Бобби фишер идет на войну
Шрифт:
Как оказалось на поверку, утверждения о кончине холодной войны были сильно преувеличены. Но если бы Фишер не был таким капризным и настроенным против СССР, если бы он оказался таким же компанейским и дружелюбным, как Спасский, матч вполне мог бы войти в историю как символ разрядки.
ГЛАВА 22
НО НЕТ ПОКОЯ ГОЛОВЕ В ВЕНЦЕ
Ничто, кроме проигранной битвы, не может быть
и наполовину столь же печальным, как битва выигранная.
Слава — это когда вы перестаете петь и начинаете раздавать автографы.
Матч закончился, Фишер праздновал победу, но организаторы всё ещё не могли вздохнуть спокойно. Его отсутствие на церемонии открытия было катастрофой; теперь они волновались, что новый чемпион мира проигнорирует заключительный банкет. Обессилевший после двух месяцев фишеризма Гудмундур Тораринссон почти свыкся с этой мыслью. Фред Крамер подпитывал его сомнения. Он считал, что его подопечный должен быть коронован в своем номере: «Не могу себе представить, чтобы Бобби спокойно высидел длинные речи».
Макс Эйве, Лотар Шмид и Тораринссон встретились до церемонии в отеле «Эсья». Журналист спросил Шмида, будет ли он судить ещё. «Буду. Но перед этим ещё хорошенько подумаю», — осторожно ответил он. По мнению Эйве, лучшим в этом матче было то, что он закончился. «Corriere della Sera» завершила свой рассказ о матче Фишер — Спасский как сказку: «Спокойной ночи, Фишер, спокойной ночи, Спасский, спокойной ночи, волшебный остров Исландия».
Новый посол Китая в Исландии Чен Тунг — один из тех, кто радовался завершению матча. У него давно были забронированы президентские апартаменты в отеле «Лофтлейдир», но, чтобы туда въехать, его вынудили ждать конца чемпионата. Не желая создавать дипломатических трений, служащие отеля обратились к Крамеру с просьбой, может ли Фишер переехать в другой номер. «Мы не готовы обсуждать ничего, кроме шахмат, — заявила эта важная персона. — Бобби нельзя беспокоить проблемами китайского посла». Чен Тунг мог выбрать другой роскошный отель, «Сагу», но там жили представители идеологического противника — Советского Союза.
Для заключительного банкета, проходившего в Лаугардалсхолле в воскресенье 3 сентября (вход — 22 доллара с человека), выбрали тему викингов. На головах официантов были пластиковые рогатые шлемы. Гости наслаждались жареным молочным поросёнком и горным барашком на вертеле, запивая «кровью викинга» — крепким варевом, викингам неизвестным и содержащим вино, коньяк, апельсиновый сок и лимонад. Обед начинался в семь вечера. На нем присутствовали Спасский, Шмид, Тораринссон, Эйве, министр финансов Хальдор Зигурдссон и около 1200 гостей. В сценарии церемонии открытия место Фишера было свободно.
Ты бы проиграл, что бы ни делал.
Почти через час, в 19.55, когда оркестр на сцене играл гимн Международной шахматной федерации, почётный гость, одетый в бархатный фиолетовый костюм, наконец явился. Гарри Голомбек писал, что костюм «наверное, сделан из парчи, изысканный, великолепный...» Нового чемпиона встретили стоя, овацией. Он занял место справа от Эйве, Спасский был по левую руку. Президент ФИДЕ поднялся, чтобы произнести одну из нескольких речей, предстоящих ему в этот вечер. Фишер тут же уселся в освободившееся кресло, запустил руку в пиджак, достал карманные шахматы и начат показывать Спасскому отложенную позицию их финальной партии. Это было последним, что хотел бы видеть уставший экс-чемпион, однако сегодня он утверждает, что спокойно отреагировал на такое поведение Фишера. В любом случае, он вежливо следил за его анализом, время от времени вставляя свои комментарии.
Темой разговора была возможность ничьей при другом ходе перед откладыванием. Фишер считал, что ничьей быть не могло. Толпа немедленно их окружила. В конце концов Фишер заметил их и повернулся к Сэми Палссону, своему другу и телохранителю: «Сэмми, убери их отсюда».
Задачей Тораринссона было вручить чеки. Победитель получал 76 123 доллара, две трети от 125 тысяч. Точно такая же сумма ожидала перевода из Британии — деньги Джима Слейтера, спасшие матч.
Фишер не произносил благодарственных речей, не отметил тяжёлой работы организаторов, проведённой в ходе этой длительной борьбы, не отдал дань уважения своему сопернику. Взяв приз, он тут же разорвал конверт и несколько секунд исследовал его содержимое, проверяя цифры. Довольный увиденным, он вернулся в кресло.
Честеру Фоксу наконец-то повезло, и он мог снимать всё, что попадало в поле его зрения, вдохновляемый не только доходом, но и возможностью превзойти других. Танцы продолжались до часу ночи. Фишер неуклюже танцевал буги-вуги с двумя молодыми исландками, Анной Торстейнсдоттир восемнадцати лет и её семнадцатилетней подругой Ингой; на следующий день газеты назвали их прекрасными исландскими блондинками. На приёме девушки оказались благодаря Палссону (они с Фишером сидели в ресторане, когда Сэми заметил подруг, таращивших глаза на Фишера, и пригласил их на банкет; после банкета девушек даже позвали в номер американца послушать рок-музыку). Они отрицали слухи о романтических отношениях: «Он очень любезный молодой человек, но между нами ничего не было. Бобби невозможно заинтересовать женщинами — он женат на шахматах».
Чтобы завершить все формальности, был устроен ещё один, уже правительственный приём в официальной резиденции исландского президента. На этот раз Фишер с Палссоном приехали рано. «Когда Бобби увидел, что министры приходят позже него, то отвел меня в сторону и спросил: "Сэми, как получилось, что мы приехали сюда вовремя?"» Удалой исландский полицейский раскололся. Пока Фишер был в душе, он перевел вперёд настенные и наручные часы, а также те, что стояли на столике. «"О, — сказал Бобби, — это был замечательный ход". Иногда можно делать или говорить всё, что угодно. Но если он был в плохом настроении, то мог вскипеть, а потом уйти или улететь прямиком в Америку».
На этом приёме Фишер любезно побеседовал с чиновниками советского посольства, а со Спасским они договорились пойти на следующий день в бассейн. Спасский позже отменил встречу: ранним утром он улетал домой и должен был собрать вещи. Фишер разозлился и заявил Палссону, что не станет прощаться со своим соперником. Палссон рассказывает, что он в свою очередь тоже разозлился и ответил, что Фишер должен по крайней мере написать прощальные письмо. Фотограф «Life» Гарри Бенсон подарил Фишеру дешёвую фотокамеру. Поскольку тому она была не нужна, исландец предложил отдать её Спасскому. Фишер ответил, что камера слишком дешёвая. «Дело совсем не в этом, — сказал Палссон. — Это же символ». Он отвез её в отель «Сага» и отдал Спасскому. «Спасский был очень тронут. Я никогда ещё не видел его таким довольным. Думаю, это один из лучших поступков, которые мне довелось совершить за время матча».
В 2000 году, возвращаясь ко времени, когда он был чемпионом мира, Спасский сказал корреспонденту «Irish Times»: «В России я был королем». Однако период царствования оказался столь непростым, что можно представить те смешанные чувства, с которыми он смотрел на почитаемого им Фишера, занявшего его трон. Дэвид Спаниер из «Times» чувствовал, «что на каком-то глубинном, бессознательном уровне Спасский хотел, чтобы победил Фишер».
После фиаско в третьей партии Спасскому пришлось тяжело. Когда всё закончилось, он сказал, что Фишер начал матч как спринтер, а продолжил как марафонец; казалось, что американец в любой момент может сломаться. После церемонии закрытия он встретил Фишера лишь раз, на приёме у президента, и спросил нового чемпиона, не сыграть ли им в будущем матч-реванш. «Возможно», — ответил Фишер. «Когда?» — «Может, через год — если будет улажен денежный вопрос».