Боевой режим

Гутян Юрий

Я вкратце рассказал о себе.

Сергей с удовольствием показывал свое хозяйство, что и для чего предназначено, как все работает. Он был наводчиком-оператором БМП-1. Меня удивила его способность рассказывать. Обо всем, что он считал необходимым, он говорил очень обстоятельно.

Мне нравилось в нем то, что он соблюдал субординацию. Даже то обстоятельство, что через какую-то неделю он будет уже в Союзе и, находясь «на гражданке», будет только в кошмарных снах вспоминать свою службу в армии, здесь, в горах Афганистана, не позволяло ему опускаться до фамильярности. У Сергея не было интонаций «бывалого воина», что очень

часто встречается среди «дембелей». Он многое успел мне рассказать и поделиться собственным опытом по поводу того, что мне еще предстоит испытать на собственной шкуре.

Еще около часа мы стояли в колонне вдоль дороги, ведущей в Чарикар. Понемногу движение становилось все более оживленным. Среди грузовиков, едущих нам на встречу все чаще стали попадаться легковушки. Очень смущало то, что некоторые водители и пассажиры, злорадно улыбаясь нам, махали рукой в сторону «зеленки» и делали очень русский жест, означающий, что там нас сейчас «отъимеют» или навешают конкретных….

— Если я правильно понял, то в «зеленке» нас ждет мало приятного!

— Это вы правильно поняли. Обещают звездюлей конкретных. Но мы еще посмотрим, кто и кому их навесит!

Наконец-то мы тронулись и, проехав с полкилометра, свернули с дороги. Проехали по пустырю, а затем колонна вошла под шатер акаций.

Видимость по сторонам не больше десяти метров. Очень неприятно. Внезапно деревья стали реже и среди них все чаще были видны какие-то строения и, наконец, мы въехали в небольшой кишлак.

Слева от нас тянулся желтый глиняный забор.

— Дувал, — пояснил Сергей, — теперь будьте внимательней, и не делайте резких движений, особенно в сторону оружия.

Мы ехали среди глинобитных строений, на плоских крышах которых сидели на корточках афганцы, причем у многих были китайские автоматы Калашникова.

На одной из крыш на трех лапах стоял пулемет ДШК, а возле него сидел на корточках вооруженный автоматом длиннобородый мужчина. Свисающий конец его чалмы был невероятной длины. За ним стоял парень лет двадцати-двадцати пяти. Ствол ДШК ненавязчиво был направлен в нашу сторону, а угрюмые выражения лиц афганцев не предвещали ничего хорошего.

— Натуральные духи, — пояснил Сергей, — хорошо, что сегодня они с нами не воюют. Договорная банда.

— Что значит «договорная»?

— Договорились с ними, что они пропустят нас сегодня через свою территорию без боя. Как это удалось — не знаю. Или убедили, или заплатили.

— Понятно, — проговорил я, а про себя подумал: «Ничего в этой афганской войне я пока не понимаю».

Наконец-то кишлак закончился. По узкой дороге с небольшим арыком на обочине мы ехали среди виноградников. То слева, то справа от колонны, прямо посреди лозы стояли в шахматном порядке БМП, направив стволы в сторону опушки обступающей виноградник «зеленки».

Колонна замедлила свое движение и снова стала. Среди цифр из радиостанции все чаще стал звучать откровенный мат.

— Товарищ старший лейтенант, хотите чаю? Я быстро управлюсь! — после очередного часового сидения не выдержал Сергей.

Спрыгнув с брони, он зачерпнул чайником воды с арыка, раскочегарил паяльную лампу и через несколько минут протянул мне кружку горячего чая, положив туда, не спросясь меня, аж целых четыре куска сахара.

— Угощайтесь! — Орлов перехватил мой недоверчивый взгляд — Ничего страшного.

Поверьте, это — НОРМАЛЬНАЯ вода. В горы уйдете, не раз еще вспомните мой чаёк и это изобилие воды, а много сахара я положил специально: от него мозги лучше работают, наш комбат говорит, что перед «боевыми» это очень даже полезно для всех и для него тоже.

Как же он оказался прав! Пройдет всего две недели, и я окажусь в горах Алихейля. С водой будет очень сложно. Всего по пол-литра воды на человека на сутки. Хочешь — пей ее сразу всю, можешь даже зубы почистить. Только больше этой живительной влаги взять просто неоткуда.

Сидишь себе на горушке, тупея от жары и облизывая губы шершавым, как наждачная бумага языком. Солнце палит нестерпимо, а далеко внизу, соблазнительно журча по камешкам, течет река. Чуть прикроешь глаза в полудреме, и сразу же представляется, что ты уже сидишь в тени деревьев и пьешь из фляги, набранную прямо из реки ледяную воду, не замечая, что она проливается и, стекая по подбородку, льется на грудь….

* * *

Проснулся. Посмотрел на часы. Четыре часа, пятьдесят минут. До подъема и завтрака далеко. Я на корабле. Афганский кошмар позади. Это был просто сон-воспоминание, из тех, что преследовали меня по ночам в первые годы после возвращения «из-за речки».

«Разбередила ты мне память, Старая Знакомая,» — я взглянул на мирно лежащую на секретере радиостанцию. Этот сон-воспоминание не давал мне покоя. Давно уже не снилось ничего подобного. Теперь снова приснилось то, что тщетно старался никогда не вспоминать.

Прочитал положение по малому правилу Серафима Саровского. Полежал немного. Нет, не приходит успокоение. Достал брошюру «Молитвы на всякую потребу», купленную при посещении Свято-Успенской Киево-Печерской лавры.

Открыл наугад.

Молитва о даровании терпения.

«О, Дивный создатель Человеколюбивый Владыко, Многомилостивый Господи! С сердцем сокрушенным и смеренным еще молю Тя: не возгнушайся грешнаго моления моего, не отрини слез моих и воздыхания, услыши меня, якоже Хананею, не презри мене, якоже блудницу, яви и на мне, грешнем, великую милость человеколюбия Твоего, ризою Твоею честною защити, помилуй и подкрепи мя, да вся насыпаемая от Тебе беды и напасти со багодарением в надежде вечных благ претерплю: изряднюю же печаль мою на радость претвори, да не в отчаяние впаду и погибну аз, окаянный. Ты бо еси источник милости и непостыдная спасения нашего надежда, Христе Божий наш, и Тебе славу восзылаем со Безначальным Твоим Отцем и с Пресвятым и Благим и Животворящим Твоим Духом, ныне и присно, и вовеки веков.

Аминь».

Перекрестился, глядя на образы Спасителя, Богоматери и Николая Чудотворца, что ношу на груди, вложенными в удостоверение личности офицера на берегу и прикрепляю к внутренней переборке над своей койкой при выходе на корабле в море.

На душе стало немного легче, но мысли рвались в прерванные пробуждением воспоминания.

Видно Богу угодно: испить мне эту чашу воспоминаний до дна….

Май 1987 года. Афганистан. Чарикарская «зеленка».

Уже полтора часа стоим посреди виноградников.