Блокада. Книга 2. Тень Зигфрида
Шрифт:
— Почему? — удивился Шибанов. — Действовали по обстановке, как вы и учили…
— Голый диверсант, — сказал Жером, — как и мокрый диверсант — зрелище довольно комичное. Впрочем, для первого раза сойдет. Теперь можете отдыхать. Завтра в девять снова едем на аэродром — на сей раз прыгать будем с полутора тысяч.
Дома Лев вытащил из водонепроницаемого мешка свою форму и аккуратно сложил ее на тумбочке. Задумчиво повертел в руках мешок.
— Вот это вещь, — одобрил расстилавший свою постель
— Вот-вот, — рассеянно сказал Лев, убирая мешок под кровать. — Главное — руки свободны…
— Слушай, Василий, — сказал он на следующее утро Теркину, когда они умывались под липой, — а ты в деревню как бегаешь?
— А там в ограде дырка есть, кусачками проделанная, — старшина брызнул себе на лицо ледяной воды и заурчал от удовольствия. — Видно, кто-то из прежних курсантов постарался. Ну, я в нее шмыгну — и через поле. А что, Николаич, тебе чего-то надо? Так скажи, я принесу…
Лев оглянулся. Капитан Шибанов крутил «солнце» на турнике метрах в десяти от умывальников.
— В самоволку хочу сходить, Василий. Только ты меня не сдавай, ладно?
Теркин с интересом посмотрел на товарища.
— Ладно, коль просишь. И далеко собрался?
— В Москву.
Идея эта возникла у Гумилева, когда они в очередной переплывали реку. Водонепроницаемый мешок позволял осуществить ее просто и элегантно.
— Москва далековато, — покачал головой Теркин. — Как думаешь обернуться?
— В воскресенье вечером уйду в понедельник утром — назад. Тут главное, чтобы Сашка не начал волну гнать.
— Думаешь, станет?
— Кто его знает, — пожал плечами Лев. — НКВД все-таки. Но лучше ему все узнать после того, как я вернусь.
Но все получилось даже проще, чем он рассчитывал. Вечером в субботу Жером отозвал в сторону Шибанова и о чем-то с ним поговорил. К товарищам Александр вернулся довольный, сияя, как новенький пятак.
— Чего такой радостный? — спросил Теркин. Он тренировался, кидая в стенку ножик — не десантный, а простой кухонный, со стертой деревянной ручкой. — Медаль, что ли, дадут?
— Шибанов отобрал у него нож и метнул в дверь с такой силой, что он вошел едва ли не по рукоятку.
— Догонят и еще дадут! Уезжаю я от вас, братцы-кролики. Так-то вот. Надоели вы мне до чертиков.
— Что значит — уезжаю? — не понял Гумилев. — Куда?
— Для начала — в Москву, — Шибанов от наслаждения даже глаза закатил. — А там — куда пошлют.
— За новыми бойцами? — догадался Теркин. — Еще кого-то хитровывернутого нашли, не иначе…
— Этого мне не сообщили, — капитан рухнул на свою койку и с хрустом потянулся. — А только сидеть здесь мне уже осточертело. Я казак, человек вольный, мне в четырех стенах — могила! А так завтра уже в Москве буду.
Мечтательная улыбка вдруг сползла с его лица — как будто с руки стянули перчатку.
— Вы тут мне смотрите, к Катьке не подкатывайте. Если что — ноги повыдергиваю.
Теркин хмыкнул. Лев хотел ответить колкостью, но промолчал — слишком велика была свалившаяся на него удача, ее страшно было спугнуть.
Вместе с Шибановым уехал и Жером, пообещав, что вернется к обеду понедельника. После этого задача, стоявшая перед Гумилевым, упростилась до предела. Он сложил в водонепроницаемый мешок свою гражданскую одежду (ту, что Шибанов когда-то привез ему в Норильсклаг), сандалии и кепку. Теркин проводивший его до реки, забрал военную форму, и ткнул пальцем в том направлении, где в ограде была прорезана щель.
— Ну, ни пуха тебе, Николаич, — сказал он, сильно ударяя Льва по плечу. — Привези там что-нибудь из столицы.
Гумилев бесшумно — сказывались уроки Жерома — пересек реку и переоделся в гражданское. Найти указанную Теркиным дыру оказалось несложно — сложнее было протиснуться в нее не порвав одежду. Наконец, Лев оказался на вспаханном поле за оградой.
— Получилось, черт возьми! — воскликнул он и поднял голову к небу.
— В небе плыли легкие, как пух, облачка. Лев чувствовал себя таким же облачком, невесомым и свободным.
— До деревни он добрался за пятнадцать минут, и у бабки снабжавшей Теркина самогоном, выяснил, как отсюда люди добираются до Москвы. Дальше все пошло как по маслу: он подсел на телегу к словоохотливому дедку, лошадка которого везла хрестоматийный хворосту воз, и довольно скоро оказался на московской трассе.
Вскоре рядом с ним затормозила старенькая полуторка. Водитель, чумазый веселый парень, высунулся из окна.
— Что, земеля, в Москву?
Гумилев кивнул.
— Залезай!
В кабине жутко воняло дешевой махоркой. Лев полез в карман и вытащил пачку "Дели".
— Ух ты! — воскликнул водитель. — Уважаю марку! Откуда такая роскошь?
— Да выдают нам. Хочешь — бери, у меня еще есть.
— Водитель сгреб несколько папирос, одну засунул за ухо, вторую — в рот, остальные ссыпал в карман.
— Богато живешь, земеля! Сам откуда?
— Из Ленинграда. Здесь на учебе.
Лев предполагал, что расспросы могут продолжиться, и приготовил правдоподобную версию, исключавшую вариант с самоволкой, но водителя его история, как видно, не очень интересовала.
— А я костромской, — сказал водитель. — В армию не взяли, у меня, видишь, рука одна сухая, а шоферить — пожалуйста.
— Как же ты одной рукой-то? — изумился Гумилев.
— Да чего там делать! Я вообще без рук могу. Передачи вон зубами переключаю, хошь, покажу?
И парень заливисто расхохотался.
Под шутки и прибаутки веселого водителя до Москвы доехали быстро. Впрочем, Гумилев помнил, что когда его вез на базу похожий на похоронного агента полковник, дорога от дачи Берии заняла не больше полутора часов.