Блондинка и Серый волк
Шрифт:
Агата вздохнула.
– Короче, я голодна. Поймай для меня хотя бы зайца.
Рудольф прислушался к лесу, склонив голову на бок.
– А заяц – это принципиально? Может, оленя лучше? Или перепела?
– Нет, олень это слишком радикально. Я столько не съем. А вот птица – самое оно.
– Слушаюсь и повинуюсь, ненасытная госпожа.
И принялся снова раздеваться, паразит. Что же это делается! Сколько вот так ей придется лицезреть голого мужика, причем неплохо сложенного и практически при любом разоблачении демонстрирующего вполне возбужденное состояние организма? Невольно возникали нескромные мысли – а не проверить ли на практике его готовность “служить госпоже” во всех смыслах? В конце концов, Агата тоже морф, и морф, давно сдерживающий свои инстинкты. К тому же – свежий воздух, здоровая пища, полноценный сон и отсутствие изматывающих тренировок.
Нет-нет, тигрица, даже не думай. Нельзя. То есть можно, но не с Рудиком. Он и без того смотрит на тебя слишком восторженно. Ты уйдешь, а он останется и потом, наверное, будет страдать. Мы в ответе за тех, кого приручили – кажется, еще Экзюпери сказал, да? Ну вот. Не стоит приручать волка, не кончится это добром.
11. Постоялый двор “40 разбойников”
Птица, пойманная Рудиком, куропаткой не была отродясь. Впрочем, Агата вообще затруднялась определить эту местную живность. Ошпарив ее одним только движением левой руки (ну нравилось ей видеть восторг в глазах волка, что поделаешь), содрала перья с кожей. Еще один удар раскаленным паром, можно солить и решительно есть. Пополам разломила, кинув свою половину в рот, бросила парню его скромную долю. Еще бы таких… штучки три, но заморить червячка получилось.
Оставаться на ночь в лесу не хотелось. Уже было совершенно ясно, что нечисти тут водилось немерено: если есть русалки, то, наверное, и леший запросто появится, и какие-нибудь людоеды, и дорога из желтого кирпича. Поэтому Агата с Рудиком, как только солнце начало неуклонно скатываться за верхушки деревьев, не сговариваясь, ускорили шаг. Судя по заколдованной карте, постоялый двор был уже близко.
Странное это оказалось место: большой двухэтажный дом прямо посреди чащи – с застекленными (о чудо!) окнами и каменным подклетом. В окнах горел свет, слышалось разудалое пение.
Называлась эта постройка “Волк и осел”.
– О! – обрадовался Рудик. – Чур, я волк!
– Серый, ушастый и с хвостом? – прищурилась Агата. – Мне б твою самоуверенность!
И пока морф искал ответ поязвительнее, тигрица ловко взбежала по ступенькам крыльца и открыла дверь.
Пахло здесь вкусно, а вот контингент был… самый что ни на есть разбойничий. Замерла на пороге, судорожно подсчитывая количество голов, в смысле – рож. На тридцати с чем-то сбилась и решила, что нет, в лесу безопаснее, но улизнуть не успела. Рудик нетерпеливо толкнул ее между лопаток, затаскивая в здание, и только потом догадался оглядеться. Его гулкий вздох в наступившей вдруг тишине прозвучал очень громко. Агата на всякий случай подергала мягко затворившуюся за спиной дверь: она не поддавалась. Пришлось улыбаться во всю свою белоснежную челюсть и громко здороваться.
– Вечер в радость, господа, эль в сладость, – брякнула она. – Это ведь постоялый двор?
– Он самый, заходи, красавица, – улыбнулся лысый толстяк за барной стойкой, демонстрируя отсутствие передних зубов. – Не бойся, не обидим.
– Только пощупаем немного, – вполголоса добавил кто-то из угла.
Рудольф демонстративно принялся за стриптиз, явно намереваясь оборачиваться.
– Братцы, тож ж оборотень! – крикнул кто-то… И все вокруг вскочили.
Агата только глазами хлопала, а ее оруженосца уже скрутили в бараний рог, пару раз пнули под ребра, опутали веревками как колбасу и уложили в уголок отдыхать. Однако тут налицо командная работа!
– А вы, барышня, тоже буянить будете?
– Нет, – горячо ответила Агата. – Я буду ужинать и спать!
– Ну так проходите, присаживайтесь. Что желаете?
Пришлось осторожно опуститься за предложенный столик в углу. Посетители смотрели на Агату так жадно, что она ощущала себя частью меню. Сохранять невозмутимость было очень сложно, и тигрица нервно плеснула в большую кружку чего-то алкогольного из кувшина и лихо опрокинула это в себя.
Ох!
Закашлялась, из глаз потекли слезы. Да это же самогон!
Зато сразу сделалось тепло, даже жарко и очень весело. И предложенное жаркое показалось невероятно вкусным.
Осмелевшая Агата даже крикнула бармену, или кто он тут:
– Вы бы моего оруженосца покормили, а то бедняга даже топор за мной таскать не сможет!
Все почему-то засмеялись: не то им казалось, что кормить практически уже покойника не было смысла, не то над топором.
Постепенно в таверне снова зашумели, начали спорить и даже петь. Перед глазами у Агаты плыли цветные пятна, в ушах гудело. Она вдруг услышала знакомое имя “Жозеф Лур”, встрепенулась, немного послушала, качнулась на стуле и заявила:
– Э, нет-нет, все было совсем не так! Слушайте сюда! Жила была девочка в деревне возле леса. Бабушка сшила ей красную шапочку, и до того девочка ее любила, что носила и зимой и летом…
Волк в углу громко и трагически застонал.
***
Проснулась Агата поздно, в который уже раз – с головной болью и премерзким ощущением во рту. К сожалению, снова не дома, а на каком-то половичке в каком-то чужом доме. С трудом села, огляделась, ощупала себя. Штаны и рубашка на месте, нож за поясом, отлично.
– Блевать будешь? – поинтересовался смутно знакомый голос. Она подняла голову и уставилась на весело скалящегося Рудольфа. – Водички хочешь?
О да! Вырвала у него из рук ковшик со студеной водой, жадно прильнула к нему, не замечая даже, как струйки воды стекают по подбородку и шее. Вроде бы полегчало.
– Тут есть вчерашнее рагу, моя общительная госпожа, не желаете?
При одной только мысли о еде к горлу подкатил ком. Мотнула головой, поморщилась.
– А что вчера было?
– О! О-о-о! – Рудольф явно пребывал в восторге. – Проще сказать, чего вчера не было!
– И чего не было?
– Любви не было, это факт. Жаль. Зато моя талантливая госпожа полночи рассказывала сказки, потом пела унылые песни про черного ворона и мороз-мороз, потом пыталась учить здешних господ танцевать вальс на раз-два-три. У них не получалось, и тогда развязали меня. Кстати, ты прекрасно вальсируешь, киса.
Агата застонала и уронила лицо в ладони. Какой позор, она напилась и буянила! Никогда больше… Зато – ее не изнасиловали и не убили. Видимо, ее выступление было довольно успешно.