Бог и сатана. Борьба продолжается
Шрифт:
Я подробно говорил об этом в другой своей работе (26), и потому сейчас коснусь только того, что нам интересно в данном случае. Итак, Роберт Монро договорился с одной своей знакомой о том, что, когда она будет проводить отпуск на берегу моря, он, выйдя за пределы своего тела, постарается войти с ней в контакт. Когда он действительно покинул тело, ему было достаточно просто подумать о ней, и он тут же очутился в каком-то помещении, которое напоминало кухню. Он увидел, что она разговаривала с двумя девочками. «Все трое о чем-то спорили, но я не слышал их разговора», – отмечает Монро. Он попытался как-нибудь привлечь их внимание, но все было напрасно: казалось, что никто никак не реагировал на его присутствие. Тогда, обратившись к своей знакомой, он спросил ее, сознает ли она, что в данный момент он находится рядом. «”Да, я знаю, что ты здесь”, – ответила она (ответила на ментальном
Итак, перед нами еще один случай параллельного существования двух видов коммуникации: на уровне обычного сознания и на другом уровне, совершенно не зависящем от сознания. Пусть здесь ситуация несколько иная, но если смотреть на все произошедшее лишь глазами его знакомой, то, наверное, вполне можно сказать, что здесь мы имеем дело с тем же самым психологическим механизмом. Вероятно, в нас есть нечто такое, что, не переставая быть нами самими, обладает определенной автономией, и, признав это, мы с большей готовностью примем результаты других, еще более удивительных экспериментов.
Сознание с первых минут жизни
А теперь поговорим о новых коммуникативных возможностях, которые открываются благодаря участию посредника. Один психотерапевт направил к Анне-Маргарите Вексье женщину, которая никак не могла освободиться от драматических переживаний, связанных с матерью. На первом сеансе она подробно рассказала о своих страданиях, а потом пришла еще раз – уже через семь месяцев, когда была беременной и ждала девочку. Это заставило ее вспомнить о той тревоге, которую она чувствовала еще до своего рождения, находясь в животе матери. Она не хотела, чтобы то же самое повторилось с ее малюткой, и теперь, не задумываясь, набрала на клавиатуре (причем все тем же странным языком, столь характерным для такой коммуникации) следующую невероятную просьбу: «Я даю ее вам, чтобы вы позвонили ей и передали дымок любви с женщиной жизни».
«У меня уже имелся опыт облегченной коммуникации с младенцами, которым было лишь несколько недель, – рассказывает Анна-Маргарита, – но я не очень понимала, как держать руку ребенка, который находится в матке! В это время я начала изучать возможность удаленного набора на клавиатуре. Могла ли я подумать, что зародыш способен отправить ментальное сообщение с помощью своей матери? Мать не меньше меня была удивлена таким предположением, но идея связаться с малюткой была такой соблазнительной, что мы решили попробовать.
«Что ты мне скажешь, малышка?».
«Гримируйся, мама, в жизнь жизни».
«Это действительно ты говоришь?»
«Да, считая, что я, быстро я играю с ласками жизни. Убедись, рифмует ли мама дар жизнь со смертью или жизнью. Вы направляете выбор в сторону жизни. Я дымок любви для мамы. Ведите маму к уверенности быть женщиной жизни. Я вулканизирую [усиливаю] любовью мать жизни…».
В результате такой коммуникации мать почувствовала необычайное облегчение. «Я была просто изумлена всем, что только что произошло, – признается Анна-Маргарита. – Как я смогла попеременно подключиться к ребенку и его матери? Всего-то и надо было, чтобы я направила свой ум к тому, с кем хотела вступить в контакт, – одним словом, чтобы я просто обратилась к нему» (28).
Но бывает и так, что на клавиатуре появляется сообщение, которое не имеет прямого отношения к пациенту, ассистенту или еще кому-нибудь, кто в данный момент находится рядом. Так, например, во время общения с опытными ассистентами Анна-Маргарита увидела, что она мало-помалу набирает такой волнующий текст:
«Умереть разве это прошло? Тяжело приступать к проблеме желать смерти. Я хочу убежать от смерти, и ты помогаешь мне жить. Единый со случаем созреть жизнью, я борюсь со смертью.
– Но кто ты, – спросила я внутри самой себя.
– Я маленький шалун [зародыш] смерти. Прикажи матери бежать от смерти. Папа назначает мешок жизни [матку] для смерти. Моя мать теряет своего ребенка. Я остаюсь присоединенным к смерти, если отец убивает меня. Согласие между мной и семьей – возможно ли?». Потом стало ясно, что речь, наверное, идет о зародыше, которому всего два-три дня (29).
Сразу же оговоримся, что мы не хотим никого винить, но нельзя и молчать о том, что такая коммуникация с эмбрионами действительно существует. Это заставляет вспомнить об очевидном факте, который порой намеренно игнорируют: аборт не имеет ничего общего с контрацепцией, и, отождествляя их, мы совершаем большую ошибку. Вот что говорит об этом Анна-Маргарита: «Все разговоры моих пациентов всегда о жизни и смерти. Они убедили меня в том, что уже самые первые клетки эмбриона наделены сознанием. Это кардинально меняет все наши представления о беременности» (30). Я не считаю нужным чрезмерно заострять внимание на всем том, что скрывается за такой коммуникацией (будь то общение на расстоянии, на языке, который неизвестен пациенту, или коммуникация с эмбрионом), но можно сказать, что, когда жизнь только зарождается, мы уже имеем дело с духом или сознанием, которое заявляет о себе еще до всякого усвоения языка – не важно какого! Понятно, что такое открытие встретит самое яростное сопротивление, но нельзя отвергать реальность только потому, что она нас озадачивает.
Надо признать, что мы имеем дело с явлениями, которые сразу же кажутся невероятными, да, признаться, я и сам отнесся бы к ним довольно сдержанно, если бы не видел многих людей (гораздо более сведущих, чем я), которые, потратив немало времени на изучение и практическую проверку этого метода, признали его вполне обоснованным и законным. К 2003 году в распоряжении Анны-Маргариты уже находилось более тысячи ассистентов и среди них более двухсот профессиональных терапевтов (31). Однако эти открытия не получили того резонанса, которого заслуживали. «Я общалась с дюжиной неврологов, – пишет в этой связи Анна-Маргарита – и каждый раз было одно и то же: они присутствуют на сеансе, говорят, что очень удивлены… а потом исчезают… Я больше не хочу тратить столько сил: ведь после многочасовых объяснений, после рассмотрения обильного доказательного материала дело кончается отказом. Я нужна своим пациентам, а в остальном – как получится» (32). Тем не менее общение с неврологами могло бы дать интересные результаты, если бы протекало в доверительной обстановке. Теперь, по крайней мере, мы знаем, что у взрослого аутиста участки головного мозга, отвечающие за узнавание (например, по голосу или выражению лица), не задействованы. Но надо идти дальше и постараться узнать, не связана ли эта дисфункция (по крайней мере, в некоторых случаях) с той реакцией защиты, которая возникает у ребенка (причем возникает очень рано, быть может, даже во время беременности матери – в результате тех восприятий, которые кажутся ему агрессивными).
В этой связи можно сказать, что в контексте всех наших знаний о том, что мы собой представляем, здесь, конечно же, речь идет о чем-то удивительном, в котором, однако, нет ничего демонического и особенно чудесного (если, конечно, не иметь в виду, что вся наша жизнь, все существование есть нечто чудесное).
И все-таки есть одно чудо – чудо неустанной и бескорыстной любви, всегда утешающей всех страждущих телом и душой. И тут маленькие израильтяне правы: «Я хочу жить в жизни твоего Бога любви», – печатают они на клавиатуре Анны-Маргариты (33).
Общение с умершими
Аутисты, с которыми работала Маргарита Векьсе, часто говорили о присутствии мертвых в их жизни и прежде всего о маленьких братьях и сестрах, умерших в результате выкидыша или аборта: они говорили, что те присматривают за ними и помогают им. Сейчас мы увидим, что общение с нашими умершими осуществляется и с помощью других средств, причем для этого вовсе не обязательно быть аутистом. Сразу уточню, что в отличие от многих собратьев-священников я совсем не считаю, что связь между нашим миром и миром «мертвецов», которую я так долго изучал (34), непременно свидетельствует или о необычном вмешательстве Бога (т. е. о той неслыханной привилегии, которая даруется некоторым святым), или о вмешательстве сатаны, который тем самым стремится еще сильнее сбить с толку бедных людей, каковыми мы являемся. Речь не идет непременно или о чуде, или о демоническом вторжении. В этой связи точка зрения Габриэле Аморта (экзорциста из Римского диоцеза) мне кажется слишком однозначной. Отец Эрнетти, весьма уважаемый ученый и экзорцист, которого я хорошо знал, не разделял ее. Ему были знакомы все опасности спиритизма, и он смело о них говорил (36), но в то же время учил проводить необходимые различия в данном вопросе. Он был очень рад, что мои книги на эту тему были переведены на итальянский язык, и просил прислать ему несколько экземпляров, чтобы некоторые собратья в Риме тоже могли их прочитать.