Блокада. Трилогия
Шрифт:
— Начнем с Елены, — решил Рольф. — Литейный, 36. Это тут недалеко.
Когда они уже выходили из особняка, смутное предчувствие заставило Рольфа остановиться.
— Вот что, — сказал он, — пойдем порознь. Я впереди, метрах в ста, вы за мной.
— Почему? — спросил Хаген.
— Просто так.
Город окутывали светлые балтийские сумерки. Рольф шел по пустынной улице, на ходу придумывая легенду для Елены Гумилевой. В данных обстоятельствах требовалась универсальная легенда, обходящаяся без поддающихся проверке
Патруль вырос словно бы из-под земли. Двое красноармейцев с винтовками за плечами и широкоплечий капитан с ромбами НКВД перегородили Рольфу дорогу.
— Проверка документов, — сообщил капитан, цепко поглядывая на Рольфа снизу вверх. — Предъявите, товарищ лейтенант.
Рольф вытащил пачку документов и протянул капитану. Тот внимательно изучил бумагу, подписанную контр-адмиралом Смирновым и удивленно поднял брови.
— Радиоразведка, значит? И что офицер берегового отряда делает в Ленинграде?
Капитан Сергей Смыков полгода назад окончил училище НКВД имени Клима Ворошилова. В апреле училище перевели в Саратов, а Смыков остался защищать родной город от разной нечисти. Осенью сорок первого, когда голод уже начал собирать первую жатву, в булочную, где в очереди за хлебом стояла сестренка Смыкова, Галя, ворвался провокатор и принялся разбрасывать хлеб с прилавков, крича: берите! берите все без карточек! коммунисты хотят уморить вас голодом! в городе полно хлеба! Когда его попытались задержать, провокатор легко разбросал слабых от недоедания людей и убежал. При этом он так толкнул Галю, что она ударилась затылком о чугунную батарею и через несколько дней умерла.
Смыков ловил провокаторов, выявлял саботажников, выслеживал людей, разбрасывавших на улицах листовки с призывами к свержению советской власти, и все время думал о Гале. Зимой он долго охотился на людоеда, нападавшего на детей у Кировского завода, а когда нашел, то застрелил без суда и следствия. Он хорошо помнил, какая сытая, гладкая была ряшка у этого людоеда.
Лейтенант, которого они остановили на пустынной улице, не понравился ему с первого взгляда. У него тоже было лицо человека, не знавшего голода.
Конечно, это ничего не значило — в Ленинград все время прибывали новые части, и вновь прибывших отличали, как правило, именно по внешнему виду. Но Смыков решил на всякий случай проверить этого откормленного верзилу как следует.
Он с интересом прочитал подписанное контр-адмиралом предписание. Надо же додуматься, отправлять парней с Ладоги, где они делом занимаются, в Ленинград. Финские подводные лодки в Ольгинском пруду выслеживать, что ли?
— И что офицер берегового отряда делает в Ленинграде?
—
Смыков быстро взглянул ему в глаза. Не нервничает, взгляд не бегает. Бумаги как бумаги — и подпись, и печать на месте. Придраться было особенно не к чему, но почему-то очень хотелось.
— Откуда сам-то, лейтенант? — спросил Смыков, складывая предписание и начиная разбираться с другими документами.
— Из Киева, — улыбнулся Гусев. Улыбка у него была хорошая, открытая, а вот поди ж ты — не нравилось что-то в нем капитану — и все. — Киевское военно-пехотное училище, знаете?
— Знаю, — кивнул Смыков. Документы были в порядке, хотя и выглядели подозрительно чистыми. Конечно, теоретически можно допустить, что лейтенант Гусев из берегового отряда радиоразведки ни разу не попадал под дождик и не мок в ладожских водах… и все-таки что-то здесь было не так. Смыков вспомнил, чему их учили опытные пограничники — на наших документах всегда остаются ржавые следы от скрепок, у немцев же скрепки из нержавейки, поэтому в верхнем левом углу их документов бумага всегда чистая.
Он еще раз пролистал документы. Никаких следов ржавчины на них не было.
Улыбка Гусева стала чуть более напряженной. Видимо, он почувствовал, что капитана что-то насторожило, и теперь пытался понять, что именно.
— А это что у тебя тут? — Смыков извлек из пачки документов довоенный билет спортобщества «Динамо». — Так ты спортсмен?
Он старался говорить как можно более добродушно, чтобы не спугнуть оборотня. В том, что перед ним оборотень, Смыков уже почти не сомневался.
— А по мне не видно? — в тон ему ответил Гусев. — «Динамо» — это ж лучший клуб страны!
— Ого! — воскликнул Смыков. — А я за ЦДКА всю жизнь болел. И тут еще можно поспорить, кто лучше. Как наши вашим в сорок первом в Киеве наваляли? Гринин-то две банки забил! Так-то!
Он щелкнул ногтем по динамовскому билету Гусева и вернул ему документы. Напряжение, сковывавшее лейтенанта, исчезло. Он сложил бумаги и спрятал их в карман кителя.
— Подумаешь, две банки, — сказал он, улыбаясь. — Мы после войны отыграемся.
Смыков вытащил из кобуры пистолет и направил его на Гусева.
— А теперь, — приказал он, — медленно поднял руки, убрал за голову и повернулся спиной. Шерстюк, забрать у лейтенанта оружие!
"Где-то я прокололся, — подумал Рольф, глядя в холодные глаза русского капитана. — А может быть, бомба Хагена не сработала, и «Стремительный» все же вернулся обратно? Нет, его в любом случае должны были уничтожить «Юнкерсы». Значит, я Допустил ошибку. Какую?"
— Матча не было, — словно отвечая на его мысли, усмехнулся энкавэдэшник. — Он должен был состояться 22 июня, но утром ваши самолеты бомбили Киев. Ты такой же «динамовец», как я балерина.