Блеск и нищета шпионажа
Шрифт:
«Однажды Зарубину пришлось ждать меня до трех часов ночи. Когда я осторожно пробирался в свою рабочую комнату, он услышал и, торопливо миновав коридор, вбежал ко мне: в лице его не было ни кровинки. Я уверил посла, что все прошло благополучно. Он облегченно вздохнул и даже прослезился, обнимая меня. Я немного смутился, а затем едва не рассмеялся. Этот всегда безупречно одетый дипломат, чьи рубашки были белее снега, на ком не увидишь ни пылинки, а волосок всегда причесан к волоску, забыл второпях надеть зубной протез».
«Когда Кэрнкросс работал с Милсвзсрсвым, они совершенно не соблюдали самых элементарных правил безопасности. Ну, например, встречались в барах и передавали документы через залитый пивом столик, что было откровенным безумием».
«Потом я попытался ему деликатно объяснить, как следует себя вести, если нас вдруг остановят полиция или сотрудники контрразведки МИ-5 и станут задавать какие-то вопросы. Однако Гай звонко рассмеялся и, глядя мне прямо в глаза, сказал:
— У меня есть идея получше. Вы — симпатичный молодой человек, а все в Лондоне знают, что я — большой охотник до хорошеньких мальчиков. Просто скажем им, что мы — любовники и ищем кроватку.
— Но, Гай, я же дипломат, — сказал я, с трудом оправившись от смущения. — Так не пойдет… У меня жена…
— Чего только не сделаешь ради мировой революции? А ведь хороший ответ.
Я быстро переменил тему».
«Ей пришлось зайти в МИД по каким-то административным делам, и один сотрудник, услышав ее фамилию, заинтересовался:
— Так вы — жена Модина?! Мы здесь все ценим его работу в пресс — отделе. Он прислал нам такую массу интересных справок и документов по Англии, что если бы их отдать переплетчику и оформить в книги, то получилось бы больше томов, чем оставил нам великий поэт Лермонтов».
«Как-то раз во время приема в китайском посольстве в Москве агент помочился в камин».
«Возможно, моя сдержанность в отношении Филби, Берджесса и Бланта объясняется каким-то чувством неполноценности. Как только я их встретил, то сразу понял, что по интеллекту они стоят выше меня. Это были интеллектуалы в полном смысле слова, получившие превосходное воспитание в домашних условиях и образование в лучших учебных заведениях страны. По сравнению с ними я был не только молод и неопытен, но и болезненно ощущал свою ординарность. Ленинградское морское училище — неплохое учебное заведение, но оно не может сравниться с Кембриджем».
Уильям Сомерсет Моэм, агент британской разведки.
«Эшенден, или Британский агент».
«Полковник, известный в разведывательной службе, как позднее узнал Эшенден, под буквой Р., поднялся и пожал ему руку. Это был человек выше среднего роста, поджарый, с желтым лицом с глубокими морщинами, редкими седыми волосами и похожими на зубную щетку усами. Сразу же обращали на себя внимание его близко посаженные голубые глаза. Они придавали ему хитрый вид, это был человек, который не мог нравиться и вызывать доверие с первого взгляда. Его манеры несли печать приятности и искренности.
Он задал Эшендену несколько вопросов и затем без всякого вступления заявил, что по своим данным он подходит для секретной работы. Эшенден знал несколько европейских языков, и его профессия была превосходным прикрытием: под предлогом, что он пишет книгу, он мог, не привлекая внимания, посетить любую нейтральную страну. Во время обсуждения этого вопроса Р. сказал:
— Знаете ли, вам нужно добывать материалы, которые были бы полезны для вашей работы.
— Это не играет большой роли.
— Я расскажу вам случай, который произошел на днях, правдивость его я гарантирую. Один из французских министров поехал в Ниццу полечиться после гриппа и взял с собою папку с очень важными документами. По приезде он познакомился в ресторане с одной рыжеволосой дамой, танцевал с ней и закрутил роман. Короче, он привел ее в отель, и когда он пришел в себя рано утром, то обнаружил, что дама исчезла вместе с папкой. Они выпили по две-три рюмки, и, по его мнению, когда он отвернулся, она бросила ему снотворное.
Р. закончил рассказ, его близко посаженные глаза блестели.
— Потрясающе, правда? — спросил он.
— Вы хотите сказать, что это произошло на днях?
— На позапрошлой неделе.
— Это невозможно! — воскликнул Эшенден. — Боже, мы разыгрываем эту историю на сцене лет шестьдесят, на эту тему написаны тысячи романов. Неужели только сейчас жизнь нас догнала?
Р. немного расстроился.
— М-да, если необходимо, я могу дать имена и даты. Поверьте мне, союзники попали в большую беду из-за потери документов, находившихся в папке.
— Что же делать, сэр, если это происходит в секретной службе! — вздохнул Эшенден. — Боюсь, что этот случай ничего не стоит как источник вдохновения для писателя. Мы уже больше не можем описывать одну и ту же историю».
Вадим Кирпиченко, заместитель начальника разведки.
«Из архива разведчика»
«Это был роман некоего Фредерика Форсайта «Четвертый протокол». На 231-й странице романа описывались обстоятельства моей смерти в автомобильной катастрофе в следующем году с точным указанием места этого радостного для автора события: Садово-Спасская улица, ранняя весна 1985 года. Через неделю меня, как указывается далее, тихо и скромно похоронили на Новодевичьем кладбище… По прочтении книги Форсайта я стал размышлять на тему, можно ли в литературном произведении убивать и хоронить живого человека, насколько это гуманно и позволительно ли вообще с точки зрения норм христианской морали».