Бог и диалектика
Шрифт:
В свете логики, аналогий, фантазий и инстинктивных предпочтений автора, в силу присущего ему материалистического понимания действительности, вполне приемлемо, что процесс, о котором мы говорим, представляет собой трансформацию одного вида материи в другой. Нечто вроде предопределенной химической реакции, развернутой во Вселенной, где по мере разбегания звезд неумолимо усложняются структуры вещества, минуя стадии жизни, разума и другие, вплоть до назначенного финала.
И тогда воистину вечный и бесконечный мир представляет собой клубок материй, одной из которых является наш физический мир, олицетворенный во Вселенной, каждая из которых, контактируя с другими, борется за свое существование. И образование атомов и звезд, и движение, и время, и бесконечное расширение
Речь идет не о других вселенных, параллельных мирах и прочем, как это может кому-то показаться, и о которых рассуждают то физики, то астрономы, но о принципиально ином – о материях иных, чем та, что определяет нашу Вселенную, о других флуктуациях материи. Если нашей присуще движение с ее непременными атрибутами пространством и временем, то у других флуктуаций ни времени, ни пространства нет, и что там есть неподсудно, по меньшей мере, разуму.
Нет одинокой Вселенной, неведомо откуда взявшейся и хранящей в себе всю материю. Есть мир намного больший, чем тот, что стоит перед нашими глазами. И находится этот мир не где-то там, за тридевять земель, а пронзает наш. Мы живём сквозь него и не просто не замечаем, но никогда не заметим этого. Своим никогда недоступным нам воздействием оказывает он влияние на атомы, частицы, молекулы и нейроны, вынуждая их к борьбе – движению, усложнению – и образованию качественно новых структур вещества и, в конечном итоге, новой материи. Как женщина из последних сил вытуживает из себя свое дитя, так наша материя вытуживает из последних сил свое продолжение.
Вселенную в таком случае можно уподобить капле чернил, расплывающейся в стакане воды. И скорее не сила взрыва, но, своего рода, сила вакуума заставляет разбегаться наше вещество и сгруппировываться в атомы, звезды, галактики, биологические и нейронные системы, в единении находя себе спасение.
Жерновами природы предстают в этом случае обитаемые миры, в одном из которых мы живем. В них возникают жизни, разумы и далее; в них перемалывается вещество, подчиняясь невидимой воле природы, сохраняя лишь те из своих метаморфоз, которые отвечают ее намерениям. Здесь на каждой ступени развития разная действительность и разное восприятие действительности. Если черные дыры среди звезд поглощают материю, то обитаемые миры её преображают. Если цивилизации не осваивают Вселенную, значит, к другим горизонтам устремлены их взгляды. Значит новая материя должна появится в результате того процесса, частью которого мы являемся. Значит не в глубинах Вселенной, но в недрах обитаемых миров и в наших душах происходит главное в природе.
Свертывание цивилизаций, о чем говорит безмолвие звезд, – это не их заточение или монастырская келья, где они предаются раздумьям о смысле бытия, это свертывание пространства и времени, отречение от старого бытия и обретение нового, это природный процесс – беспристрастный и неумолимый.
Собственно говоря, нам приходится выбирать между уникальностью Вселенной и бесконечным развитием. Либо Вселенная единственна и неповторима, и все, что в ней, неразрывно связано с ее судьбой, либо изменение материи бесконечно, а сама Вселенная, как скопление звезд и галактик, есть всего лишь кокон, из которого выйдет новое дитя. Если верно первое, то мир конечен и уныл; пусть человек считает себя владыкой мира, жизни людей здесь не имеют смысла. Если верно второе – значит в вечности и бесконечности, в борьбе и слезах должны мы постоянно менять свою суть, выполняя, тем самым, свое назначение.
Надо сказать, ничего принципиально нового предложенный взгляд на мир не содержит, но является продолжением господствующего или его логической интерпретацией.
Вместо освоения Вселенной предлагается изменение человеком собственной природы в локальной среде, что представляется закономерным и очевидным, ибо аналогия ему – известная биологическая эволюция. Безусловно, нравственная неприемлемость подобного развития событий доставит много неудобств, но другого не дано.
Вместо человека, как венца творения, предлагается временность разума, как рядового звена в последовательности форм материи, где последняя выглядит как детерминированный природный процесс, этапами которого являются и Вселенная, и жизнь на планете Земля, и само появление мыслящих существ. В этом случае мы лишь в начале своего пути, и по месту в своей эволюции сегодня находимся в положении простейших в эволюции биологической. Впереди «выход на сушу, палеозои, мезозои, папоротники и динозавры», впереди расцвет разума и его апофеоз в виде следующей формы материи, превосходящей разум настолько же, насколько он превосходит траву и камень под нашими ногами.
Вместо застывшего мироздания предлагается мир за человеком, где законы Бытия смещаются в неведомые дали, где царствует не физика, но дух, где фронтом борьбы будущего с прошлым становится человеческое тело, где миры, на которые способна материя, таятся в наших душах.
Что касается дальнейшего описания событий, приведенного выше, – последовательности форм движения материи и ее финала,– то ни подтвердить, ни опровергнуть его никто никогда не сможет, и им вечно быть вопросом веры – фактора бытия, неизменно преследующего нас.
Когда на закате Средневековья человек проткнул головой небесный свод, что отразилось в известной гравюре Фламмариона, вынесенной на обложку очерка, он увидел те же звезды, Луну и Землю, как и тысячи лет назад. Но и звезды, и Луна, и Земля были при этом исполнены другого смысла. Так началось Новое время, и в новом мире живет с тех пор человек. Не за горами дни, когда мы снова проткнем головой свод господствующих мнений и увидим тех же людей, звезды и Землю, но это будет новый мир с новым назначением и людей, и звезд. И вот в таком новом здании мира бог не просто есть, он должен быть.
Глава 2. Размышления
Душа и непостижимое
Что есть человеческая душа? Отдавая дань ее способности перерабатывать информацию и «жить» в ее потоке, следует различать информацию, которой можно дать численное исчисление, перевести в байты и килобайты, и ту, что в них не переводится и неподвластна машинному интеллекту. Чувства и ощущения, проистекающие из биологического в нас, не говоря о новизне – одном из основных признаков информации, – питают мозг полнее и жизнерадостнее, чем абстрактная арифметика. За триумфом кибернетических устройств последних лет мы должны видеть не угрозу разуму, как это принято считать, но, напротив, достижение им своей цели – освобождение духа от рутинных обязанностей считать и мерить, и возможность обращения к чисто чувственной деятельности. Если численные способности разума можно сравнить с арифметикой, то чувственные события в душе – с высшей математикой, которую невозможно взвесить. Мы рождены не для того, чтобы, как маленький герой Г. Андерсена, складывать мозаику из льдинок, но чтобы любить и ненавидеть, иметь детей и испытывать страх за них, слушать кому Моцарта, кому городской романс, наслаждаться чревоугодием и бороться со своими желаниями и с другими людьми.
Мы никогда не узнаем и не поймем, как из неимоверного числа электрических сигналов и химических реакций между нейронами головного мозга возникает мысль – эта нематериальная субстанция, не имеющая измерения, существующая вне времени и пространств и способная править материальным миром. Нам остается принимать этот феномен за данность, может быть ниспосланную свыше, как уверяют некоторые, может быть недоступную нашему пониманию, как камню неприсуще восприятие себя. И какую бы связь мы не находили между активностью отдельных участков мозга и переживаемым в этот момент времени духовным состоянием, это не приблизит нас к пониманию чувственного переживания, хотя и позволит использовать опыт и воспроизводить желаемое состояние. Как тайна музыки не в звуковых колебаниях, но в том впечатлении, которое она производит на нас, так тайна мыслей и чувств не в нейронных реакциях или электромагнитных колебаниях, сопутствующих им, но в нечто большем, недоступном познанию.
Конец ознакомительного фрагмента.