БЛОКПОСТ-47Д. КНИГА - II
Шрифт:
Представители отрядов и подразделений, прихватив с собой различные ёмкости, которые пытаются по ходу спрятать куда подальше, поспешили к таинственным незнакомцам не то в гости не то на разведку.
Из различных достоверных источников, не желающих себя назвать, по крупицам удалось выяснить, если убрать с добытой информации всю пустую и ненужную шелуху, — с утра предстоит совместная ВНЕЗАПНАЯ ОПЕРАЦИЯ. А прибывшие войска это не что иное, как знакомое всем ментам понятие — УСИЛЕНИЕ. И, кроме того, просочился слушок, что какие-то якуты у некой Симочки, не то в Моздоке, не то в Хасавюрте, погромили антикварную мебель.
Вот
Вечер прошёл как обычно. Как и все подобные вечера. Разве что лягушки не квакали, да стрельбы не было. В отряде лениво поломали головы над вопросом — кто такая Симочка? Может это что-то новое, вроде той Люси? Но Симочка в качестве связки слов совершенно не прижилась и о ней тут же забыли.
Собрав щедрую утреннюю росу на штанины, весь личный состав снова построился в расположении прибывших.
Незнакомый полковник со знакомыми фэйсами обрисовали план операции. А именно — проверить и выявить всё, что можно проверить и выявить как в самом посёлке, так и в радиусе двадцати километров в округе. Наиболее отличившиеся будут поощрены Самим.
Вся местность разбита на квадраты, распределены солдаты вперемешку со спецами. Группы, одухотворённые поставленной задачей и воодушевлённые радужными перспективами, выдвинулись претворять производство операции в жизнь.
Порфирьич оказался в группе из пяти человек своих же омоновцев на южной стороне, неподалеку от посёлка, во главе с Лёшей Выключателем. Абсолютно ничего героического и интересного за весь день не совершили… Ай-яй-яй! Про Лёшу Выключателя то автор совсем забыл. Везде упоминается, а охарактеризовать не обрисовал.
Лёша — ветеран ещё с первой кампании, командир взвода, за личные мужество и отвагу неоднократно представлялся к государственным наградам. При освобождении заложников, несмотря на свой исключительно спокойный и добродушный нрав, всегда врывается первым и после него обычно только и остается, что собирать тела. Очень образованный. Спортсмен. Как-то после тяжелейшей травмы полгода лежал в госпитале но, благодаря стальному характеру и исключительной силе воли, удивив врачей, прочивших вечную постель и сиделку, поднялся.
Как он получил травму? Ничего героического. Чистая бытовуха.
Как и многие другие мужики, Лёша по дому ходил, смущая соседских бабушек своими формами, в сугубо простых и просторных семейных трусах. Ничего предосудительного в этом нет. Министры, кстати, сам видел, тоже бабушек смущают. Вот с этого-то всё и пошло. Не с бабушек, — с трусов.
Ну так вот, как то ближе к вечеру в люстре перегорела лампочка.
Поставил табуретку, постелил газетку, чтобы повыше было, и ковыряет в патроне. А вниз не смотрит. А надо бы. Да ведь кто ж знал. А снизу, в позе античного охотника, любуется кот. А любуются коты обычно тем, что двигается. А бултыхаются у Лёши в цветастых трусах некие приборы. Кот естественно поддался древнему охотничьему инстинкту и цап! Зверюга. Лёша падает и бьётся головой об горячую батарею центрального отопления. Больно! Была бы холодная… да какая разница. В результате — сотрясение ума. Но нет худа без добра — батарея осталась целая, соседей не затопило.
Однако сотрясение — тоже не беда, от этого по полгода в больницах не валяются. Приезжает скорая, его в бессознательном состоянии грузят на носилки. Лифт, как обычно, не работает и носилки несут на руках с двенадцатого этажа.
От равномерных качков Лёша приходит в себя и с беспокойством осведомляется о своём местонахождении и всё такое прочее. Он большой, санитары несут долго, пыхтят. Чтобы не молчать, из приличия уже его спрашивают, что же с ним случилось. Он сквозь бинты рассказывает про кота и вновь выражает обеспокоенность, уже по поводу своего пострадавшего прибора. Тому санитару, который сзади и, следовательно, сверху, то ли становится смешно, то ли утомился и выпускает из рук ручки носилок. Носилки падают, Лёша своим весом размазывает переднего санитара по напольному коврику и двери какой-то квартиры, и при этом у него ломается левая рука. Санитарам уже не смешно, даже, можно сказать, в панике. Лёша о-очень сердитый.
С грехом пополам погрузили носилки в машину. Врач места себе не находит, поторапливает водителя и между делом отвлекает его обрисовкой неприятной для Минздрава ситуации. В результате, при въезде в травматологию, водитель задевает легонько правой фарой стойку шлагбаума. Толчок был лёгкий, но пострадал из всех один только беспомощный Лёша.
И вот лежит он на импортной, навороченной по последнему слову техники, больничной койке, которую выделила виновная сторона. Левая рука и правая нога висят на каких-то растяжках выше уровня перевязанной головы. Придя в сознание, обнаруживает, что непострадавшей десницей пытается прижать к себе неосторожно присевшую к нему молоденькую санитарку-блондинку и делится уже с ней о происшедших с ним напастях.
Не то от смеха, не то пытаясь освободиться от железного захвата, то ли от прилива нахлынувших сострадательных чувств, пожелав прильнуть к нему, она всем корпусом откидывается назад, спиной задевает все растяжки, гири на передаточных механизмах подымаются и снова быстро опускаются, Лёше становится опять больно, потому-как железная спецкровать складывается пополам.
Теперь уже медичка в панике. Забегает дежурный врач, приложив усилие, всё-таки вытаскивает зажатую медсестру, — койка ужимается ещё сильнее. Вдвоём начинают приводить Лёшу, с помощью нашатыря, в чувство, вызывают и долго ждут какого-то медтехника.
Некоторое время внимательно выслушивают жалобы пациента:
— …Всех уррою!..
А день был субботний.
Всё-таки рабочего нашли. И пока тот ковыряется нетвёрдой рукой…
Да что-то автор совсем отвлёкся от темы, дай только волю.
Итак, ничего героического Лёшина группа не совершила. Разве что Охотником, совершенно случайно но, с риском для жизни, по случаю оправления по малой нужде, был обнаружен схрон с боеприпасами, в лесу, рядом с дорогой в горах. Позже, правда, в отчётных документах этот факт выглядел довольно солидно и за сухими бюрократическими строчками, даже проглядывалась некоторая доля суровой военной романтики.
Вообще-то все спецгруппы по своим секторам никакого подвига и не свершили. А вот интересного, судя по радиосообщениям, было — масса.
Все носимые радиостанции имеют секретную кодировку, так что если и найдутся желающие прослушать спецпереговоры, услышат только хоровое пение ансамбля квакающих российских лягушек.
По этой причине никто не смотрит на шифровальную таблицу как тот баран на новые ворота и не переговариваются как в кино: «Алекс — Юстасу, передай двенадцатому, на объекте пятнадцать — облако двести тридцать пять», — «Вас понял, сорок семь, четырнадцать, уже наклал, привет от тёщи».