Бледный всадник, Черный Валет
Шрифт:
Сестра Даша стремительно взбиралась на вершину кайфа. Раньше она и не подозревала в своей подружке подобных талантов. Так глубоко та еще никогда не феллировала. «О, дорогая! Ты понимаешь, где надо ласкать!» Тонкие чувства, толстые ощущения… «Разве сравнится с тобой какой-нибудь грубый эгоистичный мужик?!.»
Сестра Саша, издававшая непрерывный стон боли, попыталась помочь себе руками, но в результате лишилась их. Руки тоже были втянуты в огромную расширяющуюся дыру.
О родах сестра Даша знала лишь понаслышке, однако с болью ей пришлось познакомиться лично. Кости ее таза размягчились за несколько секунд.
К тому моменту голова любовницы целиком находилась в ней, и снаружи оставалась шея с торчавшими во все стороны клочьями волос. Кроме того, Даша услышала мучительный стон ВНУТРИ себя. Впечатление было непередаваемым…
Медленно нараставшая боль еще не соответствовала чудовищному состоянию двух тел, одно из которых раздирало другое пополам.
Кровь струилась по плечам сестры Саши, хрустевшим, словно крылышки свежезажаренного цыпленка. Сестра Даша уже не могла кричать — голова подружки уперлась в ее легкие и сплющила их. Два ротика жадно чавкали внутри, превращая внутренности в кашицу, выдавливаемую через все отверстия. Хуже всего было то, что обе монахини продолжали жить, не дыша…
В дыре исчезли мешочки грудей; ребра, пробившие кожу; живот с провалившимся пупом; треугольник темных волос. Дошла очередь до широченных Сашиных бедер. На кровати сидело нечто расплывшееся, человекообразное, с выпученными глазами и… четырьмя ногами. Из ушей, носа и рта существа сочился лилово-фиолетовый зловонный фарш, а из пор — горячий жир.
Жир застывал, пропитывая простыни; в нем плавал кентавр, издохший от слоновьей болезни…
Свеча погасла. ОНО осталось сидеть в темноте, а кто-то выскользнул из кельи, воспользовавшись этой темнотой, взобрался на круглую крышу монастыря, выстроенного в стиле «постмодерн», и притаился там черной птицей кошмара, нацелившегося в сторону города. Возвращаться «домой» было рано. Ночь еще только начиналась.
30. ЧЕРНАЯ ЛАБОРАТОРИЯ
К полудню они вышли к большому острову среди болот. Священник был вынужден признать, что пока с ним играют по-честному. Правда, в ближайшем будущем его могли честно принести в жертву. Не то чтобы ему очень хотелось жить, а вот досмотреть, чем закончится спектакль «Взбунтовавшийся поп», он был бы не против.
Туман рассеялся. Появилась надежда увидеть солнце. Появилась и угасла. Стояла гнетущая тишина, которую лишь подчеркивал комариный зуд. От запаха болотных газов казалось, что повсюду разбросаны тухлые яйца. Но класть яйца тут было некому. По пути священник видел глупую птицу, трепетавшую в трясине. В отличие от нее ему посчастливилось выбраться на твердую землю.
Осока застыла, будто нарисованная мокрой кистью. Возле острова стояло на приколе насквозь проржавевшее судно на воздушной подушке с гордой надписью на рубке «Нестор Махно». Священник не имел ни малейшего понятия о том, кем был этот Махно.
На острове росли кусты и деревья, а также имелись остатки причала и асфальтовых дорожек. Вдоль берега торчали полузатопленные сараи. На стальной мачте дохлой летучей мышью висели лохмотья флага. В общем, вокруг был мирный пейзажик, разве что слегка отдающий нафталином и гнильцой. Труп Валета выглядел тут инородным предметом — явная и грубая смерть среди медленного угасания.
Ведьма решила отдохнуть на растрескавшейся каменной скамейке. Священник упал рядом. Ему хотелось закрыть глаза и ни о чем не думать. Желательно забыться и заснуть. Спрятать лицо между пышных бедер Полины, забраться в ее лоно, свернуться там, точно зародыш в питательном растворе, и смотреть младенческие сны…
Он так размечтался о недостижимом покое, что заулыбался, и лицо его вдруг стало детским и еще более беззащитным. Ужасно беззащитным… Он сморгнул слезы.
В это мгновение Полина снова приняла облик седовласой старушенции. Самого момента превращения священнику не довелось наблюдать ни разу. Богопротивные ведьмины фокусы наверняка были связаны с его собственной способностью видеть и осязать.
Бабулька схватила его за щеку двумя пальцами и сильно потрясла:
— Вставай, мужик! Теперь уже совсем близко.
— И часто ты сюда ходишь? — спросил священник, чтобы потянуть время.
— Как только встречаю дурака вроде тебя.
Он употребил выражение, которое использовал один из героев «истерна» «Живой, невредимый и потный». Священник слышал его в шестилетнем возрасте и запомнил на всю жизнь.
Ведьма захихикала.
— Может, покажешь мне ЭТО прямо сейчас, дорогуша?
Священник со стоном вцепился в носилки. Под ногами был асфальт, раздробленный в щебень жизнелюбивой травой, но идти стало значительно легче — будто шагать по яичной скорлупе.
Вскоре священник понял, что они находятся в заброшенном парке. Бронзовый бюст какого-то мужика с большими ушами поблескивал в кустах ядовитой зеленью патины. Мимо проплыл щит, целиком посвященный некоему Славе, фамилия которого начиналась с «Труду».
И наконец священник увидел здание лаборатории — если верить слухам, это было мистическое место, почти ад на земле, врата жути, приоткрытые двери кошмара…
Ни фига подобного! Здание как здание — огромное, подслеповатое, иссеченное жалюзи, облепленное бородавками кондиционеров, беременное пристроенным к фасаду серебристым ангаром, развесившее уши спутниковых антенн. Оно не было даже черным, как утверждали легенды, — скорее пятнистым, облезшим, полинялым. А вот трава вокруг него действительно почернела, будто была сожжена огнем или кислотой. Все было мертвым, неподвижным, молчаливым, готовым рассыпаться в пыль…
Священника одолел поэтический сплин. Угораздило же его прищуриться и окинуть окрестности рассеянным взором! Он чуть не выронил носилки с Валетом, которому было, впрочем, все равно.
К зданию лаборатории подкатывал «близнец». Идентифицировать его не составляло труда. Он был как две капли воды похож на «мерседес» Ведьмы, только с колесами, стеклами, целыми фарами и качающейся из стороны в сторону щеткой стеклоочистителя.
«Мерседес» остановился возле главного входа в лабораторию. Священник посмотрел на то, что вылезло через водительскую дверь, и зажмурился. Это место ему сразу же разонравилось.
Когда он открыл глаза, не было ни автомобиля, ни страшного водителя. Почерневшая трава перед входом так и осталась непримятой. Священник убедился в этом, пока прокладывал своими сапогами дорожку к огромной двери из непрозрачного стекла. Ведьма не проявляла никаких признаков усталости, будто протопать несколько часов по болоту было для нее плевым делом.