Блокпост-47д. КНИГА - I . «СЛУЖБА НАРЯДОВ»
Шрифт:
С наступлением тёмного времени суток гражданский автотранспорт по дорогам не ездил. В округе регулярно постреливали и повоевывали. Юркали только войсковые, милицейские и прочие спецы. Да и то, если знали пароль или кодовые световые сигналы. Пешком, ночью, по степной дороге вообще никто не ходил. Жить то, как говорится, хотца! Ходили только две группы отрядной разведки, да УАЗик, шлёпая по бортам накинутыми в оконные проёмы бронежилетами и постреливая, гонялся за левыми машинами. Либо шустро улепётывал.
За всё время произошел единственный
— А я вам за это фунтика дам!
— Какого такого фунтика?
— Ну, поросёнка!
Здесь вполне уместно будет вставить маленький штришок. Как только темнело и если не было стрельбы, по окрестностям раздавались вопли и вой шакалов. Так этот припозднившийся владелец бахчи и спрашивает:
— А кто это тут плачет всё время?
— Да это шакалы воют.
— Ну надо же, сколько здесь живу не слышал такого. Думал дети плачут. — За время бардака человек просто забыл звуки родной ночи. Или сытые шакалы просто обнаглели за период войны.
Замкомандира по тылу, потомственный армеец майор Вихрь, где-то в Таджикистане подраненный в ногу, стремительно вникнув в дело, в доли секунды подсчитав затраты на бензин и нулевые расходы на содержание живности, даёт добро.
Туда-обратно — шестнадцать километров.
Действительно, не проходит и двадцати минут, как бойцы привозят шустрого и весёлого, крохотного розовенького поросёночка. Которого сразу же обозвали Хотабом.
На следующее утро отдыхающая после наряда смена начала трудиться. Недалеко от бани расчистили участок. Аккуратно, по военному, параллельно и перпендикулярно огородили свинскую местность дощатой изгородью. Понаставили необходимой посуды и заселили туда визгливого Хотаба.
Поросёнок, целенаправленно выращиваемый на убой, на казённых харчах рос не по дням, а по часам. В основном, ежедневную заботу о живой консэрве проявлял старшина отряда старый Сергеич, под личным и неусыпным контролем майора Вихря. Некоторое время им активно помогал «Шпиён Вася», о котором речь пойдёт несколько ниже.
И добродушный старший прапорщик Сергеич довольно часто будет мелькать в повествовании, считаю нужным и его обрисовать одной красной строкой. В своё время он получил на службе травму головы и в свои сорок лет он выглядел довольно старым, так его и называли иногда уважительно — «Старый». С юмором у него было неважно и поэтому шутки в свой адрес он просто не замечал и не понимал. Говор был какой-то мягкий, белорусский: «Надо бы светши зажетшь, а то не видно ни зги». Когда в его фразах много «ч» так его и не сразу поймёшь.
Довольно часто можно было наблюдать, как какой-нибудь свободный от службы милиционэр с умилением похрюкивая и почёсывая порося за ушами, скармливает скотине яблоки и арбузные корки. Хотаб, в ответном хрюкании которого явственно обозначались слова благодарности и радости от такой жизни, оптимистически, как пропеллером, крутил хвостиком и энергично чавкал.
Теперь можно посвятить несколько абзацев яркому образу — «Шпиёну Васе». Хотя он, несомненно, заслуживает и отдельной новеллы в этом повествовании.
В то время милиционерам при проверках не попадалось ни одного гражданского лица русской национальности. В основном, всё русское население давно уже покинуло Чеченскую республику и, приобретя статус беженцев, проживало в других регионах России.
Каково же было удивление бойцов, когда в одном из междугородных автобусов они обнаружили настоящего сорокалетнего, бледного лицом и худого телом русского мужичка. Да и тот оказался бомжем. Без денег и документов он ехал неведомо откуда и неизвестно куда. Естественно, срабатывает милицейский рефлекс и этого невзрачного дядю по имени Вася на машине отправляют в ближайший ПОМ. В маленьком здании ПОМа, обложенном мешками с песком, все единодушно от этого Васи всяко разно открещиваются. Колоритный старшина, дежурный по отделу, эмоционально жестикулируя, произносит целую речь:
— Слющяйте, господа, куда ж мы его денем? У нас и без него дел хватает. Не видите что ли? И так делать нечего! А тут вы ещё со своими проблемами снуётеся! — И нахмурив по государственному свой лоб, отчего соединённые на переносице брови несколько взлохматились, безаппеляционно добавляет, рубя воздух ладонью, — Так что забирайте своего щпиёна. Рапорта вы уже написали, так что почитаете — сами разберётесь! — Энергично колыхнув головным убором, ставит в разговоре точку и начинает теребить на столе пепельницу.
Якудза начинают неуверенно переминаться с ноги на ногу, всё-таки отвлекают от дел занятых людей, неудобно как-то.
— Дык ить…
— Вы ещё здесь? — С левого края стола на правый перекладывается одинокий листочек со сводкой за сутки и поправляется трубка на вертушке, — Ваща мащина уже подана, гаспада!
Примерно с месяц Щпиёну Васе пришлось жить и откармливаться в отрядной бане. Заодно он весьма активно принимал участие в хозяйственной работе, помогая старшине и дневальным. Видно, что молчаливый мужик истосковался по труду, и всем своим видом показывал, что зазря есть свой хлеб не собирается.
После того, как Вася несколько порозовел и увеличился в диаметре, он изъявил желание ехать не то во Владикавказ, не то в Кизляр, где непременно обещал добровольно сдаться в плен в первый же попавшийся на его большом жизненном пути отдел милиции.
Ему наскребли денег, замкомандира Вихрь распорядился выдать сухпай на три дня и, лично посадив в маршрутный автобус, наказал водителю высадить Васю в пункте назначения.
Затем, незаметно смахивая скупую мужскую слезу, накатившую от умиления собственным милосердием, помахал вслед ручкой.