Блин лохматый тчк, или You are in the army now
Шрифт:
— Сортир! — неожиданно для самого себя вслух, сказал я. — Кто-нибудь догадался проверить сортир?
Он сидел на золотом унитазе, усталый человек в военной форме, с обильной сединой в усах. В руках у него был большой черный пистолет с золотой отделкой, но усатый не торопился им воспользоваться, усатый плакал. Збруев прыснул ему в лицо из баллончика, и человек безвольно повалился на мозаичный пол…
— Седьмой, докладывает Четвертый, группа-17, — сказал я в микрофон, — у меня зарядка критическая, я уже не успею вернуться.
— Я Третий, — тут же раздалось из наушников, — зарядка критическая.
— Второй…
Мы
— Ситуация «Зеро», — скомандовал он.
Мы знали, что надо делать в этой ситуации, учились. Мы встали в круг в центре зала, крепко обнялись и отключились.
Как я понял, Збруев сейчас скачает с аккумуляторов наших «комбезоз-дублеров» всю оставшуюся энергию и в одиночку потащит «объект» к месту эвакуации. А потом будет сильный взрыв, все в этом зале разлетится на маленькие кусочки, и нам придется привыкать в новым «дублерам».
Генерал при высокой фуражке и при лампасах прошел вдоль строя, остановился около самого низенького Кеши и ласково похлопал его по щеке, как Гитлер пацана из фолькштурма на кадрах старинной хроники. Кеша состроил солдафонскую рожу, выкатил глаза и стал ими генерала влюбленно пожирать.
Генерал смущенно кхекнул и присобачил Кеше на куртку маленькую медаль. На медали Георгий Победоносец под алым знаменем поражал копьем мерзкую змеюку, судя по Размерам — питона или анаконду из одноименного кино.
— Служу Отечеству! — козырнул Кеша, сразу потеряв апломб. Генерал поочередно подходил к каждому и награждал, в том числе и Николая, еще опиравшегося на палочку. Потом он остановился перед Блином Лохматым и долго смотрел ему в глаза. Блинного, Збруева и Куваева он тоже наградил, но не медалями, а крестами, судя по цвету — Андреевскими.
Блинный приложил палец к губам, заговорщически нам подмигнул и выставил на стол три бутылки водки.
— Не обмыть — традицию нарушить, но я ничего не видел. И еще… сходили бы вы сегодня в баню, постриглись бы… вас там ждут. — Еще раз подмигнув, он взгромоздил фуражку на бритый череп и вышел из столовой.
Мы переглянулись. За полгода, что мы здесь паримся, кроме пива, надыбанного как-то Иннокентием, нам из спиртного ничего не перепадало. Ну, раз сам Блин принес…
Мы разлили водку по стаканам и побросали туда свои медали, как в фильме «Горячий снег».
— За что выпьем? — спросил Николай.
— За непобедимую команду—семнадцать! — вскочил с места Кеша.
— А я хочу выпить за то, чтобы больше никого не убивать, — раздался тихий голос. Все посмотрели на Славика, он сидел, тупо глядя в стакан, на дне которого захлебывался в водке святой Георгий вместе с лошадью и змеем. — Я никого не хочу убивать взаправду, — повторил Славик и, не чокаясь, выпил.
Вы представляете, что может сделать алкоголь с неокрепшим организмом после полугодового воздержания? Мы решили достигнутым не ограничиваться и оторваться. Оказывается, и здесь, в этой чертовой сверхсекретной дыре, можно найти водку…
Парикмахерша Люська, опершись щекой на ладонь, задумчиво гладила мою грудь, иногда пощипывая за редкие волоски. Ее крашеная грива легонько щекотала мое лицо, нежная грудка упиралась мне в бок.
— У тебя подружка на гражданке есть? — спросила она.
— Как тебе сказать, — ответил я уклончиво, — дружим давно, пишем друг другу.
— А она красивая?
— Вполне.
— Красивее, чем я?
Ну вот, начинается, сейчас она еще спросит: «Ты меня любишь?», и если ответ будет утвердительным, начнет допытываться, как именно я ее люблю. Знаю я такие вопросики. Но Люська не стала допытываться про величину моей любви. Она вдруг засмеялась и, нажав на мой сосок, как на пимпку звонка, сказала:
— А ты знаешь, я могу с полным правом говорить, что меня многие красивые парни любили до потери памяти. Понимаешь? Да что ты можешь понимать?
Последний мой выживший автоматчик с медалью «За отвагу» на выгоревшей гимнастерке задумчиво тренькал на балалайке, прикладываясь порой к бутылке самогона. Самогон он жрал прямо из горла, и я ему не препятствовал, пусть уж порадуется напоследок, ему сейчас в разведку идти, по сути — на верную гибель. Два «американских экипажа» в коричневых комбинезонах и песочного цвета танкистских шлемах дымили свои сигары, отливая порой на ствол молодой сосенки. Вот так всегда, русских солдатиков приходится на верную смерть посылать, а эти америкосы стоят в полной безопасности, лыбятся. Да, но что делать? Придется их беречь, без хотя бы одного танка мне эту миссию не пройти, никак не пройти, там пулеметных гнезд натыкано что собак нерезаных. Танк-то я разглядел через бинокль на той стороне реки, почти неповрежденный Т VI «Тигр» без экипажа. Но до него еще добраться надо, а как? На вражеском берегу у моста дзот бетонный и две вышки пулеметные. И фрицы с них пялятся.
Я снова глянул в бинокль, чахоточный немецкий автоматчик в мышиного цвета шинели глухо кашлянул в кулак. Он еще и курит! Ну ладно, что толку ждать, попробую еще раз. Я обвел рамкой своего снайпера, тот вскинул винтовку, сухо щелкнуло, и чахоточный фриц привычно свалился замертво. Тут же мой автоматчик закинул балалайку за спину и что было сил рванул к мосту по заросшим сизым мхом кочкам. Едва его сапожищи застучали по деревянному настилу переправы, с другого берега ухнуло, блеснуло пламенем, мост заволокло клубами дыма, и в траву около меня шлепнулось что-то тяжелое. Уставной кирзовый сапог с торчащей из него окровавленной портянкой. Не успел я скомандовать: «В укрытие!», как с вражеского берега загрохотал пулемет. Оба америкоса покачнулись и почти одновременно повалились в траву. Снайпер в зеленом камуфляже резко рванулся в кусты, но успел сделать всего три шага и тоже неловко взмахнул руками, обнял березку и стал медленно сползать на землю. Что-то больно кольнуло меня под ребро, но я успел-таки нажать клавишу «Esc». Перезагрузка!
Я опять стою на полянке и пялюсь в бинокль на другой берег, на воскресшего чахоточного фрица у моста. Мой также воскресший автоматчик прикладывается к самогону и продолжает бренчать «Калинку». Америкосы улыбаются, один из них показывает на балалайку пальцем и говорит: «О йес, рашен кантри мьюзик! Банджо!»
— Что, Влад, снова не получилось? — участливо спросил Куваев.
— Да ну ее, дурацкая какая-то миссия, — сердито ответил я, с досадой отталкивая «мышь», — третий день бьюсь, ничего не получается. Слушайте, товарищ майор, может, здесь глюк какой? Может, вместо полуторки тут машина снабжения должна быть? Тогда бы я переправу забацал…