Бог ли каждый Творец?
Шрифт:
– Так кто же он?
– Йоханан. Тот, кто ныне солнца света лишен за то, что давал свет всем.
– Да? Слыхал я и о нем, только вот о солнце не было и речи.
– Для нас он есть.
– Похвально, раз так почитаете. И что же хочет он от меня?
– Не от тебя рабби, не от тебя. Мы просим тебя… Не поругай нас, вынуждены.
– Что у вас?
– Отправил нас он к Иешуа с вопросом.
– И что же?
– Нет дома, так говорит его родительница.
– И где же он? И в чем просьба ко мне?
– Мы знаем – дома он. Просите матушку его.
– Чего
– Страшится он. На поиск дан собакам след.
Рутра мысленно обратился к Рангиту: «Не мог бы ты в более внятную форму переводить их манеру изъясняться?» На его удивление Рангит не ответил. Рутра повторил обращение к нему. Снова молчание. По нему прошла легкая дрожь. Как-то не очень комфортно стало чувствовать себя одиноким в далеком чужом, хоть и полностью идентичном, но чужом мире.
– Кто дал его на поиск? – спросил Рутра, практически уверенный в ответе.
– Да тот же, что и брата нашего лишил зари и заката.
– Будь так. Так что же вы хотите?
– Спросить оного. Есть вопрос у нашего брата. Он хочет слово свое ему доверить, иначе зря все было.
– Ясно. Так ведь Иешуа и вел-то ту же речь почти. Всего лишь от имени своего.
– Ты знаешь точно это? Позволь спросить.
– Чего не знать-то? Не особо он скрывался. Хотя для вас, может, и скрывался. В городе особо он не вел речи.
– А где он вел-то? Приехал из чужих мест.
– Каких же чужих? Не сильно, вижу, вы его знаете.
– Не сильно.
– Ладно, пошли, – сказал Рутра им.
А сам подумал: «Даже если они шпионы, то страха мало. Если бы Ирод захотел схватить Иисуса, ему не нужно было бы таким путем выяснять, здесь он или нет. Он отправил бы стражников, и они ворвались бы в дом без спроса».
Подойдя близко к дому Марии, эти двое, друзья Иоанна, остановились. Рутра посмотрел на них вопросительно. Они тоже смотрели ему в глаза, только, как показалось Рутре, без мысли, с вопросом – что делать нам? Рутра не стал больше расспрашивать, в чем подоплека их поведения, пошел к калитке.
На его вызов вышла Мария, Иосифа уже не было в живых. Возможно, Рутра воспринимал ее с неким ореолом святости, с коим она предстает с самого детства перед нами, поэтому видел в ней необычную женщину. В свои 47 лет она сохраняла во взгляде ту девичью простоту, которую, пожалуй, в наше время не у каждой в начальных классах увидишь. Она вышла, увидев Рутру, улыбаясь, быстро приблизилась к калитке. По правилам тех времен – женщина не должна была разговаривать с чужими мужчинами. Только рабби и высшие представители власти исключались из этого списка. Рабби Иосиф из города Рамафы был удостоен чести диалога с ней не по вышеуказанной причине: он не входил в список чужих в принципе. Он был ей хорошо знаком, был другом и наставником ее сына; не раз Мария обращалась с просьбой отцовских наставлений к Иосифу.
Подойдя, она поприветствовала его, лицо ее светилось, потом, оглядевшись, шепотом сказала:
– Я стараюсь не пускать его в город, говорю, что нет дома.
– Приходили, искали его?
– Да, часто. Только желания большого найти его нет, видимо, у них. Лишь бы сказать: искали, спрашивали.
– Ты решила так?
– В дом не просятся зайти, проверить. Не говорят: знаем его здесь бытие. Хотят немного напугать, чтобы в город не выходил. Сын Елизаветин-то под смертью ходит, в руках у них.
– Вот он-то им тоже интересуется. Друзей прислал.
– Не знаю я. Раз ты ручаешься, тогда открою ему выход. Все мал он для меня. А вот Песах уже скоро, нужно пшено кидать в поле. Слово словом, а мацу просят тоже словом, месяц нисан ведь уже.
Рутра как-то не особо внимание уделил времени года, в котором оказался. Была весна, пора пахать и сеять. (Примечание эксперта: «нисан» происходит от аккадского «нисанну», со значением, толкуемым как «первые плоды». Являлся в еврейском календаре первым месяцем библейского года – где-то между мартом и апрелем григорианского календаря. Хотя, если быть точнее, в Торе он называется «авив».)
Следующие ее слова воздействовали на его слух – как ушат холодной воды на нежелающего оторваться от сладких ласк Морфея.
– Принесла ведь в свет его я в месяц исхода.
Рутра уставился на нее, расширив глаза, хоть и не было сказанное для него невероятной новостью, лишь навело на мысль: боги почему-то с завидным постоянством в легендах и мифах рождались 25 декабря, а реально – по весне. Да… и исход, и пост… Да уж, эпохи и верования меняются, а Земля как вертелась вокруг Солнца, так и вертится, соответственно, и процессы на этой самой Земле слагают эти верования, обычаи и традиции как жизненную необходимость. Весна – пора кидать зерно в поле. Весна – не ешь животных, иначе убьешь приплод их и погибнешь с голоду потом. Ну и басня: стрекоза и муравей… Только муравей тут, наверное, прообраз Авеля-землепашца – Каин убивал животных, был порицаем Богом (читай – природой, явно миф появился в языческом мире).
– Рабби, не страшно мне, скажи? – одернула она его, заметив, как он задумчиво смотрит мимо нее.
– Давай спросим, что ж хотят они, – сказал Рутра, резко посмотрев на нее.
– Ты веди речь. Мне не положено.
– Спрошу, сестра.
Он жестом позвал интересующихся поближе. Те подошли.
– И что ж хотим мы? Можете спросить ее, вот мать его.
– Мы знаем эту женщину, – ответил один из них весьма сухо.
Потом обратился к Марии:
– Мать наша, мать брата нашего, наш брат интерес несет к тебе, вернее, к сыну твоему.
– Слагай свой интерес, – ответила Мария не грубо, но строго.
– Хотим спросить его, тот ли он.
– Кого ж вы все видите в нем? Кого ж вы ищите-то все?
– Все разное, – начал он с волнением. – Кто недруга, врага, мятежника, а кто и брата, учителя и… – он остановился, не выговорив последнее слово, посмотрел на товарища, наклонился к нему и шепнул что-то.
Выслушав друга, тот посмотрел на Рутру, после на Марию и снова на Рутру, открыл рот, но не решался сказать. Рутра кивнул головою, как бы спрашивая. Тот нагнулся к Рутре и так же шепотом сказал: