Блокада. Книга 3

Чаковский Александр Борисович

Он замолчал и устремил взгляд куда-то мимо стоящего неподвижно Федюнинского, будто хотел разглядеть продвигающихся вдоль трамвайных путей немцев. Потом снова перевел взгляд на Федюнинского и отрывисто сказал:

— На сборы сорок пять минут. Через два часа принять командование и приступить к исполнению приказа. И запомни: хоть мы, как говорится, друзья-товарищи, но за выполнение приказа головой отвечаешь!

Последние слова Жуков произнес с такой решимостью и такой угрозой в голосе, что Жданов и Васнецов невольно переглянулись, лишний раз почувствовав, что этот человек не остановится ни перед чем и жестоко покарает любого, кто не выполнит его приказа.

Но Жуков, казалось, не замечал, какое впечатление

произвели его слова.

— Товарищ Васнецов, — сказал он уже спокойно-деловым тоном, — вчера я приказал управлению инженерных войск срочно подготовить новый противотанковый рубеж по линии Окружной дороги. Так вот, на этот рубеж надо быстро перебросить шестую ополченскую дивизию. Под твое командование, генерал, — снова обратился он к стоящему посредине комнаты Федюнинскому. — Поставишь ее в тылу Пулковской позиции. В течение завтрашней ночи поставишь, пока будет темно. Понял? — Смерил Федюнинского взглядом с головы до пят и недовольно сказал: — Чего стоишь! Времени, что ли, много в запасе? Иди!

Круто повернувшись, Федюнинский вышел.

Какое-то время Жуков, Жданов и Васнецов молчали, бессознательно давая себе короткий отдых после столь нелегкого, но неизбежного решения.

Жуков заговорил первым:

— Вчера мы решили передать из резерва инженерного управления сорок тонн взрывчатки районным «тройкам». Товарищ Васнецов, взрывчатка получена?

Еще при Ворошилове руководство районными «тройками» было возложено на Васнецова. Созданные, когда опасность нависла непосредственно над городом, возглавляемые секретарями Кировского, Московского, Володарского и Ленинского райкомов партии, эти «тройки» руководили гражданской обороной находящихся в угрожаемом положении районов Ленинграда. На них же лежала ответственность за минирование военно-промышленных объектов на случай чрезвычайных обстоятельств, то есть если врагу все же удастся ворваться в город.

— Георгий Константинович, — ответил Васнецов, — взрывчатка получена и используется по назначению. Однако…

— Какое еще «однако»? — недовольно перебил Жуков.

— Товарищ командующий, — решительно сказал Васнецов, — на том заседании Военного совета, во время которого вы столь неожиданно появились, обсуждались мероприятия, связанные именно с минированием военно-промышленных объектов. Вы тогда приказали обсуждение прекратить.

— И правильно сделал, — отрубил Жуков. — Мероприятия на случай сдачи города…

— Товарищ Жуков, — с неожиданной резкостью прервал его Жданов, — как вы могли произнести это слово?! Ни о какой «сдаче» речь никогда не шла и не могла идти! Неужели вы хоть на мгновение могли предположить, что мы допускаем подобную мысль?! Каждому из нас ясно, что немцы могли бы ворваться в город только по нашим телам. По трупам коммунистов, комсомольцев, питерских рабочих! Им пришлось бы брать с боя каждый дом, каждую баррикаду, каждую улицу. Они захлебнулись бы в собственной крови! Это была бы пиррова победа! Я прошу вас… я требую никогда не употреблять этого слова — «сдача»!

Жуков еще не видел Жданова в таком состоянии: он стоял сжав кулаки, лицо его покраснело, глаза сузились.

Несколько мгновений в этой маленькой комнате, расположенной глубоко под землей, стояла напряженная тишина.

Потом Жуков сказал примирительно:

— Извините, Андрей Александрович. Возможно, я употребил не то слово. Преуменьшать героизм защитников Ленинграда не собираюсь. Но я человек военный и мыслю категориями военными. С чисто военной точки зрения оборона Ленинграда находится в критическом состоянии. Противник имеет огромный перевес — и количественный и в вооружении. Нас здесь только трое, и я могу, не скрывая, сказать, что вообще удивляюсь, как немцам до сих пор не удалось…

Он не договорил, потому что Жданов снова прервал его:

— Удивляться тут нечему! Под Ленинградом

врагу преграждает путь та же сила, которая противостоит ему повсюду, — партия, советский народ, великая идея, которой враг может противопоставить, кроме пушек и танков, лишь тупую ненависть к коммунизму. Злобу и ненависть! Именно вера в коммунизм, в партию дает нам силы в этой неравной борьбе. И вы все это понимаете не хуже меня. На пути к Ленинграду немцы уже положили десятки тысяч своих солдат и офицеров. По данным нашей разведки, некоторые дивизии фон Лееба насчитывают лишь половину своего прежнего состава. Я хорошо понимаю, что без отлично организованной обороны нам Ленинграда не отстоять. Поэтому мы рады, что товарищ Сталин прислал сюда именно вас, и будем помогать вам всегда и во всем. Но по тому вопросу, о котором сейчас зашла речь, у всех нас должна быть полная ясность!

Последние слова Жданов произнес уже спокойно.

Он снова сел и, обращаясь к Васнецову, сказал:

— Вы хотели о чем-то спросить Георгия Константиновича? Я прервал вас. Извините.

Васнецов, который все время напряженно слушал Жданова, внутренне соглашаясь с каждым его словом, теперь, чтобы окончательно разрядить обстановку, сказал нарочито будничным тоном:

— Собственно, мой вопрос чисто практический. На том заседании помимо членов Военного совета присутствовали секретари райкомов и директора предприятий. Вы не опасаетесь, Георгий Константинович, что этим товарищам, слышавшим, сколь резко вы сняли вопрос о минировании с повестки дня, может показаться, что… — Васнецов несколько замялся, — что ваш последующий приказ, согласно которому они получили дополнительное количество взрывчатки, находится в некотором несоответствии?..

Жуков нахмурился.

— Полагаете, что между моими словами и дальнейшими действиями есть противоречие?

— Далек от этого, — спокойно ответил Васнецов. — Отлично понимаю, что, сосредоточив внимание Военного совета прежде всего на вопросах отпора врагу, вы были правы. Но у присутствующих товарищей могло создаться впечатление, что вы вообще рассматриваете мероприятия по минированию как проявление паники. И это может отразиться на ходе этих мероприятий.

Некоторое время Жуков молчал. Потом задумчиво заговорил:

— Сергей Афанасьевич, вы партийный работник и классиков марксизма, наверное, штудировали лучше, чем я. И слова Энгельса о том, что оборона есть смерть вооруженного восстания, вы, конечно, помните?

— Разумеется, — кивнул Васнецов. — И Ленин эти слова повторял.

— Так вот, в любой войне пассивная оборона есть гибель. Поэтому даже в сегодняшнем тяжелом положении перед нами стоит задача не просто обороны, а активного отпора врагу. Иначе мы погибнем или, как выразился товарищ Сталин, прощаясь со мной, попадем в лапы к фашистам. Чтобы этого не случилось, мы должны потребовать от командармов, командиров дивизий и полков не просто удерживать занимаемые позиции, но контратаковать! Если вчера немцы захватили поселок, станцию, высоту, то сегодня этот поселок, станция, высота должны быть отбиты. Сегодня не удастся — атаковать и завтра, но отбить назад во что бы то ни стало! Инициативу мы должны вырвать у врага — вот в чем задача! Иначе смерть! — Жуков опять говорил твердо, властно, решительно. — Разумеется, минирование объектов надо продолжать. Но все мы, от членов Военного совета до рядового бойца, должны проникнуться мыслью, что нужно не просто обороняться, а наступать, именно наступать! Продвигаться на километры, на десятки метров, на шаг вперед, пока не в силах больше, но наступать!.. А минирование связано с сознанием, что наш удел — отступать. Так вот: минирование следует продолжать, а мысль о неизбежности отступления надо выбить из голов людей. Любыми средствами, но выбить! — Жуков перевел взгляд на Жданова. — Вы согласны со мной, Андрей Александрович?