный и бескорыстный человек, который посоветовал мне подать прошение о прибавке пенсии, выслуженной моим отцом. Время шло, нужды мои не уменьшались. Часто я ходила справляться на счет поданного прошения, но каждый раз получала один ответ: “еще ничего неизвестно”. Наконец, потеряв всякую надежду, я перестала ходить справляться. На могиле матери искала себе утешения, но могила была безмолвна. Однажды внезапно осенила меня мысль помолиться в часовне Ксении. Со слезами припав к ее могиле, я сетовала на свою обездоленную судьбу, дав при этом обещание отслужить панихиду по ней, если только Господь увенчает успехом мои ожидания. Это было в прошлом, 1891 году, накануне праздника Введения во храм Пресвятыя Богородицы. И что же? Когда я возвратилась домой, не прошло кажется и часа, как курьер привез мне объявление, что просьба моя удовлетворена – к пенсии сделана прибавка».
Осенью прошлого, 1891 года, у жены петербургского купца Х-ва, по-видимому, без всякой причины показалась опухоль на ногах. В эту пору А. Н. была беременна вторым ребенком. Спустя недели две, при отеке ног, у нее появились припадки нервного свойства и столь острые, что больная по временам впадала в какое-то умоисступление. При потере сознания 18 ноября, сверх всякого ожидания у А. Н. Х-вой наступили преждевременные роды (за два месяца до срока), и того же дня она разрешилась от бремени рождением сына. Врачи полагали, что с родами пройдут и нервные припадки. На самом же деле к припадкам присоединилась новая болезнь – эклампсия. Судороги всего тела – шеи, рук, ног – были ужасные. Страшный крик, какой-то дикий, раздиравший душу, доходил до последних пределов. Лучшие врачи столицы не находили средств к спасению больной, потому что наука еще бессильна в борьбе с этою болезнию. Сны наяву – галлюцинация зрения и слуха, кажется, переходили свои границы. Х-ва походила на умопомешанную. Новорожденного ребенка не признавала своим. Надежды на выздоровление не было никакой. Эклампсия развивалась. Больная таяла на глазах любимого мужа, который, кажется, отдал бы жизнь свою, чтобы спасти любимую жену-красавицу. Но напрасно. Консилиум вынес слово о смерти.
При больной неотлучно находилась родная ее тетка С. П. Ж-ева, безгранично любящая ее. Кто-то из родных напомнил ей о могиле Ксении. Стрелой полетела набожная и сердобольная женщина на Смоленское кладбище. Был поздний вечер. Часовня на заветной могиле была уже закрыта, но по просьбе приехавшей ее немедленно открыли. Входит Ж-ева взволнованная; безутешное горе сильно отражалось на ее утомленном бессонными ночами лице, ноги подкашивались; но в глазах ее отражался какой-то необыкновенный блеск, в них просвечивался луч надежды, боровшейся с наступавшим отчаянием; по ним можно было прочитать, что душа ее была переполнена томящею тоской и пламенной верой, которая как бы говорила: «Я выплачу, я вымолю, она не умрет». Началась панихида по Ксении. Верующая женщина, преклонив колена пред могилою, словно замерла, она не молилась, не видно было ни поклонов, ни крестного знамения, нет, лишь сердце ее горело молитвенным огнем. Только отрывистые слова вырывались из уст ее: имена Ксения и А-а сменялись одно другим. Но вот слеза за слезой орошают могилу, поклон за поклоном идут до земли.
Долго рыдала в ночной тишине тетка, молясь за свою любимицу-племянницу.
Возвратившись домой, она приложила к больной горсть земли, взятой с могилы Ксении. Больная пришла в себя. С каждым часом припадки ее делались реже и слабее, а на другой день совершенно прекратились. Молодая женщина быстро стала поправляться, а через две недели встала с постели вполне здоровою.
Когда один из врачей, бывших на консилиуме, узнал, что Х-ва поправилась, не поверил этому и зашел к ней, чтобы воочию убедиться, так как он вместе с товарищами по профессии полагал, что она уже умерла.
Генеральша А. В. Гр-о, богобоязненная старица, проживающая на Петербургской стороне, сообщила следующее.
«В жизни моей много было скорбей, – говорит почтенная старица, – но какое бы горе со мной ни случилось, я каждый раз спешу на Смоленское кладбище и здесь, в часовне на могиле Ксении, отвожу душу. Облегчает Господь и недуги грешного моего тела. Так, с давних лет я страдаю головною болью, которая иногда бывает до того мучительна, что не находишь места от нее. Неоднократно обращалась я за советами к врачам, но никто из них не помог мне. Кажется, тысячи домашних средств мною испробованы, но все было напрасно. Однажды, будучи в часовне Ксении, я почувствовала страшную боль в голове. Как бы по чьему внушению и словно движимая посторонней силой, я помазала себе голову деревянным маслом из лампадки, теплившейся на могиле ее. Боль мгновенно утихла. Теперь я всегда, когда появляется головная боль, мажу голову маслом, конечно, с молитвою об упокоении рабы Божией Ксении, и боль тотчас же утихает.
Мать подносит больного ребенка блаженной Ксении
Эта дивная помощь вселила в моей душе такое чувство благоговения к блаженной Ксении, что, посещая Смоленское кладбище, я за грех считаю пройти мимо ее могилы и не зайти помолиться за ее душу».
Юродивый Андрей Феодорович, или раба Божия Ксения1
Приступая к характеристике рабы Божией Ксении, считаю не лишним сказать несколько слов о кладбище, на котором она похоронена.