Блудный сын
Шрифт:
— Это английское или американское слово? — спросил Кармайн.
— Какое?
— Обескуражена.
— Не знаю, разве что мой помешанный папуля извлек его из английского диалекта.
— Северного, не южного.
— Честно, Кармайн! Какое это имеет значение? — воскликнула Делия.
— Никакого, разве только передает твой взгляд на вещи.
Делия попыталась найти подходящий ответ, и ей удалось:
— Я обескуражена.
— Точно.
На сей раз Гус Феннелл оказался более разговорчивым.
— Экспансивная пуля [39] . Она превратила мозг в месиво.
— Эдит была чем — то накачана?
— Очень большая, но не смертельная доза секонала [40] . Думаю, она проспала за столом несколько часов, прежде чем получить пулю в затылок.
— Лежа головой на столе, как мы ее и нашли?
— Да. Скорее всего, он оставался с ней, пока не убедился, что она окончательно отключилась.
— Можно найти какие — нибудь сведения, как ее накачали?
39
Пули, конструкция которых предусматривает существенное увеличение диаметра при попадании в мягкие ткани с целью повышения поражающей способности и уменьшения глубины проникновения.
40
Один из самых известных барбитуратов, оказывающих угнетающее действие на центральную нервную систему: от состояния легкой седации до наркоза. Имеет успокоительный и снотворный эффект.
— Через питье, но мы не нашли ничего, содержащего секонал. Убийца наверняка забрал стакан. Полагаю, там был какой — то дамский напиток. Сам он, скорее, пил виски. Но бокалов нет.
— Безболезненно и мгновенно, да?
— Да, — согласился Гус.
— Убийца с моральными принципами, — задумчиво произнес Кармайн. — Спасибо, Гус. Ее дочери попросят тело, чтобы похоронить, и скорее всего, вместе с отцом. Не часто дети хоронят родителей одновременно.
Эйбу, занимавшемуся непосредственно местом убийства Эдит Тинкерман, нашлось что сказать.
— Что бы ни хранили в этом потайном ящичке, — он был полон, — поведал он Кармайну позже на общей встрече.
— Как ты можешь это знать? — с любопытством спросил Кармайн.
— Здесь нет отметки верхнего уровня, если ты меня понимаешь. Когда бумаги заполняют какое — то пространство, то оставляют частицы по незаполненным краям. Так и в этом ящичке. Я попросил Пола изучить внутренние стенки под микроскопом, и тот показал фрагменты волокон, обрывков и крошек. Ящик не был плотно забит, но все же полон. Количество листов может зависеть от веса и плотности бумаги. Сто листов плотной неиспользованной бумаги будут занимать порядка пятнадцати миллиметров. Если бумага тоньше — листов больше. Если листы помяты, загнуты или просто были использованы, их уместится меньше. Я не могу определить количество даже примерно, не зная, что было внутри, — говорил Эйб своим всегда спокойным голосом. — В любом случае бумага, судя по фрагментам, была обычной, не первого класса. Если все — таки тебе очень нужно мое мнение, Кармайн: там лежало примерно листов сто пятьдесят обычной не новой бумаги.
— Еще какие — нибудь соображения? Эти — просто замечательные.
— Одно от Пола. На промокательной бумаге сохранился отпечаток чего — то, похожего на письмо: несколько длинных листов, написанных темно — синей перьевой ручкой или пером. Пол с ними работает, но большой надежды не возлагает. Листы лежали один на другом, не в четкой последовательности. Доктор Тинкерман гордился своим почерком, но не сильно заботился о том, каким листом промокнуть, хоть и занимался этим регулярно. Поэтому у Пола есть четко читаемые фразы «может, и не подразумевал» и «не могу поверить, что он намеренно оставил это в качестве…», а далее следует несколько предложений друг поверх друга. — Эйб пожал плечами. — Не думаю, Кармайн, что нам удастся разрешить наше дело с помощью промокательной бумаги.
— Ценю твои усилия, Эйб, и передай мою благодарность Полу.
— У меня есть информация о брате Эмили Танбалл — Честере Малкужински, — сказал Тони Черутти, стараясь не выдать голосом волнение.
— А! Тот бизнесмен из Флориды! Давай, Тони, — разрешил Кармайн.
— Мне позвонил человек с явным техасским акцентом, — начал Тони. — С его слов, у братца Эмили Танбалл имеется криминальное прошлое в штате Нью — Йорк. Он тогда звался Честер Держински и в определенных кругах имел кличку Поляк. Тогда, между пятьдесят седьмым и шестьдесят четвертым, он постоянно мелькал на окраинах Нью — Йорка и проворачивал махинации, используя красивую девушку — иностранку как наживку. Не проститутка, объяснил мне тот техасец. Шантаж. Девушка, которая Чезу беспрекословно подчинялась, потому что он угрожал ее семье, привлекала внимание какого — нибудь богатого старичка, приехавшего в город — обычно делегата съезда, — и рассказывала тому, что ее собирается похитить банда немцев и сделать проституткой. Чез изображал того гангстера — немца, а богатенькому старичку приходилось выкладывать ему от пяти до десяти тысяч, чтобы выкупить свободу девушки. Никто из жертв не подал в суд, но техасец дал мне телефон детектива из полиции нравов Нью — Йорка, который может подтвердить рассказанное.
Все сидели в онемении, пораженные очередным поворотом этого проклятого дела.
— И что ответил человек из полиции нравов? — спросил Кармайн.
— Подтвердил историю техасца. Отпечатки нашего Честера Малкужински совпадают с их отпечатками Честера Держински, который отсидел год в Синг — Синге за мошенничество, когда ему было двадцать. Это его единственная судимость. Как только в Нью — Йорке запахло жареным, он исчез вместе с той девушкой. Держински проявился через несколько месяцев во Флориде уже в качестве риелтора Честера Малкужински — его родная фамилия. И он брат Эмили Танбалл. Девушка исчезла, но по описанию очень похожа на Да — вину Танбалл, — с триумфом закончил Тони.
— Хорошая работа, Тони, — сказал Кармайн. — Наконец кусочки мозаики начинают складываться в картину.
Все еще переживая за свое глупое поведение во время разговора с мистером Престоном, Тони засиял от радости.
— Если та девушка — Давина, что об этом знает Макс? — спросил Донни.
— Он ни в чем ее не подозревает, — уверенно ответил Эйб. — Думаю, подобная новость убьет его.
— Может, и нет, если твоя жена имеет достаточное влияние, чтобы сподвигнуть на незаконную печать двадцати тысяч книг, — быстро нашелся Донни.
— Не думаю, что это как — то влияет на ИЧ, — заметил Базз. — Сейчас важнее Тинкерман и содержимое его тайника. Чем больше мы работаем над делом, тем сильнее смерти Танбаллов напоминают объездной путь на скоростной трассе, причем как убийство Джона Холла, так и убийство Эмили Танбалл.
— Согласен, у Тинкермана были ответы. — Кармайн вдруг оживился. — Конечно же, Эмили не представляла никакой угрозы для нашего убийцы, потому ее смерть и отличается так сильно от убийства Тинкермана. Она угрожала Давине, и именно Давина ее отравила. Она получила тетродотоксин от нашего убийцы, но убила не для его защиты. Она хотела защитить себя.
— Ты прав. — Эйб кивнул. — Хотя убийство Джона Холла совершил все — таки он.
— Убить Эмили, чтобы пустить пыль в глаза? — спросил Базз с недоверием в голосе.
— Нет! Эмили представляла угрозу для другого человека — для Давины, — ответил Кармайн. — Понятия не имею, в чем эта угроза состояла, но Давина знала, что Эмили — помеха ее благополучию.
— Нам нужны ордера на обыск у Танбаллов, Кармайн, — сказал Эйб. — Типография «Имаджинекса» и дом.
— Я сегодня же встречусь с его честью.