Блокада. Трилогия
Шрифт:
И тут до меня медленно, но доходит, что никто ведь в нас не стреляет! И не стреляет потому, что я этого плюгавого генерала до сих пор на мушке держу! А стоит мне руку с пистолетом от виска его отвести, как затишье это немедленно кончится.
Я кричу:
— Катерина, целься в моего генерала, быстро!
Молодец девка, два раза повторять не просит. Тут же свою винтовку ему в пузо наставила.
— Так, — говорю, — товарищи солдаты, сейчас мы отсюда свалим вежливо, а вы нас
И пошли мы. Сначала капитан с двумя пистолетами, за ним я с генералом, за мной Катерина, с винтовкой, в генерала через плечо мое нацеленной, а за ней Николаич с автоматом. Ну, и следом товарищ Жора, который вроде как не при делах, но выглядит очень довольным.
Вышли из штаба, вокруг — толпа. Я кричу:
— Расступись, товарищи, дорогу главнокомандующему!
Расступились. Только у выхода с площади какой-то резкий лейтенант на меня все-таки прыгнул, но Сашка его почти не глядя из обоих стволов снял.
Добрались до аэродрома. Там трофейные «Юнкерсы» стоят. Мы сразу к тому, вокруг которого охраны больше.
— Экипаж где? — ору. — Где экипаж, курицыны дети?
Ждем минут десять. Потом появляются двое — пилот и бортмеханик. Шибанов их сразу на прицел берет.
— Заводи, — говорю, — шарманку. Покатаемся.
Аэродром, между тем, окружают со всех сторон. Подкатывает пара танкеток, на деревья, смотрю, солдаты с винтовками карабкаются. Ну, думаю, сейчас тут будет жарко.
Хватаю я этого плюгавого и высовываю в люк.
— Так, — говорю, — если в течение пяти минут танкетки и снайперы не уберутся, с товарищем генералом неприятность случится. Все ясно?
Может, они ждали, что я перед взлетом его из самолета выкину, но зря. Когда экипаж двигатели раскочегарил, и винты заревели, я плюгавого обратно в салон втянул и люк захлопнул.
— Извините, — говорю, — товарищ генерал, за такое обращение, но очень нам желательно отсюда живыми убраться.
Он смотрит на меня злыми глазками.
— Какой, — говорит, — я к чертям свинячьим тебе генерал! Марк Подрабинек, заслуженный артист Конотопского драматического театра! Трагик, между прочим. Гамлета играл! Угораздило же меня родиться похожим на этого поца Гитлера.
Теперь таскают по всяким учениям, недели не проходит, чтоб какой-нибудь ухарь-сержант вроде тебя по шее не насовал!
Мне, конечно, смешно, но я сдерживаюсь, вида не подаю.
— Я, — говорю, — не сержант, а старшина. Если чего не так — прошу прощения.
В общем, взлетели мы. У них там вокруг аэродрома зенитки были понатыканы — но
Тут товарищ Жора говорит Катерине:
— Доставайте рацию, вызывайте авиаподдержку. Идем в квадрат Р-17.
— А как же режим радиомолчания? — Катерина спрашивает.
Он хохочет.
— Какое уж тут радиомолчание, когда вы самого Гитлера в заложники взяли! Всего мог от вас ожидать, но такого!
Короче, вызвала Катерина подкрепление. И у самого леса, где мы пилота нашего оставили, встретили нас три ястребка. Боя, понятное дело, никакого не было, те самолеты, что за нами шли, крыльями покачали и повернули назад.
Сели мы на картофельном поле, около леса, капитан с товарищем Жорой за пилотом отправились, а мы с Николаичем, Катериной и актером-трагиком Подрабинеком стали костерок жечь и картошку выпекать — целый день на голодный желудок бегали, проголодались.
Через час они вернулись, причем пилот на своих двоих шел, хотя Шибанов с Жорой его и поддерживали. Подошли они к нам, пилот вдруг Катерину к себе прижал да как расцелует в обе щеки.
— Рассказали мне, сестренка, что если б не ты, лежать бы мне парализованному. Я теперь твой должник навеки.
Катерина в краску. Шибанов говорит:
— Ладно девчонку смущать, садись ешь вон давай.
Не нравится ему, когда кто-то к Катерине лезет, пусть даже и с благодарностями. Эх, думаю, капитан, это ж ты еще про цветочки не знаешь…
Сидим, едим. Так хорошо — будто побывал в самом пекле, и оттуда вернулся. Сейчас бы, конечно, водочки граммов сто — еще лучше было бы.
— Слышь, земляк, — спрашиваю я пилота, — у тебя авиационного спирта случайно на борту не заныкано?
И тихо так вроде спрашиваю, но у Жоры ушки на макушке.
— Отставить спирт, — говорит. — Операция завершена, и завершена успешно, но у меня есть целый ряд замечаний к личному составу.
Мы молчим, ждем, чего дальше будет.
— Назначенный мной старший группы, капитан Шибанов, вел себя безынициативно, командиром и руководителем операции себя не проявил.
— Позвольте, — вспыхивает Шибанов, — я не был готов к тому, чтобы взять на себя такую ответственность. Вы же сообщили о том, что не будете командовать за несколько минут до начала операции!
— В реальных условиях меня могли бы просто убить, — отвечает Жора, и голос у него лязгает, как железо. — И вы, как старший по званию, обязаны были принять на себя командование группой, вне зависимости от того, готовились вы к этому или нет. А вы вели себя так, словно все время ожидали от меня подсказки.