Блоги

Кош Виктория

Мама грустно улыбнулась.

– Конечно. Потому что ты наконец оживаешь, доченька.

Когда я закончила институт, Майк подарил мне новенькую машину. Теперь я ее ненавижу, но тогда я чуть с ума не сошла от восторга. Я неплохо водила, осторожно и внимательно. Меня учил Майк, и он ни за что бы не выпустил меня на дорогу, если бы не был во мне уверен.

Однажды мы с подружками поехали покататься. Майку нужно было работать, и он остался дома. Мы и не хотели брать его с собой, это была наша прогулка, girls only. Мы строили планы, шутили, болтали. Тот чертов

грузовик я даже не видела. Он вдруг выскочил на нашу полосу, и я ничего не успела сделать. Все произошло слишком быстро. Я дернула руль, дала по тормозам, но что толку? На меня летела громадина, а я была песчинкой на ее пути. Помню только дикий визг подружек... И удар.

Я пришла в себя через десять дней, в больнице. Подружки были в порядке, им повезло чуть больше, чем мне. Машина превратилась в груду металлолома, но какая разница, раз с людьми все было нормально. Мне становилось лучше с каждым днем.

Не сразу, но я осознала, что что-то не так. Я никак не могла понять, что именно, но однажды меня озарило. Майк ни разу не навестил меня в больнице. Я стала задавать вопросы, звонить ему, истерить... пока не выбила из них правду.

Пока я отлеживалась на больничной койке, Майк умер.

В тот же день, когда я влетела в грузовик, Майка нашли в его комнате. Он работал над очередной программой, когда его сердце остановилось. Его обнаружила мама. Она тут же вызвала скорую, надеялась, что его откачают, но в больнице ей сказали, что шансов не было. Ни одного. Он умер моментально. Почему, как, за что - можно было спрашивать себя до бесконечности и не получить ни одного ответа. На похоронах рыдали все. Кроме меня. Ведь я лежала в бинтах и гипсе, и меня «гуманно» решили не беспокоить.

Я высказала все, что думаю по этому поводу, и не слишком выбирала выражения. Но любая ярость рано или поздно заканчивается. Я снова стала есть и разговаривать с родными. Это не значит, что я простила их. Я только признала, что они действовали из лучших побуждений.

Когда меня выписали, я поехала на кладбище. Памятника на могиле Майка еще не было, только простой деревянный крест с его фотографией. Цветов было столько, что они полностью скрыли могильный холмик. Плюс несколько венков - один, как и сказали родители, от моего имени.

Тогда я просидела на кладбище два часа. Из-за того, что я не была на похоронах, я не могла до конца поверить, что Майка нет, что его тело зарыто где-то глубоко под моими ногами. Казалось, он просто куда-то уехал. Ведь мог же он куда-нибудь уехать. А его фото на кресте - чья-то злая, нелепая шутка.

Я стала приходить на кладбище каждый день. Я сидела там по несколько часов, разговаривала с Майком. На многие месяцы кладбище стало единственным местом, ради которого я выходила из дома. Больше я никуда не ходила, ничем не занималась, ни с кем не встречалась. Я просто сидела дома и начисто игнорировала просьбы родителей «одуматься», «начать жить», «вспомнить о себе».

В годовщину смерти Майка меня словно толкнуло что-то. Я поняла, что не могу так дальше, что надо что-то делать.

В первую очередь мне была нужна работа. Все мои однокурсники благополучно пристроились и вкалывали целый год, пополняя свои страницы в фейсбуке радостными фотографиями в духе «вот я, а вот мой кактус на рабочем столе». Мой диплом валялся где-то в шкафу, и я даже не помнила, где конкретно. Зато я точно знала, что не хочу устраиваться на работу здесь, где каждая улица, каждая станция метро напоминает мне о Майке.

Также я не хотела идти в офис. Там бы я все время думала о Майке. Он так хотел, чтобы мы работали вместе. Мне было нужно что-то совсем другое. И я подумала, почему бы не устроиться учителем в другом городе. В конце концов, диплом у меня как раз педагогического университета. На учительскую зарплату не пошикуешь, но деньги меня интересовали в последнюю очередь. Сейчас мне было нужно очень мало.

Родители пришли в ужас, но я не собиралась ничего объяснять. Просто поставила их перед фактом, что я уеду. Оставалось только определиться, куда именно. Я была абсолютно свободна в своем выборе. Я бы поехала куда угодно, лишь бы меня взяли. Из этой гимназии мне ответили раньше всех. К должности учителя английского языка прилагалась квартира, и я ни минуты не колебалась. Это то, что мне нужно. Живописно, незнакомо, достаточно далеко.

Так я и оказалась здесь.

Глава 9

К концу недели стало окончательно ясно, что Александра не только не простила мне поход на выставку, но и объявила мне войну. Она подчеркнуто не здоровалась со мной, не отвечала на смс и не пригласила меня в четверг на совещание у директрисы. О совещании я узнала случайно, когда вечером залезла на сайт школы. Нужно было принимать меры.

В пятницу я шла на работу с твердым намерением прояснить все раз и навсегда. Я настраивалась на решительный разговор с Александрой и специально вышла пораньше, чтобы поговорить с ней до начала занятий.

Первым, кого я увидела, войдя в школу, был лейтенант Кирюхин в своем неизменном джинсовом костюме. Он осматривался по сторонам; в руках у него была толстая канцелярская папка. Меня он не замечал, или делал вид, что не замечает. Разумнее всего было бы пройти мимо, но мне стало интересно, что он тут делает. Я подошла ближе и поздоровалась.

– Доброе утро, Дарья...
– начал он бодро, но запнулся.

– Дмитриевна, - подсказала я.

– Точно, - улыбнулся он.
– Я думал зайти к вам попозже, когда освобожусь.

Он помахал папкой.

– Нашелся свидетель, который видел Алину в день смерти с каким-то парнем. Теперь фоторобот везде развешиваем.

Кирюхин вытащил из папки большой лист и принялся лепить его на доску объявлений. На фотороботе был изображен молодой парень в капюшоне. Картинка была как обычно довольно схематичной, но все равно лицо парня заставило меня приглядеться повнимательнее. Узкий подбородок, широко расставленные глаза... Он удивительно напоминал Алину Бегунову, чья фотография недавно висела на этом же стенде.