Ближе к истине. О «Принципах трансформации ума» Атиши
Шрифт:
Измените свою основную философию, философию того, кто достигает. Расслабьтесь в своем существе. Не заводите никаких идей, не пытайтесь из себя что-то сделать, не пытайтесь улучшить то, что создано Богом. Вы уже совершенны – такие, какие вы есть. Со всем своим несовершенством вы совершенны. Если вы несовершенны, то несовершенны совершенно, – но совершенство в вас есть.
И если вы это поняли, то куда спешить? О чем беспокоиться? Вы уже замедлились. И тогда это становится утренней прогулкой без определенной цели, в никуда. Вы можете наслаждаться каждым деревом, каждым лучом солнца, каждой птицей и каждым проходящим мимо человеком.
Второй
Ошо,
Существует ли какое-то реальное различие между разными расами, национальностями и так далее, и тому подобное?
Нет никаких реальных различий, их просто не может быть. Все различия поверхностны. Иудей не отличается от индуса, мусульманин не отличается от христианина, китаец не отличается от американца, негр не отличается от англичанина.
Человечество едино, различия поверхностны. Да, они существуют; это очевидно. Негр – это негр: у него черная кожа, внешне он отличается от белого человека. Но это не то различие, которое что-либо значит. Это различие так незначительно: немного больше черного пигмента в коже, на четыре гроша больше. Вот и все различие; четыре гроша. И запомните: у него на четыре гроша больше, чем у европейца; не меньше, а больше – он на четыре гроша богаче.
Однако различие в цвете кожи или различие в величине носа не является важным различием. Вы не становитесь богоизбранным народом просто потому, что у вас большой еврейский нос. И не становитесь религиозным просто потому, что родились в Индии.
Все это глупые представления. Однако эти глупые представления продолжали и продолжают существовать во всем мире, причем не только существовать, но и приносить человечеству величайшие бедствия. Они в значительной степени потворствуют эго. Индусы думают, что они самые религиозные люди в мире, что их страна самая священная – что за чепуху они несут!
Страны отделены друг от друга лишь на политических картах; в остальном это просто единая земля. Лишь тридцать лет назад Карачи и Лахор были священной землей – всего лишь тридцать лет назад. Но сейчас они находятся в Пакистане и стали очень нечестивыми. Теперь индийцы не могут представить себе место более нечестивое, чем Лахор или Карачи. Сейчас эти города нечестивейшие из нечестивых, а ведь они были частью священной земли. Лишь небольшое изменение в политике, линия, проведенная на карте – не на земле; земля по-прежнему остается неделимой.
Я слышал одну историю…
Когда Индия и Пакистан собирались разделиться, именно в том месте, где должна была пройти граница, располагался один сумасшедший дом, и никто не был особо заинтересован в том, чтобы оставить его на своей территории, – ни Индия, ни Пакистан. Однако он должен был отойти к какой-то из стран, и, поскольку политикам это было совершенно безразлично, было решено спросить у самих сумасшедших, куда они хотят отойти.
Собрали общее собрание – тысячу сумасшедших собрали и задали им вопрос:
– Куда бы вам хотелось отойти?
Те ответили:
– Мы не хотим никуда отходить, мы хотим остаться здесь.
Им снова и снова, самыми разными способами объясняли:
– Вы не должны будете никуда отходить, вы останетесь здесь. Но мы все-таки хотим спросить у вас, к какой стране вы хотите отойти – к Индии или к Пакистану?
Сумасшедшие не могли поверить своим ушам. Они сказали:
– Мы начинаем очень серьезно сомневаться в том, кто из нас сумасшедшие: мы или вы? Если мы не собираемся никуда отходить, то почему мы должны решать, куда нам отойти?
Договориться было невозможно. И знаете, сумасшедшие были правы в гораздо большей степени. Они всегда правы в гораздо большей степени, чем ваши так называемые политики.
Тогда политические лидеры решили просто разделить сумасшедший дом пополам. И посередине его территории была возведена стена. Я слышал, что сумасшедшие до сих пор время от времени забираются на эту стену и смеются. Все это кажется таким забавным. Они остались на том же самом месте, но одни из них стали пакистанцами, а другие – индийцами, а между ними – стена. И они продолжают обсуждать это: «Что произошло? Ведь мы остались прежними, вы остались прежними, мы не видим никакого различия! Но теперь мы враги – по сути, нам не следует разговаривать друг с другом».
Различий не существует. Или, если они существуют, то это очень незначительные различия; например, такие…
Знаете, сколько нужно индийцев, чтобы ввинтить лампочку? Четыре. Один держит лампочку, а трое его крутят.
Или – знаете, сколько нужно калифорнийцев, чтобы заменить лампочку? Четыре. Один – чтобы заменить лампочку, и трое – чтобы разделить с ним его переживание.
Третий вопрос:
Ошо,
Сегодня я ясно увидел, что на самом деле я сам причиняю себе страдания, и что мне нет необходимости это делать; и когда я увидел, что я не просто хожу кругами, моя грудь освободилась от какой-то тяжести!
Спасибо, спасибо тебе, Ошо!
Но вот только я очень боюсь становиться легким и проницаемым. Все это приводит меня в сильное замешательство!
Первое переживание свободы всегда вызывает замешательство. Первый луч света для слепого неизбежно повергнет его в замешательство. Если человек провел в цепях всю жизнь, то неожиданное послание от короля с вестью об освобождении… это всегда приводит в замешательство. Он привык к определенному образу жизни, выработал определенный стиль жизни. В тюрьме было безопасно, он обжился. Теперь же все расстраивается. Дело не только в том, что с него снимают цепи; теперь узнику придется снова встретиться с огромным бескрайним миром. Ему придется учиться всему, что он позабыл, придется заново переучиваться. Это будет трудно, и по сравнению с другими он будет выглядеть дилетантом. Даже прогулка по улице без цепей, к которым человек привык, будет ощущаться немного странно; он не сможет расслабиться.
Когда французские революционеры освобождали узников из Бастилии – главной французской тюрьмы, они были удивлены: заключенные не были готовы выйти на свободу. Это была самая большая тюрьма Франции, в ней содержались лишь те, кто был приговорен к пожизненному заключению. Там были люди, просидевшие в неволе тридцать лет, сорок лет, даже пятьдесят.
Теперь просто представьте себе человека, который попал в эту тюрьму, когда ему было лишь двадцать лет, и прожил в ней пятьдесят лет. Он полностью забыл о внешнем мире, как тот выглядит. Пятьдесят лет жизни в темной камере с тяжелыми цепями… На этих цепях не было замка, поскольку не было необходимости их размыкать. Они накладывались на всю жизнь; эти цепи были долговечными, тяжелыми. В течение пятидесяти лет узник спал с руками и ногами, закованными в эти цепи; он полностью привык к такой жизни. Пища доставляется в определенное время, ему не нужно о ней беспокоиться. Еды немного, и все же это лучше, чем ничего. Он ни за что не отвечает, ему не нужно ни о чем заботиться, все делают за него.