Блондинка с загорелыми ногами (Скажи утке "нет"!)
Шрифт:
– А ну хватит орать, старый черт!.. На месте стоять, сказала! – рявкнула она, заметив, что хозяин намеревается уехать – он уже двинул какой-то миниатюрный рычажок, наподобие уменьшенного переключателя скоростей автомобиля, и начал осторожно сдавать назад. – Мы за тобой достаточно погонялись, с нас хватит.
– Я хотел всего лишь съездить, привезти что-нибудь выпить... – В голос Сатаны вернулись обиженные нотки.
– Мы по делу приехали, а не лясы точить, – осадила его Петровна.
– Хорошо. Как скажете. Я весь внимание.
– Ты это... – в третий раз начала Кузьминична. – Ты завязывай,
– Простите, не совсем улавливаю ход ваших мыслей, сударыня. – Сатана церемонно склонил голову, как бы извиняясь. – Завязывать – чего?
– А бал править, – помогая подруге, бойко вступила в разговор Петровна.
– Как, простите?
– Бал. Ты че, оглох, старый козел?
– А вот за козла и ответить можно, – вежливо предупредил Сатана. – О каком, простите, бале идет речь?
– А вот об этом.
Газета Петровны, с которой она не расставалась с момента прочтения ее на скамейке, звучно шмякнулась возле пепельницы, на столик. Сохраняя невозмутимость, ловко лавируя между креслами, Сатана подрулил к газете, тормознул, нагнулся и взял ее в руки.
– Где?
– Страница номер пять.
Сатана расправил пребывающую в форме трубочки газету, зашелестел, выпрямляя мятые листы...
– Ага, понял, – сказал он, бегло ознакомившись с содержанием статьи. – Примерно такая же в «Вечерних новостях» была. Только более развернутая. Ну и что?
– А то, – веско сказала Кузьминична. – Завязывай бал править. Что-то больно ты разошелся. Не нравится это нам.
– На параше вон в одном трусняке разъезжаешь, – добавила Петровна. – Озоруешь, короче.
– А если не завяжу? – весело поинтересовался Сатана. Разговор явно начинал ему нравиться.
– Тогда получишь то же, что и твой телохранитель, – сказала Кузьминична. – Тот, лысочерепной.
– А что он получил?
– А спицу в глаз.
Какое-то время Сатана сидел, не шевелясь, переваривая услышанное, затем запрокинул голову, раскатисто рассмеялся.
– Кстати, действительно, где же Череп... – отсмеявшись, пробормотал он, утирая слезы. – Куда подевался... Ну, он у меня потом получит.
– Он уже получил, – напомнила Петровна.
– Так что решил? – спросила Кузьминична.
– Насчет чего?
– Насчет бала. Будешь продолжать править или, может, одумаешься?
Сатана вдруг взглянул на сверкающие золотом наручные часы и недовольно поморщился.
– Черт, совсем вылетело из головы... Через полчаса сходняк, на котором мы с коллегами собираемся обсудить лекцию профессора-лингвиста Семена Яковлевича Цукермана: «Гекзаметр в противовес ямбу и хорею. Преимущества реальные и мнимые». Жаль даже прерываться, у нас такой интересный базар пошел... Слушайте, – явно воодушевляясь какой-то идеей, он даже сверкнул глазами, – а не изволят ли обворожительные дамы дождаться окончания нашего почтенного собрания? Я постараюсь закончить сегодня побыстрей, тем более что стул у меня в последнее время хороший, даже напрягаться не приходится. А потом мы продолжим нашу душевную беседу. А? Ну пожалуйста, бабоньки! – Он посмотрел на подруг с надеждой. – Давно не получал такого удовольствия от общения, честное слово. Так как?
– Ты нам не ответил, – строго сказала Петровна. – Насчет бала. Будешь продолжать
– Пожалуй, буду продолжать, – беззаботно подтвердил Сатана. – Все равно больше ничего делать не умею.
– Это твое последнее слово? – Не отводя от пахана изучающего взгляда, Кузьминична сделала знак Петровне, и та, пошарив под креслом, подала ей кулек с вязанием.
– Последнее.
– Тогда сюда вот посмотри, – попросила Кузьминична. Она смахнула со столика курительные принадлежности и, не обращая внимания на громыхнувшую, покатившуюся по полу пепельницу, вытряхнула на инкрустированную деревянную поверхность содержимое кулька.
– Ух ты! – радостно, как ребенок, вскрикнул Сатана. Его глаза заблестели. – Классная расцветочка! Сама вязала? А мне такую же безрукавочку смастеришь? Нет, правда сама?
– Сама, сама... Теперь сюда смотри, говорю?
– Смотрю... – Сатана с недоумением вытаращился на сверкнувшую в солнечных лучах вязальную спицу, затем перевел взгляд на подруг, затем опять уставился на тонкий стальной стержень. – И что?
– А вот что...
Кузьминична резко подалась вперед, одновременно подобно профессиональной рапиристке разяще выкидывая вперед правую руку, тут же откинулась назад, на спинку кресла; под одобрительный кивок Петровны удовлетворенно, с оттенком усталости вздохнула...
Посидев в тишине не более минуты, подруги не сговариваясь встали и, равнодушно посмотрев напоследок на застывшего на своем законном троне Сатану, обогнули его и вышли в дверной проем с отсутствующей с некоторых пор дверью.
– Опять через забор сигать? – Петровна жалобно хныкнула. – Устала я...
– Зачем же, – возразила Кузьминична. – Она скользнула взглядом по воротам, нашла щиток управления с разноцветными кнопками, пригляделась, выискивая нужную... – Ага, кажись эта.
Почти бесшумно, с легким металлическим шелестом раздвинулись две массивные створки ворот, потому что Кузьминична принципиально не захотела пользоваться дверью в них же, и полторы пары домашних шлепанцев неспешно прошаркали на дорогу. Там Петровна нашла свой второй тапок, и обувные пары подруг стали полноценными...
Взревели моторы «Харлеев»...
– Аминь, – обернувшись на особняк, бросила Кузьминична.
– Аминь, – эхом отозвалась-подтвердила Петровна...
Глава 20. Монголы
– Повелитель! Груз уже на станции!
– Я понял. Ты свободен, человек... – Бастурхан жестом отпустил посланца, тот вскочил на ноги и, отвешивая поклоны, двинулся спиной вперед к выходу из полководческой юрты. – Постой, – вдруг вспомнил что-то Бастурхан, когда тот дошел до полога. – Тот человек, похожий на Фридмана, где он?
Сидящий рядом с белым войлоком Фридман перевернул лист пристроенной на коленях толстой тетради, поправил очки и зафиксировал эту фразу, как фиксировал все, произносимое великим Потрясателем вселенной.
– Он на станции, Повелитель. Встречает прибывшие эшелоны.
– Хорошо. – Бастурхан хлопнул в ладоши. – Подать коней.
– Слушаемся, Повелитель!
Пятеро обвешанных маузерами высокорослых охранников в кожаных халатах выскочили из юрты, и повеселевший Бастурхан повернулся к друзьям.