Бочка порядка, ложка хаоса
Шрифт:
— Степь, — сказал парень.
Жизнерадостная такая степь. Зеленая и цветущая. Пропахшая медом и почему-то дымом. Казалось, стоит пройти немного вперед, и обнаружишь балку с заросшим камышами прудом и веселой компанией жарящей шашлык. Ну, Максим и пошел. Нужно было что-то делать, и ходьба казалась самой безобидной.
Балка так и не появилась. Зато из непонятно откуда взявшегося тумана вынырнула знакомая стена. И фасоль. Высоченная, зараза, разросшаяся.
— Не получается, — растерянно сказал незнакомый голос.
Фасоль
— Не получается…
— Щит, болван! Куда ты лезешь! Не смей давить! Хочешь, чтобы его родственники дружно сбежались выяснять, почему им резко стало страшно за мальчишку?! — заорал второй голос, высокий и визгливый, но не женский.
— Не было щита…
— Раньше не было, теперь есть!
Максим подошел к фасоли, осторожно к ней прикоснулся.
Растение оказалось странно-теплым и твердым, как проволока. И оно звенело, тихо-тихо, напоминая о гуле трансформаторной будки.
— Не получается… — растеряно произнес первый голос где-то в небесах. — Кто ему поставил такой щит?
— Сейчас посмотрю, — недовольно сказал визгливый.
И до Максима резко дошло, кто именно там говорит. Наверняка похитители, любящие бросать похищенных в кустах. Опять вырубили и пытаются что-то сделать с фасолью. Вряд ли что-то хорошее. Возможно решили еще больше ускорить рост.
Только на этот раз он почему-то оказался за маминой стеной, даже вне пределов своей чаши. Из-за щита, что ли? Других отличий вроде нет.
— Странно, — сказал визгливый голос над головой. — Придется потратиться.
И Максим решился. А чего ждать? И так дождался, дальше некуда.
Парень оглянулся. Потом понял, что бежать никуда не надо, грань по-прежнему ощущалась рядом, как поток хаоса, когда тянешься за оружием. И он потянулся. Только не за оружием. А за плотной материей. И она послушно потекла навстречу, плавясь и формируясь в очередной меч. В саблю или ятаган, или что-то среднее.
— А это еще кто? — удивленно спросил голос первого похитителя над головой.
Визгливый ругнулся.
Максим хихикнул и замахнулся, решив, что терять нечего.
— Мальчик, исчезни, — ласково, как змей Каа попросил визгливый. — Тебя это не касается, а лечиться будешь долго.
— Касается! — жизнерадостно возразил третий голос, очень знакомый.
И Максим рубанул саблей по фасоли, как можно ближе к земле.
Меч вспыхнул и осыпался тающими налету осколками. Фасоль звякнула, как потревоженная тарелка барабанной установки и стала заваливаться. А потом поступила точно так же, как накопитель, который Максим резал ножом из хаоса. Что-то потекло, трава загорелась, мгновенно, пламя поднялось выше стены, и Максим исчез.
Кажется, он доигрался с огнем. Кремация, чтоб ее.
Но почему-то все еще мыслил. Только недолго. Пришла тьма и проглотила его, как та гадюка зазевавшуюся лягушку.
Вокруг опять было темно и пусто. И ничего нигде не светилось. Тут существовали только голоса. За правым плечом кто-то икал и тихо матерился. За левым вяло напевал Штиль «Арии», безбожно фальшивя и безумно раздражая. Над головой увлеченно повторяли таблицу умножения трио голосов. Под ногами бубнили целым хором. А прямо перед лицом кто-то громко и обижено сопел.
Максиму очень хотелось протянуть руку и оттолкнуть того, кто сопит. Но руки не было. Странно как-то не было. Она существовала, когда он прислушивался к певцу и исчезала, стоило подумать о сопевшем.
Продолжалось это долго-долго. И, наверное, было страшно. Но Максим не умел бояться, забыл, как это делается.
А потом раздался щелчок, будто деталь стала в гнездо, и сопевший исчез. Слился, кажется с тем, кто был за левым плечом.
— Выплюнь гадость! — голос одной сестры возмущенно звенел в квартире. Стеклами звенел. Орать она с младенчества умела, если верить отцу.
— Макс, я тоже хочу, тоже! — канючила вторая сестра, цепляясь за руку.
Да, именно с этого момента мир одного мальчишки разделился пополам. Мама тогда очень испугалась. И обрадовалась. Это так странно выглядело — одновременно испуганная и обрадованная мама. Максим не понимал, чего она боится и чему радуется. Ведь та гадость, которую требовала выплюнуть сестра, была всего лишь цветами, сорванными с акации за окном. А в них сладенький нектар. И он вовсе не лез на подоконник, чтобы эти цветы сорвать, мама запретила, да и не дотянулся бы он. Цветы сами прилетели, потому что мальчик очень этого хотел и вежливо их позвал. А мама все равно испугалась.
Но это было началом, первая деталька пазла.
Перед лицом взамен сопевшего появился кто-то другой, выдернутый из хора под ногами. Он гнусно хихикал и все время вертелся. Это раздражало еще больше, чем сопение, но руки опять не было. То одной, то другой.
— Что вы с ним сделали?! — прогремел голос в несуществующих небесах.
Темноту тряхнуло, как бутылку с минералкой и хихикающий исчез, то ли развоплотился, то ли слился. Запахло цветущей акацией и ночным морем. Запах ночного моря Максим умел отличать от дневного. Просто однажды забыл, как это делается.
— Ничего! — раздраженно рявкнул другой голос, но не менее громогласный.
— Эй, кажется, пацан умирает, — растеряно произнес третий голос чуть потише. — Он нас убьет.
— Как умирает?! — не поверил второй.
— Отойдите от него! — отчаянно потребовал первый, и тьму опять тряхнуло.
Перед лицом появились сразу двое соединенные друг с другом. Или один сиамский близнец о двух головах. Головы спорили между собой, несли какую-то чушь о векторах и секторах. И этот спор почему-то Максима успокаивал. Даже убаюкивал. Уносил далеко-далеко, а он не сопротивлялся. Как нужно сопротивляться он тоже не помнил.