Блейз Уиндхем
Шрифт:
— Почему же ты не воспользовалась своим положением ради блага семьи, Блейз? — полюбопытствовал Энтони, ибо поведение Блейз и вправду не укладывалось ни в какие рамки.
— Я не стремилась стать любовницей короля, Энтони.
Но раз уж я стала ею, пользоваться своим телом как оружием, чтобы заполучить богатства или власть для моей семьи, непорядочно, какими бы ни были обстоятельства.
— Я был глупцом, — произнес он, только теперь понимая, как ошибался в ней.
— Возможно, глупы были мы оба, — подтвердила Блейз.
— Ты сможешь простить меня, Блейз, за то, что я поверил, будто ты по своей
— Тебя не за что прощать. Тони. Как я уже сказала, ты судил меня по меркам двора. Ты слишком плохо знал меня, чтобы прибегнуть к другим меркам.
— Но ты была женой Эдмунда, — возразил Тони, убежденный в своей ошибке.
— Да, я была его женой, но не им самим. Эдмунд был для тебя братом, ты знал его, как самого себя. А меня ты так и не успел узнать. Мне нечего прощать. Давай больше не будем вспоминать о прошлом, Энтони. Что было, то было.
Важнее всего для нас то, что происходит здесь и сейчас.
— Начнем все заново, да, Блейз? Значит, вот как ты решила поступить? — Он серьезно вгляделся в ее лицо.
— Да, Тони, начнем все заново. Как ты думаешь, у нас получится? — Ее голос стал задумчивым.
Его сердце гулко забилось. Начать все вновь! Блейз всеми силами старалась примириться с ним, устранить весь гнев и непонимание. Теперь он любил ее сильнее, чем прежде, и желал признаться ей в любви, но не осмелился. Блейз была права лишь наполовину, утверждая, что он ее не знал. Он влюбился в нее в ту же минуту, как увидел ее прелестное лицо. Он втайне наблюдал за ней, пока она была женой Эдмунда, и считал ее совершенством. Как он завидовал тогда своему дяде!
Когда Эдмунд умер, Энтони понял: он никогда не позволит Блейз выйти замуж за другого мужчину. Он задумал сложный план завоевания Блейз, как только траур будет завершен. Однако бегство Блейз ко двору, от него и всего, что она знала и любила, смутило Тони. А когда он узнал о связи Блейз с королем, все его прежние представления об этой женщине разрушились, и он стал досадовать на собственную глупость.
И вот теперь он узнал истину. Блейз отнюдь не была совершенством, как ему некогда казалось. Идеальной женщиной могла стать лишь мраморная статуя, холодная и невозмутимая. Совершенства в мире нет — ни для женщин, ни для мужчин. Блейз оказалась настоящей! Она была живой, теплой, чуткой. В своем великодушии она смогла простить короля за шантаж и найти в его душе хоть что-то доброе. Господи, как он ошибался в ней, и вот теперь она просит начать все заново!
— Да, — кивнул Энтони, — мы сможем вернуться к началу, мой ангел!
И тогда, к величайшему изумлению Энтони, Блейз сжала его лицо в своих маленьких ладонях и поцеловала его.
Он вздрогнул от теплого прикосновения ее губ и испытал желание стиснуть ее в объятиях, но не посмел. Было еще слишком рано. Нельзя, чтобы Блейз уверовала, будто он всего-навсего стремится оказаться с ней в постели.
— Это печать, скрепляющая сделку, — пояснила Блейз, отстраняясь.
— Позволь любить тебя, — взмолился он, забыв обо всех своих добрых намерениях.
Блейз испытала искушение и не могла поверить самой себе. Он и вправду был добрым и мягким человеком, так похожим на Эдмунда и вместе с тем совсем другим. Она нуждалась в любви мужчины, который бы искренне
— Мы слишком стары и опытны в искусстве страсти, милорд, чтобы играть в детские игры. Давайте получше узнаем друг друга, прежде чем пуститься в путешествие чувственности.
— Что вы хотите узнать обо мне, мадам? — спросил он. — Я мог бы быстрее поведать вам об этом, ибо в том, что я стремлюсь узнать о вас, вы отказываете мне из недоверия. — Он усмехнулся.
Блейз взорвалась смехом.
— Вот я и узнала кое-что: у вас острый язычок.
— Как и у вас, мадам, — парировал он.
— По-моему, в вашем лице мы потеряли достойного придворного, Энтони Уиндхем, — заметила она.
— Я не придворный, мой ангел. Я счастлив, живя здесь, в поместье, с тобой, Ниссой и моей матерью. Я жду не дождусь тех времен, когда у нас будет полный дом детей, которых мы будем любить и растить, как это делают твои родители. Мне не нужны ни слава, ни почести, Блейз Уиндхем, я предпочитаю получить ваше сердце и счастье, которое, да поможет нам Бог, мы когда-нибудь обретем. А теперь поцелуйте меня еще раз, мадам. Обещаю вам, я буду держать свою натуру в узде — но только в обмен на поцелуй!
Склонившись к нему, она вновь прикоснулась к его губам, но на этот раз Тони нежно обнял ее, притягивая к себе на диване, на котором они сидели. Он осторожно обвел языком ее губы, и они приоткрылись. Он робко исследовал сладкую пещеру ее рта, и Блейз затрепетала, когда их языки соприкоснулись. Словно два огненных копья, их языки плясали и сплетались вместе, разжигая страсть.
«Пора остановиться», — закрутилось в ее голове. Но она не могла потребовать от Энтони прекратить поцелуи. Эти поцелуи были такими чудесными, нежными и ласковыми, они наполняли ее восхитительными ощущениями, расходящимися по всему телу.
Его пальцы разыскали шнуровку ее лифа, и Энтони умело и быстро развязал ее, не обращая внимания на внезапный протест Блейз.
— Нет, дорогая, я держу себя в руках, — прошептал он. — Позволь, прошу тебя!
Ладонь подхватила снизу нежную грудь, и Блейз поняла, что сейчас расплачется. Прошло столько времени с тех пор, как ее в последний раз ласкали с такой нежностью!
Ощущение было почти невыносимым. Тони касался кончиками пальцев благоуханной округлости, не в силах оторвать глаз от плоти цвета слоновой кости с упругим коралловым соском, который почти вибрировал от его прикосновения.
Тони чувствовал, как понемногу теряет сдержанность, но вдруг увидел слезы, стекающие из-под ее закрытых век и жемчужинами застывающие на щеках.
— Не плачь, мой ангел! — попросил он. — Не надо плакать! — Сделав над собой решительное усилие, он привел в порядок ее платье и обнял Блейз. — Блейз, моя обожаемая жена, не плачь. Все уже позади, и больше я не прикоснусь к тебе, пока ты сама этого не захочешь.
Внезапно ее плач прекратился, и, открыв глаза, Блейз взглянула на него.
— О Тони, как можно быть таким глупым! Я плачу потому, что ты доставил мне ни с чем не сравнимое наслаждение!