Блаженны мертвые
Шрифт:
Она засмеялась и опустила руки, качая головой.
— Нет, конечно. Что-то я завелась. Ладно, пусть стоит.
Не желая признавать поражение, Ева все же дернула плиту еще разок, но та так и не сдвинулась с места. Ева махнула рукой. Магнус вошел на кухню со стопкой монопольных денег.
— Девяносто семь тысяч четыреста! — похвастал он и зажмурился. — Мам, у меня голова болит!
На дорожку они дружно приняли по таблетке от головы, чокнувшись стаканами с водой.
Магнус сегодня должен был ночевать у бабушки, папиной мамы, — Ева собиралась навестить своего отца
— И чтобы мультиками не увлекался! А то знаю тебя — засядешь за «Картун Нетворк» [6] ... — напутствовал Давид.
— Да ну, что я, маленький, что ли? — ответил Магнус. — Я такую ерунду больше не смотрю.
— Ну вот и хорошо, — обрадовалась Ева. — Хоть от телевизора...
— Я теперь диснеевские мультики смотрю! Они в сто раз лучше!
— ...отдохнешь.
Давид и Ева еще раз поцеловались, обменявшись многозначительными взглядами в предвкушении предстоящей ночи наедине. Ева взяла Магнуса за руку, и они ушли, помахав Давиду на прощание. Он стоял на тротуаре, глядя им вслед.
6
Детский телевизионный канал.
А вдруг я их больше никогда не увижу?..
Его охватил привычный страх. Слишком уж милостив был к нему Бог, щедр не по заслугам — вдруг передумает и все отнимет? Ева с Магнусом скрылись за углом, и Давид едва удержался, чтобы не побежать вслед за ними — остановить, удержать: «Слушайте, идемте лучше домой? Посмотрим «Шрека», в «Монополию» сыграем... Лишь бы не расставаться...»
Привычный страх, только сильнее, чем раньше. Но Давид взял себя в руки, повернулся и пошел в сторону Санкт-Эриксгатан, прокручивая в голове свой новый монолог:
«Нет, вот мне интересно — откуда берется такой материал? Дамы возмущены до глубины души — и что же они делают? Они направляются в ближайший магазин, покупают ящик водки и пачку порножурналов — и начинают, так сказать, лить водку на колесо истории. И вот льют они, льют, и вдруг на горизонте появляется наш неутомимый фотограф Путте Меркерт.
— Дамы, — недоумевает Путте Меркерт. — Зачем вы переводите столь ценный продукт?
— Мы протестуем, — отвечают дамы, поливая спиртом глянцевые обложки.
— Ага, — ликует в душе фотограф, — вот она, сенсация!»
Нет, не фотограф. Путте Меркерт. Везде только по имени.
«— Ага, — ликует Путте Меркерт, — вот она, сенсация!»
Тут Давид замер посреди моста, заметив нечто из ряда вон выходящее. Совсем недавно он читал в газете, что Стокгольм населяют миллионы крыс. Сам он никогда их здесь не видел, а тут нате вам — целых три, да еще прямо посреди тротуара на мосту Санкт-Эриксбрун.
Крысы шипели, скаля зубы, и одна из мелких все же умудрилась вцепиться большой в спину.
Давид попятился. Когда он поднял недоумевающий взгляд, напротив стоял пожилой мужчина и с раскрытым ртом наблюдал за крысиным боем.
Мелкие были размером с котенка, большая — с карликового кролика. Голые хвосты сучили по асфальту. Взрослая крыса издала пронзительный крик, прогибаясь под тяжестью теперь уже второго крысенка, впившегося ей в загривок. Шкура ее, напитавшись кровью, отливала иссиня-черным.
Это что же, крысята? Собственную мать?..
Давид прикрыл рот рукой, испытывая внезапный приступ тошноты. Взрослая крыса шарахалась из стороны в сторону, пытаясь стряхнуть с себя крысят. Давид никогда не слышал, как кричат крысы, он даже не знал, что они умеют кричать. Крыса верещала истошно, как-то по-птичьи, и от этого крика в жилах стыла кровь.
Напротив замерло еще несколько человек. Они с напряженным любопытством следили за происходящей борьбой, как будто это было не кровавое побоище, а крысиные бега. Давид хотел уйти, но не мог — отчасти из-за непрерывного потока машин, отчасти потому, что был не в силах оторвать взгляд от крысиной драки.
Взрослая крыса вдруг застыла, вытянув хвост. Крысята закопошились, впиваясь когтями в ее живот, и головы заходили рывками, терзая жесткую плоть. Из последних сил крыса подползла к краю моста, протиснувшись под ограждением вместе со своей ношей, и клубок тел полетел в воду.
Давид успел разглядеть падение. Гул машин заглушил всплеск темной воды, быстро сомкнувшейся над крысами. Брызги на мгновение сверкнули в свете фонарей — и все.
Люди начали расходиться, переговариваясь.
— В жизни ничего подобного не видел... это все жара... мне отец однажды рассказывал, такое случается... до чего же голова болит...
Давид помассировал виски и побрел дальше через мост. Встречаясь с ним взглядами, прохожие виновато улыбались, будто их застукали за чем-то непристойным.
Проходя мимо пожилого человека, на которого он раньше обратил внимание, Давид спросил:
— Простите... а у вас тоже голова болит?
— Да, — ответил старик и прижал кулаки ко лбу. — Ужасно.
— Я так и думал.
Старик кивнул на грязно-серый асфальт, запятнанный крысиной кровью:
— Может, и у них тоже... Тоже, наверное, из-за этого... — Он остановился на полуслове и взглянул на Давида. — Я вас по телевизору не мог видеть?..
— Могли. — Давид посмотрел на часы. Без пяти девять. — Простите, мне пора.
Он пошел дальше. В воздухе повисло напряжение, граничащее с истерией. Собаки лаяли, прохожие ускоряли шаг, словно убегая от надвигающейся беды. Давид быстро шагал вдоль Оденгатан. Он достал мобильный, набрал номер Евы. Где-то уже рядом с метро он услышал ее голос в трубке.
— Привет, — поздоровался он, — ты где?
— В машину сажусь. А ты? У твоей мамы то же самое, кстати. Мы пришли, а она телевизор никак выключить не может.