Боевой оркестр (CИ)
Шрифт:
Тот, кого сейчас уже трудно было назвать просто гостем, вышел в прихожую. Уже находясь в дверном проеме, он обернулся.
– Прощайте, мастер. Помните: рукописи не горят, - и закрыл за собой дверь.
По уходе визитера супруги дружно и без единого слова направились в комнату, где только что пили чай, и синхронно сели на диван.
– Инженер15, - наконец произнес все еще бледный Михаил Афанасьевич, - это он. Я не угадал.
Жена ответила отнюдь не сразу. Она вглядывалась в нечто, видимое ей одной, наверное, секунд тридцать.
– Нет, это не он.
– Кто тогда?
– Тот, кто от него, но пошел
Еще одно продолжительное молчание. За окном пронзительно заорал кот.
Наутро оказалось, что тот, кто представился инженером, был прав: розы увяли.
Глава 17
Следующий день оказался богат на дела.
С утра Полознев связался с коринженером и выложил информацию:
– Сергей Васильевич, вам нужно теперь ходить в форме.
– Так ее у меня нет, - прикинулся простаком Рославлев.
– Будет, - твердо ответил капитан госбезопасности и оказался прав.
Военторг не подвел. Отдать должное опытному продавцу: сидела она прекрасно. Правда, случился малый затык с сапогами: от них товарищ коринженер отказался наотрез, ссылаясь на больные ноги. Резоннейший вопрос: 'А в чем же вы будете ходить?' был парирован ответом: 'У меня ботинки сделаны по спецзаказу'.
– Это не все, Сергей Васильевич, - заявил Полознев, когда они вдвоем вышли с покупкой на улицу.
– Вам по рангу вестовой положен. Кстати, он и ромбы пришьет в петлицы.
– Ну, пришить-то и я могу, но вы правы: положен. Сидоров меня вполне устроит.
Вторым делом было завершение строительства. Матрицирование прошло легче, чем для первых трех десятков - возможно, сказался опыт. Подключение готовых домиков было возложено на инженера Чумайло.
Третьим делом был звонок Лаврентию Павловичу. К некоторому удивлению Рославлева, связаться с наркомом удалось хоть и не сразу, но сравнительно быстро, потратив не более пятнадцати минут.
– Товарищ Берия, доброе утро, Александров беспокоит. Хотел поговорить с вами относительно моих полномочий. Нет, это потребует не более десяти минут. Когда быть? Хорошо, буду в одиннадцать-двадцать. До встречи.
В назначенное время Рославлев появился в приемной у наркома. Ожидание не продлилось и трех минут.
– Я вас слушаю, Сергей Васильевич.
Рославлев посчитал подобное обращение хорошим признаком.
– Я хотел бы получить от вас полномочия на разовое перераспределение заданий в пределах ОКБ-16 наркомата вооружений. Дело касается главного конструктора ОКБ-16 Якова Григорьевича Таубина. У него сделан автоматический гранатомет, не принятый на вооружение. Причиной тут и амбиции разработчиков классических минометов, которые увидели в изделии опасного конкурента, а также недостатки самого изделия, хотя его аналоги позднее как раз полагались очень востребованными. Сейчас он разрабатывает авиапушку калибра 23 мм, но она также не пойдет в дело, будучи не то, чтобы плохой, а несвоевременной. Я выбрал именно это слово, оно самое подходящее. Штурмовик Ильюшина, на который пушку предполагалось устанавливать, оказался для нее неподходящим, поскольку самолет необходимо было срочно пускать в серию, а пушка Таубина потребовала бы серьезных переделок. Да и сама она была не самой лучшей среди конкурентных изделий. Материалы, в которых я о ней прочитал, отзывались о ней как сыроватой. В моем варианте истории товарищ Сталин
Нарком снял пенсне и начал его протирать. Потом надел его обратно, взял данные по Таубину и бегло их просмотрел.
– Каково будет это другое задание и откуда у вас уверенность, что конструктор Таубин не сорвет и это?
– Оно будет куда проще. На его ОКБ будет возложено воспроизведение изделия, взятого из другого времени: автоматического гранатомета АГС-17. Создание технологического плана по изготовлению. Причина для вмешательства у меня вот какая: одной из своих задач я вижу использование кадров точно для тех задач, которые им под силу. И еще одно: в подчиненных у Таубина числится молодой инженер Александр Эммануилович Нудельман. Вот он будет необыкновенно удачлив и в авиапушках, и в других изделиях. Материалы - вот они.
Стопка листов оказалась куда толще той, которая относилась к Таубину. Берия просмотрел и ее, мимоходом спросив:
– А что такое 'Стрела'?
– Переносная зенитная ракета с самонаведением. Расчет - один человек. Это изделие - предшественнник аналога под названием 'Игла', который стоит на вооружении даже в начале двадцать первого века.
– Хм... наград немало.
– И все заслуженные. Если кратко: у товарища Нудельмана есть превосходное чутье на изделия.
– Последняя фраза подразумевала, что у Таубина этого чутье или хуже, или его вовсе нет.
– Примите также во внимание, что прекращение сомнительной разработки даст экономию средств.
– И вы хотите снять часть задания с Таубина? Допустим. Но что, если конструктор будет настаивать на своем руководстве и продолжать обещать?
Предположение казалось маловероятным. Против прямого приказа из наркомата начальник ОКБ вряд ли мог что-то сделать, хотя у него наверняка имелись свои рычаги. Один из них Рославлев знал: это поддержка от тогдашнего заместителя наркома Бориса Львовича Ванникова.
– Я сам хотел бы поговорить на эту тему с Яковом Григорьевичем. Мое предложение, Лаврентий Павлович, будет из тех, от которых нельзя отказаться.
С последней фразой Берия не был знаком, но она произвела нужное впечатление.
– Я поддерживаю вас, но товарищ Сталин должен быть об этом поставлен в известность. Возможно, у него будут какие-то свои соображения. Я как раз сегодня иду к нему на прием, подниму и этот вопрос в числе прочих. О мнении товарища Сталина вам сообщат.
– Как раз об этом я и хотел попросить.
Берия сдержал слово: поднял вопрос у Сталина. Тот потребовал изложить подробности. Разумеется, нарком повиновался.
– В данном случае Странник прав. И разовые полномочия для перераспределения названных работ он может получить. Но тут видна более общая проблема. Думаю, товарищу Александрову следует подготовить описывающий аналогичные ситуации документ, который мы вместе обсудим, скажем, через две недели, - И Сталин сделал пометку у себя на календаре.
Соответствующее распоряжение было отправлено заместителю экономического отдела ГУГБ правительственной почтой. Берия, в свою очередь, позвонил коринженеру и сообщил, что товарищ Сталин дал 'добро' и что от него (Александрова) вскорости потребуется другой документ, насчет которого будет письменное распоряжение.