Блондинка в Праге
Шрифт:
Это город – праздничный и пьянящий – дарил нам лёгкость манер. Мы были окружены сказочными декорациями: разноцветные домики, каменные тротуары, черепичные крыши. Поэтому сами тоже превратились в персонажей волшебной пьесы – окутанные флёром зарождающегося чувства, совсем незнакомые друг другу, но уже готовые делить на двоих дыхание.
…Рядом с храмом был разбит парк и устроена игровая площадка. Дети под присмотром родителей резвились на горках. Мы рассматривали храм, но малыши тоже попадали в поле зрения: вверху – каменные стены и высокая ратуша храма, внизу – розовощёкие карапузы, прыгающие
Потом, миновав тихий дворик, мы вынырнули на маленькой, но оживлённой площади Юнгмана, где, по заверениям Володи, нас ждал отличный ресторан.
– Дети – это хорошо, – заметил Володя, когда мы заняли стол под зонтиком. – Люблю малышей. Но мой детёныш уже вырос.
– Правда? – рассеянно произнесла я. Вычисляла, как бы невзначай разузнать у Володи подробности вчерашнего вечера. Сама я так ничего и не вспомнила.
Погружаясь в фиолетовые сумерки, площадь Юнгмана продолжала бурлить. Здесь соединялись и закручивались в водоворот людские потоки с нескольких улиц. Щебетали стайки девушек, возбуждённых шопингом, шумели мужские компании, цокали каблуками нарядные дамы, закутанные в струящиеся палантины, обнимались расхристанные и пирсингованные парочки, спешили респектабельные джентльмены с портфелями… Мы наблюдали за перемещениями и трансформациями густой человеческой массы из-под нашего зонтика.
За соседним столиком обосновались трансвеститы. Сначала их было только двое – широкоплечая «блондинка» с мушкой на щеке, в декольтированном платье и не менее мускулистая «брюнетка» с синими глазами-озёрами. Брюнетка сверкала кружевными резинками чулок, её бесконечно-длинным ногам позавидовали бы топ-модели. Чуть позже к «девочкам» присоединились яркие подружки, и прохожие начали останавливаться, чтобы сфотографировать экзотических птиц.
– Володя, вчера мы переусердствовали с вином, – осторожно начала я.
– И не говори. Но мне понравилось.
– Понравилось?
Господи, что ещё я натворила?
– Ты была невменяема, но совершенно очаровательна.
– Вряд ли пьяная женщина способна вызвать восторг.
– Не забывай, я тоже был хорош. Прибыл домой на бровях.
– Однако сначала умудрился доставить меня в отель.
– Это было непросто! – засмеялся Володя.
Он смотрел на меня так, что я чувствовала себя любимым ребёнком – им восхищаются, ему всё позволено. Наверное, так утреннее солнце смотрит на цветок, и тот раскрывает лепестки, начинает благоухать. Даже сейчас, после утреннего похмелья и беготни по городу, да и вообще напряжённого дня, я ощущала себя необыкновенно привлекательной – благодаря взгляду Володи…
Я не хотела ничего слышать о детях и жене, не пыталась выяснить подробности его семейного и социального положения. Пусть детали останутся за рамками нашего знакомства, сейчас мы будем наслаждаться моментом.
Вечер постепенно превратился в ночь, но столпотворение на площади не прекращалось. Ночная Прага несла печать таинственности – скудное уличное освещение давало волю фантазии. Казалось, из тёмного угла сейчас вынырнет шустрый гном или процокает по мостовой серебристо-белый единорог и тут же растворится во мраке…
Сегодня
Я была в смятении. Хотелось знать о спутнике всё и в то же время не знать ничего. Боялась выяснить, что он женат. Боялась выяснить, что он свободен.
Если женат, то Володя – герой не моего романа. Меня не привлекают сиюминутные интрижки, замешанные на воровстве у другой женщины и оставляющие противное послевкусие. Занят? До свидания!
Но если Володя свободен – ещё хуже! Значит, путь открыт, мы можем дать себе волю… Но страшно увязнуть в отношениях, отношения – это не для меня. Снова ободрать кожу, исполосовать сердце? Нет уж, увольте… И к тому же сейчас я всецело принадлежу дочери, и ни один мужчина не сумеет вторгнуться в наше чудесное девичье царство. Пока Натка не вырастет и не станет жить самостоятельно, я не позволю себе никаких романов…
Как грустно это осознавать, видя перед собой обалденного да ещё и заинтересованного тобой мужика! А может, не стоит быть такой категоричной? Вдруг здесь в Праге мне на самом деле посчастливилось найти мою «австралийскую» половинку?
Володя упорно продолжал сводить меня с ума: улыбкой, молчанием, комментариями, прикосновениями… Сладостный дурман кружил голову. Вчера я могла списать всё на опьянение, но ведь сегодня была трезва, как стёклышко! Один бокал вина не в счёт.
Не знаю, прилагал ли спутник какие-либо усилия к тому, чтобы вскружить мне голову, или у него это получалось непроизвольно. Его обаяние, как тёплое течение Гольфстрима, обволакивало со всех сторон. Мне казалось, все женщины должны видеть, как Володя хорош, и, бросив дела, мчаться сюда, на площадь Юнгмана, чтобы хоть одним глазком взглянуть на этого волшебника…
Но ничего подобного не происходило! Путешественницы и аборигенки занимались своими делами, варили кашу или изучали витрины – толпа возбуждённых и очарованных девиц вовсе не атаковала моего спутника…
Неужели колдовской образ присутствует только в моей голове, а рядом за столиком сидит самый обыкновенный мужчина? Чем тогда он меня приворожил, загипнотизировал, как кролика?
Нет, это невозможно, я не поддаюсь гипнозу. Пятнадцать лет назад мне сделали прививку от любви, и теперь в моей крови присутствуют антитела к этой страшной заразе. Я разучилась любить, не умею быть открытой, доверчивой…
Почему же сердце не на месте? То оно скачет, как мустанг, то замирает.
– Так, значит… Твой ребёнок уже вырос? А насколько? Вероятно, не такой уж он и большой?
– Сыну почти двадцать.
– Ого! И вправду большой!
– К сожалению, мы с ним видимся не так часто, как хотелось бы. Он классный парень, и очень мне нравится. С его матерью я давно в разводе. Была любовь… Но уже очень давно… Как будто в прошлой жизни.
– А сейчас… У тебя кто-то есть?
– Лена, я свободен, – произнёс Володя, прожигая меня взглядом. – Абсолютно свободен.