Блестящая девочка
Шрифт:
Флер пожаловалась, что эта «звезда» то и дело норовит засунуть руку ей под юбку. Белинда улыбнулась:
— Он же известный человек, детка. А известные люди не такие, как все. Они не должны придерживаться общепринятых правил. Я уверена, ты с ним сладишь.
Флер заметила, каким разочарованным стало лицо Криса, и не сомневалась, что у нее оно такое же.
— Но, Белинда, — возразила она, — вечеринка в субботу вечером. А игра в воскресенье. Так что мы можем пойти.
Белинда стиснула ее руку.
— Не думаю, дорогая. Ты припозднишься, тебе
— Конечно, миссис Савагар. — Он кивнул Флер. — Да, как-нибудь в другой раз.
Флер тоже кивнула.
— Да, конечно.
Но следующего раза уже не будет, она это понимала. Крису и так пришлось призвать все свое мужество, чтобы пригласить ее; больше он не осмелится.
Вечером Флер собиралась поговорить с матерью о случившемся. Она пришла домой и наконец обратила внимание, что Белинда поменяла интерьер их апартаментов. Никаких старинных вещей, парчи, все очень стильно, современно. Мать хотела избавиться от напоминаний об убранстве дома на рю де ля Бьенфезанс. Стены гостиной были обтянуты желто-бурой замшей. В углах зеленели фикусы в горшках, бросая тени на черные лакированные ширмы, а на больших кусках полированного дерева блестели бронзовые скульптуры. Большую часть комнаты занимал диван со множеством расписных подушечек в коричневых и черных тонах. Рядом стояли столики из стекла и хрома и стулья, обтянутые тканью в желто-бурых и черных разводах.
Флер больше нравились старинные вещи, но в новой обстановке ее раздражала не столько замена мебели, сколько длинная стена, которую Белинда покрыла большими, размером с окно, фотографиями Флер. Когда девушка смотрела на них, ей становилось не по себе.
Это висели ее фотографии — и в то же время не ее. Как будто косметика и одежда были панцирем, который запечатлевали фотографы. Казалось, снимки не имели никакого отношения к самой Флер, и, глядя на них, она испытывала неловкость и какое-то болезненное раздвоение личности. Флер услышала стук входной двери: это Белинда возвращалась с ужина, на который отказалась пойти Флер.
— Ты еще не спишь? — Мать бросила сумочку, расшитую бисером, на стеклянный кофейный столик и села, утонув в мягком диване, рядом с Флер. На ней была белая кружевная блузка, в это лето считавшаяся в Нью-Йорке самым последним писком моды, и длинная, до пола, юбка из кусочков, сделанная Шарон Рокфеллер.
Когда Белинда принесла юбку из дорогого магазина «Бергдорф», Флер стала подтрунивать над ней, говоря, что она в ней вылитая горянка из Западной Виргинии.
— Хорошо провела время? — спросила Флер, перегнувшись через подушку, чтобы чмокнуть мать в щеку.
— Очень мило. Все спрашивали о тебе. Там была Лайза Миннелли. Она пела целых полтора часа, хотя была гостьей. Боже, какая у нее огромная грудь.
— Но у тебя тоже ничего себе, — ухмыльнулась Флер, переводя взгляд на свой менее впечатляющий бюст, который казался еще более плоским под тесной полосатой пижамой. — Не знаю, почему я унаследовала не твою грудь, а Алексея.
Белинда потянулась за сумочкой, ей захотелось закурить. Она неуклюже порылась в ней, и Флер пожалела, что вообще открыла рот.
— Дорогая, у тебя завтра очень рано съемки, ты забыла? Иди-ка лучше спать.
— Я хотела поговорить с тобой.
— Что-то случилось?
— Да нет, ничего. Просто…
Флер потянула за распустившуюся нить на пижамных штанишках.
Она терпеть не могла ссориться с Белиндой, но это все же случалось, хотя и очень редко. И она всегда чувствовала себя виноватой.
— Белинда, я хочу поговорить с тобой о сегодняшнем случае.
Белинда вздохнула, ее плечи слегка опустились. Она швырнула пачку сигарет на стол, так и не раскрыв ее.
— Дорогая, мы об этом уже говорили в такси. Я знаю, ты думаешь, что я поступаю с тобой жестоко, не разрешая ехать в Париж. Но я ничего не могу поделать. — Она протянула руку и положила ее на бедро Флер. — Мне очень жаль. Я знаю, что для тебя значит быть рядом с Алексеем, но я не могу позволить тебе уехать.
Он не так относится к тебе. И я не думаю, что ты это понимаешь.
— Нет, я не о Париже, Белинда. Конечно, мне не нравится, что ты не пускаешь меня к Алексею, но у меня нет сил видеть, как ты переживаешь, стоит мне заговорить о поездке. Ты совершенно неразумно относишься к нашим с Алексеем отношениям.
Белинда долгим взглядом посмотрела на Флер; выражение усталости исчезло с ее лица.
— Я так люблю тебя, детка. Не найдется в, мире другой дочери, которая так бы понимала свою мать. Иногда я с трудом верю, что тебе всего восемнадцать. Погоди, я что-нибудь придумаю.
— Не понимаю, — резко оборвала ее Флер, глядя в сторону. — Я только что сказала, что мы не будем об этом говорить. — Она подогнула под себя ноги, потом с извиняющейся улыбкой снова посмотрела на мать. — В общем-то есть прекрасный вариант, как уладить все с Крисом.
Лицо Белинды стало непроницаемо.
— С помощником фотографа?
Флер кивнула.
— Мне правда хотелось пойти с ним куда-нибудь. Мне не понравилось, как ты отказала ему за меня.
— Флер, но Крис — никто. Ну почему ты хочешь с ним куда-то пойти?
— Он мне нравится, — сказала Флер; — Мне интересно с ним. Ты не должна была говорить с ним таким тоном. В конце концов мне не двенадцать лет.
— Понятно, — холодно бросила Белинда. — Ты хочешь сказать, что я тебя смутила.
Флер почувствовала, как у нее внутри нарастает паника.
— Да конечно, нет. Ты не смутила меня.
Белинда сидела рядом, но Флер казалось, что мать отгородилась от нее стеной. Флер потянулась к ней и коснулась ее юбки.
— Ладно, забудь, что я сказала. Это не важно. — Если не считать того, что на самом деле это было очень важно. Но почему она так легко сдалась?
— Нет, конечно, это важно, — ответила Белинда. — Я знаю, иногда тебе трудно смириться с тем, что ты не можешь вести себя, как положено в восемнадцать лет. Но не забывай, ты не такая, как все. Ты особенная.