Блондинка в озере. Сестричка. Долгое прощание. Обратный ход
Шрифт:
— Проходите, черт вас дери.
С этими словами Лавери широко распахнул дверь, и я прошел в приятный полумрак гостиной с дорогим китайским ковром абрикосового цвета, глубокими креслами, белыми цилиндрическими плафонами ламп, длинным, очень широким диваном под мохеровым пледом бежево-шоколадных тонов и камином с резной доской светлого дерева и медным экраном. В камине за экраном лежали дрова, прикрытые большой веткой толокнянки. Ее соцветия уже местами пожухли, но были все еще красивы. На стеклянной столешнице низкого круглого столика из орехового
Лавери хлопнул дверью и сел на диван. Потом вынул из чеканной серебряной папиросницы сигарету, прикурил и раздраженно уставился на меня. Я сел напротив и тоже принялся его рассматривать. Снимок не наврал — парень был действительно хорош. Потрясающий торс, роскошные ноги. Кофейные с сероватыми белками глаза. Волосы длинные, слегка вьющиеся на висках. Кожа загорелая, абсолютно гладкая. Призовой бык, и только — на мой взгляд, во всяком случае. Хотя понять, почему женщины вешались ему на шею, было нетрудно.
— К чему скрывать, где она? — спросил я. — В конце концов, мы так или иначе узнаем. А скажете сами, от вас быстрей отстанут.
— Отстанут? Так я и испугался какого-то частного шпика!
— Зря. Частный шпик может попортить нервы кому угодно. Народ мы упорный, к оскорблениям привычный. Да и платят нам за время, так что не все ли равно, как его проводить?
— Послушайте! — Он наклонился вперед и ткнул в мою сторону сигаретой. — Вашу телеграмму я посмотрел. Чушь собачья! Ни в какой Эль-Пасо я с Кристл не ездил. А в последний раз мы виделись… в общем, задолго до той даты, что стоит на бланке. Кингсли я уже говорил — ничего я о ней не знаю.
— Он не обязан вам верить.
— А какой мне смысл врать? — удивился Лавери.
— А какой смысл говорить правду?
— Послушайте, — сказал он с серьезным видом, — вы, видно, совсем не знаете Кристл. На Кингсли ей плевать. А если ему не по душе ее поведение, пусть ищет себе другую. Меня просто тошнит от этих ревнивых мужей.
— Если вы не ездили с ней даже до Эль-Пасо, с какой стати она дала эту телеграмму? — спросил я.
— Откуда мне знать?
— Не убедительно, — сказал я и показал на ветку толокнянки. — Сорвали у Оленьего озерца?
— Тут на склонах полно толокнянки, — бросил он презрительно.
— Но цветет она совсем не так.
Он рассмеялся:
— Если уж вам так хочется знать, я был у нее во второй половине мая. Все равно пронюхаете. Но с тех пор вообще не видел.
— Вы собираетесь на ней жениться?
— Подумывал. — Он пустил струйку дыма. — У нее есть деньги. А деньги никогда не мешают. Но уж больно тяжело они бы мне доставались.
Я кивнул, но промолчал. Лавери снова посмотрел на ветку толокнянки в камине, пыхнул сигаретой и откинулся назад, демонстрируя крепкую загорелую шею. Я все еще молчал. Почувствовав себя неуютно, он стал разглядывать мою визитную карточку.
— Значит, нанимаетесь копаться в чужом белье? И хорошо платят.
— Хвастать нечем. Доллар тут, доллар там. Кое-что перепадает.
— И все в дерьме?
— Бросьте, мистер Лавери. Зачем нам ссориться? Просто Кингсли считает, что вы знаете, где его жена, но не хотите сказать. То ли по злобе, то ли из чувства такта.
— А какие чувства он бы предпочел? — Губы на красивом загорелом лице насмешливо изогнулись.
— Ему один черт. Главное — получить информацию. Его не волнуют ни ваши с ней отношения, ни поездки, ни даже развод. Он просто хочет быть уверенным, что у нее все в порядке и она не влипла в передрягу.
Лавери заинтересовался:
— В передрягу? В какую передрягу? — Он катал это слово во рту, словно пробуя на вкус.
— А то вы не знаете, что он имел в виду.
— Не знаю. Расскажите, — попросил он с сарказмом. — Буду счастлив просветиться.
— С вами каши не сваришь, — сказал я. — Хлебом не корми — дай похохмить, а о деле ни слова. Мы правда не собираемся таскать вас по судам за то, что вы умыкнули ее за границу.
— Какие в черту суды? Сначала надо доказать, что я вообще уезжал.
— Чего же она отправила телеграмму? — гнул я свое. Мне показалось, что я уже много раз повторял эти слова.
— Вероятно, шутка. Она без этого не может. А все шутки у нее или глупые или злые.
— А тут-то зачем шутить? Ни вижу логики.
Он осторожно стряхнул пепел на стеклянный столик, метнул в меня взгляд и тут же отвел глаза в сторону.
— Я ее обманул, — медленно произнес он. — Вот она и мстит. Должен был приехать на выходные, но не приехал. Она… она мне надоела.
— Угу, — буркнул я и спокойно уставился на него, — но мне больше нравится другой вариант, вы отправились с ней в Эль-Пасо, там поругались и разъехались. Согласны, что так оно правдоподобнее?
Его загорелое лицо побагровело:
— Черт вас подери! Сколько раз повторять, что никуда я с ней не ездил. Никуда! Неужели трудно запомнить?
— Запомню, когда поверю.
Он наклонился и затушил сигарету. Потом не спеша, без усилия встал, туго затянул пояс халата и сделал шаг в мою сторону.
— Все, — сказал он четким звенящим голосом. — Теперь вон отсюда! Уматывайте! Мне этот дурацкий допрос надоел. Только отнимаете у меня время. И у себя, если оно хоть чего-то стоит.
Я тоже встал и ухмыльнулся.
— Стоит оно не много, но мне все же платят. А не могло, к примеру, случиться, что вы нарвались на неприятности в каком-нибудь универмаге? Скажем, в трикотажном или ювелирном отделе?
Нахмурив брови и плотно сжав губы, Лавери внимательно посмотрел на меня.
— Не понимаю, — сказал он, но по голосу чувствовалось, что он задумался.
— Вот и все, что мне хотелось узнать, — сказал я. — Спасибо за внимание. Кстати, где вы устроились после того, как ушли от Кингсли?
— А вам какое дело?