Боевой гимн

Форстен Уильям P.

Человек, облаченный в багряный мундир прислужника кар-карта, поджидал Ганса, сидя верхом на лошади. К немалому облегчению старого сержанта, в его руке были поводья еще одного коня.

— Ты опаздываешь, — нервно произнес человек на языке орды.

— Я только что получил знак кар-карта, — бросил в ответ Ганс, запрыгивая в седло. Он поймал на себе обеспокоенный взгляд Лина и как бы по инерции махнул рукой в его сторону, давая интенданту понять, что все в порядке и бояться пока нечего. Следуя за провожатым, Ганс пустил лошадь легким галопом.

— Ты знаешь, зачем меня призвали?

Вестник кар-карта ответил ему высокомерным взглядом.

— Слушай, скот, — усмехнулся Ганс. — Ты можешь потом передать бантагам каждое мое слово. Дьявол, я тоже могу донести на тебя, повторив все, что ты сказал. Мы даже можем оба что-нибудь выдумать и накапать бантагам друг на друга. Я только задал тебе простой вопрос.

— Кар-карт желает говорить с тобой.

— О чем?

Человек отвернулся.

Ганс покачал головой.

— Ты знаешь, мы ведь принадлежим к одной расе и находимся в одинаковом положении, — процедил он. — Но посмотри на себя. Ты боишься меня и трясешься из-за того, что одно неверное слово может лишить тебя твоей драгоценной должности.

Его провожатый промолчал. Обуздав свой гнев, Ганс сообразил, что уже ничего не сможет выведать у вестника кар-карта, и стал внимательно разглядывать окрестности. Они скакали на север от фабрики. Справа располагалось депо, в котором в это время находилось шесть поездов. Три локомотива стояли под парами, готовые двинуться в путь. Ганс обратил внимание на дюжину платформ, загруженных пушками, заряжающимися с казенной части. На дульных срезах некоторых пушек виднелись следы пороха, словно из них недавно стреляли, а на одном из зарядных ящиков Ганс углядел след от шрапнели. Странно. Артиллерия бантагов явно только что побывала в бою. Но с кем?

Ганс задумался. Его тревожила мысль о том, что бантаги обладают столь совершенным оружием. У южан во время Гражданской войны было несколько пушек, заряжавшихся с казенника, и он знал, что Фергюсон тоже разрабатывал такие орудия, но все ли у него получилось? Взгляд Ганса остановился еще на одном изобретении врага. На путях стоял бронепоезд, причем перед его локомотивом находился покрытый железной броней вагон, из передней части которого высовывался пушечный ствол. Сам паровоз и два вагона позади него тоже были бронированными.

Затем внимание Ганса привлекли два состава, в каждом из которых было по две платформы. Их груз был скрыт под тяжелым брезентом. Провожатый скакал прочь от депо, и вынужденный следовать за ним Ганс изо всех сил пытался хоть что-то разглядеть. Под складками брезента таилось нечто необычное и пугающее. На мгновение Гансу почудилось, что в лучах солнца блеснуло артиллерийское орудие. Вдоль составов были расставлены бантагские часовые, и даже с сотни ярдов Гансу было видно, что они пристально следят за ним и готовы моментально сорваться с места, если он сделает движение в сторону поездов или даже просто замедлит на секунду бег своей лошади. Что же это за хреновины там, под брезентом? Полгода назад бантаги увезли куда-то несколько бригад, работавших в мастерских по изготовлению паровых двигателей. С тех пор этих рабочих никто не видел. Поговаривали, что в одной небольшой долине у самой границы бантагских лагерей построили новую фабрику и, однажды попав туда, человек уже никогда не возвращался.

Его провожатый смотрел прямо перед собой. У Ганса было к нему множество вопросов, но он понимал, что задавать их бесполезно.

— Черт тебя возьми, — все же не выдержал Ганс, — неужели ты совсем ничего не можешь мне сказать?

— Если ты хочешь остаться в живых, ни о чем не спрашивай, — вдруг прошептал посланец кар-карта. — Даже не думай ни о чем, особенно рядом с ним.

Когда они достигли вершины небольшого холма, Ганс бросил взгляд через плечо. Внизу на равнине виднелась фабрика, его ад на земле; из ее труб валил черный дым. Казалось, что холмы позади фабрики покрыты рубцами, так как в них открытым способом добывали железную руду. Тысячи людей, похожие на муравьев, ползали вверх и вниз по склонам. В Суздале подобное зрелище наполняло сердце Ганса надеждой и радостью. Там его не покидало чувство, что он видит труд свободных людей, борющихся за добытую с таким трудом независимость. Здесь это было бесконечной адской мукой. Ганс перевел взгляд на железную дорогу, исчезавшую в степях. Триста пятьдесят миль к свободе.

— Шудер!

Ганс резко обернулся. Перед ним, без всякой охраны, верхом на лошади восседал Гаарк.

«Очисти свою голову от мыслей, — предупреждал его провожатый, — ни о чем не думай». Ганс низко склонился в седле, пытаясь выбросить из головы все свои мысли. Снова выпрямившись, он почувствовал на себе буравящий взгляд Гаарка.

Провожатый Ганса смотрел сквозь него, как будто его и вовсе не существовало. Кар-карт едва заметно кивнул своему слуге, и тот поскакал прочь.

— Я хотел поговорить с тобой, Шудер. С момента нашей последней беседы прошло много времени.

— Я в твоем распоряжении, — тихо произнес Ганс.

— Какие мы стали послушные, — протянул Гаарк. — Это потому, что ты сломлен, или ты хочешь скрыть от меня за словами покорности какие-нибудь потаенные мысли?

— Я хочу жить, — ровным голосом ответил Ганс.

— Ты ведь думал о том, куда ведет эта железная дорога, разве не так?

— Да, — согласился Ганс, понимая что было бы бессмысленно отрицать это.

— Ты прикидывал расстояние, отделяющее тебя от свободы.

Ганс молча кивнул, прилагая все усилия, чтобы в его мозгу не проскользнула ни одна опасная мысль.

— Это значит, что ты еще не сломлен, что ты не смирился со своей участью.

— А ты бы сломался, если бы оказался в плену и был бы вынужден помогать своим врагам?

— Со мной бы такое не произошло, — рассмеялся Гаарк.

— Я тоже раньше так думал. Однако трудно оказать сопротивление, когда ты теряешь сознание, а приходишь в себя уже в цепях.

— Ты уходишь от разговора о том, что я хочу у тебя узнать, — оборвал его Гаарк. — Если ты не смирился с пленом, это означает, что ты все еще представляешь для меня опасность.

— Если ты придешь на фабрику, которую я помог создать, — в голосе Ганса звучал горький сарказм, — ты увидишь, как каждый день выплавляются почти двести тонн железа. Производятся паровые двигатели, вагоны для твоих поездов, хвостовые молоты для рельсов — все, как ты приказал. Содержимое наших голов, наше отношение к тебе не меняют этого факта.