Ближе, бандерлоги!
Шрифт:
Глава первая
Прибалтийский снегопад
Мазур, уже давно успевший натянуть джинсы и свитер, перевернулся на живот, положил руки под подбородок и посмотрел за окно. Сначала тянулись одни рельсы, потом показалась синяя табличка с белыми буквами — естественно, латинскими буквами и на местном языке. Насколько он помнил карту — а карту ему всегда полагалось помнить назубок, — до столицы оставалось всего-то километров пять. Можно сказать, приехали.
Он покосился вниз. Трое его спутников сидели рядышком на нижней полке, как воробьи на жердочке — взъерошенные, угнетенные, пришибленные, живая иллюстрация к лекции о скверных последствиях употребления алкоголя. Время от времени кто-нибудь из них глубокомысленно изрекал, что не стоило
Дети малые, подумал Мазур не без превосходства. Если уж так приспичило, нужно выворачивать денежку по карманам и идти к проводнице или в вагон-ресторан, каковой тут имеется, — это ж азбука…
Ну, видимо, такой уж народец достался Мазуру в спутники — всевозможные глобальные вопросы они решали одной левой, а вот опохмелиться соображения не хватало. Так уж ему свезло, что с ним в купе оказались трое делегатов какого-то московского ультрапатриотического фронта, ехавшие в гости к своим братьям по разуму в тот же город, что и Мазур. Что выяснилось вчера вечером практически мгновенно: едва поезд тронулся, они выставили кучу бутылок, начали с тостов за «прорабов перестройки» и успех грядущих демократических преобразований, а потом до полуночи яростно дискутировали о путях, задачах и целях означенных преобразований, причем, как среди российских интеллигентов водится, на три человека у них были четыре мнения и свой уникальный набор рецептов, как обустроить Россию, а заодно и полмира. Очень может быть, что они долго сидели и после полуночи, но Мазур, которого от этих речей откровенно тошнило, лег спать и спокойно уснул, ему и не под такой шум приходилось засыпать.
Вообще-то они, как и следовало ожидать, с самого начала попытались вовлечь Мазура в свои витийствования, но получили полный облом: господин австралиец сообщил им, безбожно коверкая язык родных осин: русским он не владеет в такой степени, чтобы вести столь умные и сложные беседы.
Ага, вот именно. Как случалось не раз (правда, за пределами Отечества), никакого Кирилла Мазура на данном отрезке пространства-времени не имелось, а помещался австралийский гражданин Джон Джейкобс, что подтверждалось имевшимся при нем австралийским паспортом с красивым гербом, в меру потрепанным, заляпанным многочисленными визами, в том числе самых экзотических стран. Многие опытные люди при беглом осмотре приняли бы паспорт за настоящий. Ему уже случалось бывать австралийцем, так что дело знакомое — тем более что уж здесь-то не было риска напороться на австралийскую контрразведку со всевозможными хитрыми приборами…
Перестройка, гласность, ускорение и все такое прочее. Ничего удивительного в том, что по советским просторам катит в простецком купе натуральный австралиец, правда, давненько уж не живший на родине, а болтавшийся по белу свету в качестве репортера-фотографа, фрилансера, вольного стрелка, не работавшего ни на одно конкретное издание. Подобного народу по буржуазному миру болтается немало, а теперь вот и до Советского Союза добрался один такой неугомонный.
Если подумать, была в этом непробиваемая хитрость: если где Мазур и светился под чужой личиной, то главным образом по просторам глобуса подальше от родных мест, а здесь, на родине, его и под настоящим-то именем знали немногие. Риск напороться на какого-нибудь непосвященного знакомого исключен полностью — смешно, но такое могло бы произойти скорее в Южной Америке или Африке.
Вопросов он дисциплинированно не задавал, а разъяснений ему при отправке не дали. Об одном можно догадываться: если его снабдили австралийским картоном и соответствующим багажом, задача предстоит гораздо более сложная, чем бить пяткой в ухо и завязывать супостатов морскими узлами. Ну, что ж, Лаврик встретит, объяснит, что к чему. Главное, здесь-то уж наверняка не будут играть в футбол отрубленными человеческими головами. А ведь за последние четыре года пришлось повидать всякого, когда в качестве пожарной команды использовали и элитные части, про которые совсем недавно никто и подумать не мог… Забивали микроскопом гвозди направо и налево. Он уже не удивлялся и не злился, привык, погрузился в некое тупое оцепенение, сквозь которое иногда прорывалась мысль «Куда все катится!?» — но тут же гасла, не встретив ответа.
А ответа не было никогда — скорее всего, другие его тоже не знали…
Ага, сообразили наконец, корявые! Нагребя по карманам денежек, отправили куда-то одного, лучше других державшегося на ногах и явно не так содрогавшегося от головной боли. Мазур усмехнулся. В сумке у него бутылка отличного виски восемнадцатилетней выдержки, неподдельная Шотландия, так что похмельная люмпен-интеллигенция перебьется, перед Мазуром не стояла задача втираться им в доверие в качестве заграничного друга перестройки…
К его удивлению, гонец обернулся неожиданно быстро, приперевши две бутылки какого-то местного ликера, и троица быстренько принялась наливаться, то и дело громко напоминая друг другу, что нужно управиться побыстрее, дабы не ударить в грязь лицом перед цивилизованными европейцами.
Поезд медленно подтягивался к вокзалу, лязгая сцепкой. Мазур нехорошо сузил глаза: над зданием вокзала висел не красный флаг с серпом и молотом, а черно-бело-красный, а пониже протянулся длиннющий плакат с белыми буквами на красном: «Алотал советас диктатурарс».
Последние два слова переводу поддавались без всякого труда — а первое в таком контексте, надо полагать, означало то ли «долой», то ли «позор». Подобных плакатов он насмотрелся на окраинах страны, и всегда там было то же самое, с поправкой на местные языки. Не видели вы настоящей диктатуры, ребятки, сказал он неизвестно кому, иначе не выделывались бы так беззаботно…
Один из троицы радостно вскрикнул и указал за окно: там стояли трое мужчин и женщина неуловимо здешнего облика, с парочкой маленьких флажков, тоже, разумеется, черно-бело-красных и даже жиденьким букетиком цветов. Подхватив вещички, посланцы демократических сил ринулись из купе. Когда там стало тихо и пусто, Мазур достал из-под полки не такую уж большую сумку с одеждой — фрилансеры с собой набора смокингов не таскают, — сумку с аппаратурой, перекинул их через плечо и двинулся на выход. Белокурая куколка в изящно подогнанной форме проводницы сначала глянула не него без всякой доброжелательности, но когда Мазур попрощался с ней по-английски, прямо-таки расцвела.
Погода оказалась достаточно мерзкая. Из серого низкого неба падал вертикальный прибалтийский снегопад, но снежные хлопья, не долетая до земли, еще на высоте крыш вагонов оборачивались в крупные капли дождя, моментально превращавшегося под ногами в черную жижу. Январь, ага.
Лаврик преспокойно стоял у цветочного киоска, Мазур видел, что Самарин его давно засек — и спокойно, неторопливо двигался к нему, перебросил обе сумки на одно плечо, так что на левом открылся вшитый по шву у плеча маленький австралийский флаг благолепия для. Лаврик был одет примерно так же: без всякой роскоши и броскости, но все вещички человеку понимающему выдают в нем иностранца, привыкшего именно так ходить, — но уж никак не местного, прибарахлившегося фарцой. Куртка другого фасона, но и на ней там же, где и у Мазура, красуется австралийский флаг — с каких это пор австралийцы стали стыдиться своей далекой родины? Особенно в условиях, когда по заверениям компетентных людей, австралийцы в этом городе имеются только в консульстве, а для них фотографы-фрилансеры — слишком мелкие персоны, чтобы обращать на них внимание…
— Без приключений? — спросил Лаврик.
— Да, конечно, — сказал Мазур. — Наши когда будут?
— К полудню.
— Поездом?
— Нет, самолетом на базу. У них там с собой всякое…
С яростной надеждой Мазур подумал: а что если наконец поступила команда гасить этот балаган? Чтобы цирк сгорел и клоуны разбежались… Нет, но зачем тогда сунули австралийский паспорт?
— Пошли, — сказал Лаврик. — У меня тут колеса, устрою тебя в гостиничку, как по роли и положено, я сам там живу. На базе светиться не стоит, сам понимаешь… Что ты смотришь, как тень отца Гамлета? Я вот тоже никогда подумать не мог, что буду нелегалом в собственной стране, да еще австралийским… Перестройка, Кирилл, она самая…