Боевая стая
Шрифт:
Вот и все, что было сказано общественности. В принципе этого достаточно, чтобы кто-то из полицейских получил или награды, или повышение в звании, против чего капитан Шереметев вовсе не возражал. Тот же подполковник Джамединов, как думал Григорий Владимирович, вполне грамотно выставил оцепление, имея в наличии весьма ограниченные силы, и его действия можно оценить как достойные и профессиональные. Что касается длительного ношения тяжеленного бронежилета, то это вообще можно считать за подвиг и даже к званию Героя России за это представить.
Больше всего радовало,
Только вернувшись в канцелярию, закрыв плотно дверь и усаживаясь за свой стол, Григорий Владимирович вспомнил про свою спину, которая утром сковывала его движения. Собачий пояс все еще был на нем, но это совершенно забылось, хотя пояс был слегка колючим. Однако кожа, видимо, к поясу уже привыкла, и колючесть не мешала. Спина уже не болела, но снимать пояс капитан не стал. Нужно долечить травму до конца и проносить это спасительное средство сутки без перерыва, иначе спина может подвести в самый неподходящий момент.
Первое, за что он взялся, это за дописание последнего письма родителям погибшего солдата. Привычный в армии к лаконичности, Григорий Владимирович подолгу искал слова, которые не будут стандартными и покажут родителям, что и товарищи, и командование части скорбит вместе с ними, что для них это тоже большая потеря. Конечно, потеря, не сравнимая с потерей родителей, тем не менее…
Подходящие слова находились с трудом, но все же находились. На то, чтобы дописать половину странички, у Шереметева ушло около часа. Перечитав письмо, остался доволен. Запечатал конверты, надписал адреса и ударом кулака в стену позвал к себе каптера, на ротные занятия не привлекаемого и неизвестно чем целый день занимающегося. Каптер появился почти сразу, привычный к таким вызовам. Капитан вручил ему письма и послал на почту с приказом отправить немедленно.
Время до приезда подполковника Моринца еще осталось, и можно было подумать над тем, над чем собирался думать. Хотя думать в принципе капитану Шереметеву было пока вроде бы как и не о чем. Он и так уже все придумал. Были опасения, что пресс-центр ФСБ «подбросил ему свинью», но все, как оказалось, осталось в прежнем варианте. Тем не менее капитан, сидя за столом и уперев кулаки в подбородок, раз за разом прогонял перед глазами ситуацию, репетируя мысленно разговор с профессором. Даже собственные интонации оттачивал и представлял возможную реакцию и пытался предвидеть поступки профессора в соответствии с тем, что он о нем знал. Каждый раз пробовались новые интонации, подбирались разные новые слова на разную реакцию профессора. Это, по большому счету, походило на репетицию спектакля. Вопрос стоял только в том, кто после спектакля удостоится аплодисментов.
Так продолжалось до телефонного звонка, когда майор Коваленко потребовал Шереметева к себе, сообщив, что подполковник Моринец уже прибыл вместе с капитаном Нурмагомедовым, и сейчас они беседуют с командиром. Капитан закрыл канцелярию и поспешил в штаб.
На столе майора лежали несколько компакт-дисков, пронумерованных через трафарет маркером. Пронумеровать можно было бы и от руки, но Коваленко был не просто педантом в отдельных вопросах, но и придирчивым аккуратистом, и любил хорошее оформление. Шифровальщик это знал, поэтому и старался.
– Так много дисков… – удивился Григорий Владимирович.
– У шифровальщика DVD-дисков не оказалось, записывал на простые. А на них много не запишешь, пришлось разбивать.
Майора этот вопрос не волновал, поскольку он был уверен, что десяток компакт-дисков мощный внедорожник «Тойота Ленд Крузер» увезет.
– Ты как, все продумал?
– Даже отрепетировал.
– Ага… Будем концерт устраивать?
– Спектакль. Классический. Генеральную репетицию я себе уже устроил. Теперь представлю свой труд публике. Вон, публика уже собирается. Скоро третий звонок…
15
Публика собиралась…
Подполковник Моринец шел по коридору, с кем-то разговаривая, и его торопливый раскатистый голос слышен был, наверное, и за пределами здания. Судя по двум ответным голосам, с подполковником был не только капитан Нурмагомедов, а кто-то еще. Первым сориентировался майор Коваленко.
– Вместе с командиром идут… – И тут же застучал кулаком в стену кабинета. Потом наклонился к электрической розетке и крикнут туда, как в переговорное устройство:
– Три стула принеси. Срочно!
Дверь кабинета открылась, и вошли подполковник Веремеев, традиционно суровый, с ним подполковник Моринец и капитан Нурмагомедов. А за их спинами стоял старший прапорщик с узла связи, держа в одной руке два сложенных спинками стула, и один – в другой. Стульями, таким образом, были обеспечены все офицеры.
– Садитесь, садитесь, – сказал Веремеев, сам присаживаясь у окна. – Продолжайте работу. Мы послушаем.
– Сначала хотелось бы послушать, как капитан надумал профессора Идрисова выманить. Мне кажется, что Исмаил Эльбрусович уехал с желанием не возвращаться. Посчитал, что ему пора на Западе обосновываться. Вот и Абдуразак Джумалиевич тоже так думает.
– Почему? – не понял Шереметев. – Какие есть основания для подобного вывода?
– Я поддерживаю мнение товарища подполковника, – осторожно высказался капитан Нурмагомедов. – Слишком много вариантов, по которым Идрисов может попасть под подозрение, а он человек предельно осторожный. Даже если мы только заподозрили, что Идрисов и Борзов одно и то же лицо, профессор больше здесь не появится. И мне кажется, что он давно почувствовал, как у него подошвы начали дымиться, и сразу уехал, без всякого желания вернуться.