Блокпост
Шрифт:
А статистика, надо сказать, неважная. Зомби на дороге мы видели часто, по нескольку раз на дню, а вот живые люди появились здесь впервые. И это при том, что даже за дробь-четвертой линией теплилась жизнь, пусть и подконтрольная Крису и Марице, но все же. Видели же мы людей, которые работали у них в баре. Если, конечно, это не было мистификацией.
– Командир, что делать? – спросил Шарп.
– А ничего. Они на север идут, к дробь-пятой границе, тут всего-то двадцать километров.
– Так вечереет же. А ночью всякое бывает.
– Ружья у
Не хотел я принимать гостей. Вдруг под личиной людей скрываются злоформеры. Плавали – знаем…
– Так ведь женщины же, – донимал меня Шарп.
– Какие женщины? – удивленно свел я к переносице брови.
Путников трое, и все рослые, крепкие. Лица под капюшонами – не разглядеть. Но судя по фигурам, все – мужики. Да и походки у всех прямые, резкие, лишенные всякой женственности…
– Ну, посмотри, груди у них, а гузки какие…
Брезентовые куртки трудно было назвать произведением искусства – грубые, бесформенные, длинные чуть ли не по колено. И где уж тут Шарп формы разглядел?
– Истосковался? – насмешливо спросил я.
– Да нет… Они к нам заворачивают! – воспрял духом Шарп. – Точно, бабы!
– Где ж ты баб с усами видел?
Путники повернулись к нам анфас, и теперь я мог разглядеть их лица. Один широкоскулый, типичной славянской внешности, но с черными, словно у кавказца, усами.
– У этой усов нет! – мотнул головой Шарп.
И увеличил изображение, сфокусировав камеру на крайней справа фигуре.
А ведь это действительно была женщина. Черты лица грубоватые, лоб узкий, глаза маленькие, крупный нос, широкая челюсть. Одним словом, не красавица. Про таких говорят – мужик в юбке. Но все-таки это была женщина.
И третья в этой обойме – того же, противоположного пола, но как тут скажешь, что слабого, если плечи у этой красотки чуть ли не шире, чем у меня. Короткая стрижка, массивный лоб, чересчур выпуклые надбровные дуги, тяжелые веки, опустошенные глаза, высокий, но тонкий нос. Сама белая, но губы словно у коренной жительницы Нигерии. Тяжелая ломовая походка, размашистые движения, лишенные какого бы то ни было изящества…
– М-да, бывает и хуже, – глубокомысленно изрек я.
– Про нас и так не скажешь, – резонно заметил Шарп.
– Ну да, ну да…
Я приказал готовить к немедленному выезду бронемашину. Через три минуты вместе с Якутом и Баяном, с оружием навскидку находился на броне.
– Баян и козы! – озадаченно протянул Баян, когда машина подъехала к путникам.
Троицу явно смутил подъезжающий к ним бронетранспортер с вооруженным экипажем. Они с удивлением смотрели в нашу сторону. Видно, не ожидали увидеть в этих глубинах живых и к тому же служивых людей. Но как же изменились их лица, когда они узрели нашу красоту. Одна женщина приложила руку к щеке, с изумлением открыв рот, другая зажмурила глаза, а мужчина просто скинул с плеча двустволку. Впрочем, направленные на него стволы быстро привели его в чувство.
– Кто такие? – спрыгнув с машины, спросил я.
Казалось бы, пора уже привыкнуть, что люди смотрят на меня как на страшилище лесное, но все же кольнула реакция этих «туристов»…
– Да жили мы здесь, – махнув рукой в сторону Мокрянки, хриплым басовитым голосом ответил мужчина.
На вид ему было хорошо за тридцать.
– Местные?
– Ну, были когда-то… Вот, решили вернуться, – кивнула одна из женщин.
И у нее голос густой, трубный, будто медный тромбон где-то в груди гудит… Кстати, бюст у нее действительно объемный. Хотя и не впечатляющий. Может, потому что скрыт брезентом…
– А звать как? – глядя на нее, спросил я.
Не знаю, почему, но мне вдруг показалось, что я услышу в ответ что-то вроде «Клава» или «Дуня». Но реальность оказалась более изысканной.
– Виктория… Можно просто Вика.
– Что, Вика, не приняла родина?
– Не-а, не приняла, – мотнула головой вторая женщина.
Выглядела она так же неотесанно, как Вика, да и постарше – лет около сорока: кожа несвежая, прорезанный морщинами лоб. Но у этой хоть голос чуть нежней. Не сказать, шелковистый, но и не наждачком по сковородке. Зато губы… Большие, сильно заветренные, местами лопнувшие до крови, засохшие лоскутки кожицы острые – в такие губы целовать – все равно что с теплым рашпилем лизаться…
– Меня, кстати, Юля зовут…
– И кого там интересует, как тебя зовут? – спросил я, кивком головы показав на юг.
– Никого.
Ее губы вдруг плаксиво изогнулись коромыслом, подушечки щек подтянулись к глазам. Всхлипнув, Юля порывисто закрыла лицо ладонями, разрыдалась.
– У нее муж там остался и сын, – с укоризной посмотрела на меня Вика.
– Псы их заразили, – пояснил мужчина, нервным движением почесав у себя за ухом. – А у меня жену кенги разорвали… У нее мать и отца, – взглядом показал он на Вику.
– Артем, ну что ты говоришь? Это еще когда было? Еще до выселения, – будто уличив его во лжи, посмотрела на него женщина. – И у меня, и у тебя… А у Юли это недавно стряслось…
– Сын большой? – сочувствующим тоном спросил Якут.
– Семнадцать было…
– Почему было? Ходит же где-то…
Если Баян хотел утешить женщину, то вышло у него это неловко.
– Это уже не жизнь, это смерть, – с упреком глянула на него Вика.
И, задумавшись, подозрительно спросила:
– А вы сами что здесь делаете?
Уж не подумала ли она, что мы сами живем той жизнью, которая начинается после смерти? Скорее всего, такая мысль у нее и возникла, возможно, даже повторно.
– А мы служим здесь, – ответил я, кивком головы показав на блокпост.
– И гостиница у нас есть, – добавил Баян.
На Юлю он смотрел, как на первую красавицу. «Мисс Аномалье 2024». Вернее, миссис. А если точней, то вдова, которую он не прочь был утешить… Она некрасива, но у него с внешностью проблемы еще большие. И если вдруг Юля откликнется на его заботу, ему с ней будет комфортно. Возможно, так он и думал. И если так, то я его понимал…