Бог X.
Шрифт:
Шестнадцатилетний Сережа, живущий на Садово-Сухаревской площади, очень не любил своего папашу-пьяницу, который нигде не работал и заставлял его собирать по помойкам пустые бутылки. Папаша часто бил мальчика и практически не кормил, но зато кормил бездомных кошек, которых в его квартире развелось столько, что по ней нельзя стало быстро ходить. Ненависть между отцом и сыном кое-как сдерживала бабушка, но она угодила в больницу с дизентерией, объевшись щавелем, нарванном во дворе, и вот тут-то и возник Достоевский.
Сережа, не выдержав очередных побоев, поздним субботним вечером схватил на кухне топор для рубки мяса и огрел папашу по голове. Затем он принялся за дело,
Когда милиция схватила подростка, у него в холодильнике стояла полупустая кастрюля с бульоном из папы.
— Ты пил его? — спросили сыщики.
— Я — не людоед, — гордо ответил подросток.
Сережу отвели в тюрьму. После того, как его накормили арестантской пищей, он долго благодарил милиционеров, призвавшись, что уже давно так вкусно не ел.
666
В России и так всё держится на соплях; пойдешь против примет, страна окончательно рухнет. Советская власть официально воевала против суеверий — и что с ней стало? После ее смерти, вместо перехода к капитализму, начался бум оккультизма, триумф астрологии. Особые гонения открылись на сатанинское число 666 — символ апокалиптического зверя. В Москве, по просьбе православной Церкви, был переименован 666-ый маршрут автобуса, а пассажиры электрички Москва — Осташков, засыпав железнодорожное начальство письмами, добились изменения сатанинского номера поезда 666 на безвредный 604.
Борьба с сатанизмом пробудила к нему интерес. Возникли секты азартных осквернителей кладбищ. Денег на ночную охрану кладбищ нет, нужно только перемахнуть через забор. Тихое Рублевское кладбище на западной окраине Москвы стало жертвой погрома: кресты сбиты, памятники разрушены, могилы раскопаны.
— Осквернено 80 захоронений, — подсчитали милиционеры.
Сыщикам удалось поймать двух отважных сатанистов, испытующих божественное терпение. Их тела были разукрашены идеологической татуировкой: пятиконечными звездами.
— Коммунисты?! — растерялись милиционеры, у которых на погонах похожие звездочки, как привет от покойного СССР.
Но милиционеры ошиблись: пятиконечные звезды парней оказались перевернутыми — верный знак сатаны. Это — дети богатых коммерсантов, а наша милиция, хоть и верит в приметы, готова брать деньги хоть от самого держателя числа 666.
Любовь к детям
К трех годам тюрьмы приговорил московский суд 24-летнего отца, который продал своего двухнедельного сына за 200 руб. Сделка состоялась на Казанском вокзале, куда отец ребенка пришел с его матерью-проституткой. Пока мать, найдя клиента, зарабатывала себе на жизнь, ребенок описался и расплакался. Отец, тосковавший в зале ожидания, не знал, что делать, и тут одна добрая 22-летняя девушка по имени Ольга предложила перепеленать ребенка и даже купила ему молока. Отец чистосердечно признался ей, что сын ему не нужен, и Ольга решила купить его за 250 рублей и увести в свой родной город на Волге. Отец, подумав, отдал сына за 200, поскольку Ольга уже потратилась на молоко.
Каждый год в московских роддомах остается примерно 800 младенцев, от которых отказываются матери. В основном это женщины, приехавшие в Москву на заработки из бывших советских республик. Врачи пытаются убедить женщин не отказываться от ребенка, но боятся переусердствовать: одну мамашу убедили, она забрала ребенка, а потом заперла его в камере хранения на вокзале. Ребенок задохнулся.
Женщины, отказывающиеся от детей, ложатся в роддом без документов, под чужой фамилией. Подкидыши автоматически получают российское гражданство, остаются в Москве в детских домах. По закону в 18 лет им бесплатно предоставляется жилье. Вот тогда-то на новоселье к ним, бывает, приезжает незнакомая женщина:
— Здравствуй, я — твоя мама!
Гордое имя вора
Блатные песни несутся по летней Москве — народ делает музыкальный выбор в пользу хриплой, бесшабашной русской вольницы.
Блатные песни — знак парадоксальных ценностей, присущих русскому обывателю: страшась реальных воров и грабителей, которые потрошат его квартиру и угоняют с мукой нажитый автомобиль, он философски близок их мифологическим двойникам, пропивающим награбленное в дорогих кабаках с блядьми и черной икрой. Вор в русском национальном сознании — не преступник, а своеобразный диссидент, идущий против законов всегда ненавистной власти, которая тоже грабит, но с помощью не физического, а бюрократического насилия. «Вор в законе» — легендарный социальный статус, уважаемый авторами детективов и втайне милицейскими чинами. Вор никогда не соглашался быть «советским человеком», и потому его как тип возлюбила либеральная интеллигенция, вслушиваясь в стихи и песни своих кумиров, от Сергея Есенина до Владимира Высоцкого.
Дайте ворам амнистию. Она вплотную приблизит образ вора к любителям тюремного фольклора. Песня со страшной силой ворвется в жизнь.
Молитва
В нашем доме на чердаке живет Бог. Дом серый, доходный, в маленьком переулке, возле него растет старый тополь, который сломался пополам в очередную бурю, но неожиданно ожил, и теперь это — лиственный шар с толстой палкой ствола. Через реку, особенно ранним солнечным утром, хорошо слышатся объявления, с какой платформы и куда отходят поезда. Там Киевский вокзал.
Народ в подъезде очень смешанный, половину квартир заселяют коммунальщики, другую половину расселили, и к дому теперь подъезжают люди в хороших машинах. Логичнее в таком подъезде жить Карлу Марксу, который бы заново мог написать книгу о классовой войне, о том, что коммунальщики все ломают, воруют газеты из почтовых ящиков и очень сорят на лестничных клетках, но что это так полагается обездоленным. Зато богатые терпеливо и без надежды на успех все это чинят, убирают и ждут, пока коммунальщики свалят. Но бабки не хотят никуда ехать, мечтая помереть рядом с тополем.
Коммунальщики рано встают, на весь подъезд хлопают дверью лифта и едут на работу. Есть тихие квартиры, с фикусами, и — буйные, без фикусов. Там какие-то странные нравы, которые мог бы охотно описать молодой Максим Горький.
Но вместо Горького и Маркса на чердаке живет Бог. Его присутствие для жильцов подъезда настолько очевидно, что речь даже идет не о вере. Можно ли верить в то, что есть в непосредственной близости?
Именно из нашего подъезда Бог руководит всей вселенной и делает это ненавязчиво и незаметно, без бюрократии, не снимая у московских властей никакого офиса, даже персонального компьютера у него нет. Он, может быть, сам компьютер. Ему никаких помощников не надо. Он живет на чердаке, но не как бомж, а так нормально живет, только лифт до чердака не доходит, и надо один пролет подниматься пешком, а потом карабкаться по железной лестнице под потолок.